На склоне Машука

На склоне Машука

 

Вячеслав Левыкин

 

Зачем я когда-то стихи написал

о дне роковом и о месте дуэли?

О, Лермонтов, бедный! Я не понимал,

как грозно шумели кавказские ели.

 

Гроза бушевала, никто не спешил

к источнику с тёплой водой минеральной.

Грот Веры пустой, доктор водку глушил,

как будто он сам был поэтом опальным.

 

То карты, то сплетни, то Гёте труды.

Шамиль взбунтовался, дороги в засадах.

И не было доктору с истиной сладу,

от молний вблизи трепетали сады.

 

Позвали к убитому. Долго везла

двуколка убогая с возчиком сиплым.

Дорога всё в гору и в гору ползла.

Жалел, что оставил стакан недопитым.

 

И зонт не спасал, он промок до костей.

Нашли, господа, когда нужно стреляться!

Уж ждёт комендант о дуэли вестей,

чтоб в ставку отправились сводки реляций.

 

Смерть быстрой была. Что качать головой?

Взвалить на двуколку и в город вернуться.

На место дуэли сквозь дождь оглянуться.

Как молод был, господи! Боже ты мой!

 

Уже пелена, как сплошная стена,

подножье закрыла, завесила веткой.

И доктор дремал в мокрой клетчатой кепке.

Какая нелепая всё же страна!

 

Под утро вернулся он в заспанный дом,

со злостью допил потеплевшую водку

и долго стоял пред открытым окном,

смотрел и смотрел на казачью слободку.

 

Уехать бы в Мюнхен, в пивной посидеть

с друзьями из детства, открыть там больницу,

да денег не хватит. И надо терпеть

их русскую жизнь, когда следует спиться.

 

Грозу отодвинуло за Пятигорск,

сады отряхали и капли и вишни.

Эльбрус розовел, в дальнем мареве гор

он немцу мерещился старцем Всевышним.

 

Казак рыл могилу и песни орал,

Мартынов сидел под домашним арестом.

На грешной земле уже не было места

живому поэту – бессмертным он стал.

 

А немец всё думал: зачем же врача

не взяли с собой господа офицеры?

И было гораздо теплей, чем вчера.

Печорин у грота письмо ждал от Веры.