Всё...

Однажды ты понимаешь, что это — всё:

Не трогает ни Цветаева, ни Басё.

Внимаешь, но вынимаешь сухой песок,

Меж пальцев немая стелется струйка строк.

 

Добавишь к замесу лёсс и слезинок клей —

Известно, чем больше слёз, тем катарсис злей.

Играешь на сожалейке печальный блюз,

Мол, Отче мой, пожалей-ка, рожать — боюсь!

 

И молишь истово, чтоб закричал, вдохнул —

Ведь в родах нет атеистов: их просто — нуль.

 

А он не кричит, и синий — ни мёртв, ни жив.

Ты медлишь, на пуповине, сомкнув зажим.

Поземкою зимней в горло вползает ком —

Не пахнуть глине ни кровью, ни молоком!

 

И вот на ладонях мертворожденный плод.

И вроде тронешь, из плоти и не урод.

И в гневе всё крошишь в щепки — посторонись!

Нет горя горше: рожать, а вслед хоронить.

 

Глядишь в пустоту, да в лёд зеркальных бойниц,

И зрит оттуда праматерь детоубийц...

 

***

и ты говоришь себе, что на этом — всё!

что хватит небес, пегасов, что ты — осёл!

что впредь не схватит ни бес, ни бог за ребро,

что станешь богат, как крез, презрев серебро.

 

бросаешь болеть, садишься вязать крючком,

вступаешь в соцсеть — "измерим, кто круче ком".

берёшь ипотеку, терпишь евроремонт,

сажаешь всем на потеху в саду лимон.

 

летишь отдыхать в запарке не в Тай, а в Рим

и рэперу в парке даришь словарик рифм.

 

***

и так пролетают кряду один за другим сто лет

весной наводишь порядок на даче в своем столе

сметаешь в корзину разом истлевшие в пыль листки

случайно краешком глаза цепляешь кусок строки

 

и вдруг спозаранку толкает кто-то в бок

и тахикардия морзянкой бьет в висок

катаешь прохладу во рту застыв в глотке

 

и чувствуешь сладость слова на языке.