Старик и море
Когда я был стариком у моря, море просило слов,
мол, не волнуйся, будет тебе улов,
только поговори со мной, я в этой гавани одичало.
Когда небо было зернистым, рисовым, море просило мало…
…Морю стало стыдно, мол, я голодало, мне не хватало соли.
Я оставил рюкзак и снасти, промямлил: “сорри,
засиделся я, пора мне к своей старухе".
В страхе и голос дрожал, и холодели руки.
Море метнулось волной вдогонку, прошипело: “эй,
утопи старуху в корыте и возвращайся ко мне скорей,
не вернёшься к рассвету, я и само приду.
Встану над городом высоко, принесу беду” …
Я бежал, как последний трус, взял старуху, и мигом в аэропорт.
молча прощался с морем, первым спешил на борт.
Я смотрел свысока в рассвет,
как море глотает город, глотает и не жуёт.
Ощущал, как ветер качает небо, как врывается в самолёт.
убегая я знал, что море без сомнения меня найдёт…
ANSHE, «Опасные связи»
...море его нашло.
Встало на цыпочки, протянуло руки,
"Аве Ма..." не дослушало, не снеся эти стоны, муки.
Сгинули все. Потом говорили – была волна,
и будто глаза из нее смотрели, да пелена
веки прикрыла.
Виделось дно, песок.
И словно бы кости лежали друг другу наискосок.
Белые кости людей, серые – корабля
пальцы тянули к небу и жадный взгляд...
В живых остался один старик, море взяло лот.
Море затихло, море застыло в режиме The Silent Mode.
– Ты меня бросил, как зиму осень, я осталось одно.
Когда я одно, мне нужна опора, и я опираюсь о дно.
Но дно это мягко, безудержно шатко, слезами размыта твердь.
Поэтому я открываю темницу, – в темнице таится смерть.
Здесь козыри – черви. Голодные черви. Черви жаждут еды.
Ты жаждал свободы, старик, от моря, поэтому джокер – ты.
Бросил мне под ноги сотни тел – пиршество для акул,
я оттолкнусь от них упруго и снова в себя нырну.
Влюблённое море, старик, пьёт реки, ему берега – не стены, –
море злилось, – я ждать не умею, я не прощу измены.
Ты от меня сбежал, как кит, бросившийся на берег.
Ты закопал любовь в песок и обесточил веру.
К этой старухе своей ушел, к треснувшему корыту.
вены мои открыл ножом, сердце изрезал в сито.
Море стихало, умерив пыл, – помнишь мой запах, милый?
Море шептало, – ты ушёл. Я ведь тебя любило.
Знаю, ты голоден и ослаб. Может быть ты простужен?
Ну не дрожи, войди в меня и завернись поглубже.
Море качало стаи звёзд, в ухо ему дышало, –
я без тебя сяду на мель, мне тебя мало, мало.
Мало рассказов твоих и слов, мало бутылок рома.
Я тебя буду кормить, ласкать, я тебе буду домом…
Старик посмотрел на море, старик проскрипел от боли:
– Ты говоришь, – голодало? Тебе было мало соли?
Ты выпило реки крови, ты выпило слёз галлоны,
Ты горько от скорби и горя, ты дремлешь на смертном троне.
Я был тебе верным другом, мы выпили рома море,
мы поровну резали солнце, мы месяц пилили на доли.
Ты кожу мою просолило и голову в мел одело,
я жизнь разделил с тобою годами, душой и телом...
Прости меня, море. Море, ты вовсе не виновато, –
в тебе слишком много силы. До боли, до судорог с матом.
Я стар, отпусти меня с миром к старухе моей любимой.
Ты было её судьбою, ты стало её могилой.
И море его накрыло – внахлёст, с первобытным рёвом:
– Я было твоим началом, я стану последним кровом,
я буду беречь и помнить, грехи твои смою солью,
я было твоей юдолью, я влагою стану горней.
