В июне светлеет рано
В июне светлеет рано.
Москва укрывает плечи фиалковым покрывалом, вздыхает о всех, кто мечен, жмурит глаза устало и засыпает легче.
В июне светлеет рано.
Целует рассвет деревья, кресты в изголовье храма, людей, забывших про время и старые - в ребрах - раны, и кажется чуть живее.
В июне совсем не спится.
Шумят за окном машины, влетают в стекло синицы, которых мы упустили, на веках лежит тряпица из солнечной паутины.
В июне совсем не спится.
Бормочет ворчливо Тронский, теряются вновь страницы о войнах при Македонском, о фебовой колеснице и агамемновом войске.
В июне пишется проза.
Слова собираются в строки и пахнут зачем-то мимозой, вытяжкой из осоки и средствами от невроза, что лечит былые склоки.
В июне пишется проза.
На белых листах драконы свивают в пещерах гнезда и пишут свои законы, не верят чужим угрозам, воруют цветы с балконов.
В июне уходят фейри.
Уносят с собой шиповник, тоскливые птичие трели, дожди, что идут во вторник, и прячут свои свирели в сирени у колокольни.
В июне уходят фейри
И, выпив немного чая, лепят трехлистный клевер на выбранные случайно подъездные старые двери, так метят людей, приручая.
И люди уходят следом,
На плечи рюкзак закинув; как в плащ, обернувшись пледом, становятся чуть другими и тихо ведут беседы с гранитными мостовыми.
А люди уходят следом
По следу из старых писем, по крошкам ржаного хлеба, по взглядам медово-лисьим, идут до упора в небо по строкам из старых писем.
*** Для нас лето вяжет капканы на тонких рябиновых спицах.
В июне светлеет рано. В июне совсем не спится.
Москва укрывает плечи фиалковым покрывалом, вздыхает о всех, кто мечен, жмурит глаза устало и засыпает легче.
В июне светлеет рано.
Целует рассвет деревья, кресты в изголовье храма, людей, забывших про время и старые - в ребрах - раны, и кажется чуть живее.
В июне совсем не спится.
Шумят за окном машины, влетают в стекло синицы, которых мы упустили, на веках лежит тряпица из солнечной паутины.
В июне совсем не спится.
Бормочет ворчливо Тронский, теряются вновь страницы о войнах при Македонском, о фебовой колеснице и агамемновом войске.
В июне пишется проза.
Слова собираются в строки и пахнут зачем-то мимозой, вытяжкой из осоки и средствами от невроза, что лечит былые склоки.
В июне пишется проза.
На белых листах драконы свивают в пещерах гнезда и пишут свои законы, не верят чужим угрозам, воруют цветы с балконов.
В июне уходят фейри.
Уносят с собой шиповник, тоскливые птичие трели, дожди, что идут во вторник, и прячут свои свирели в сирени у колокольни.
В июне уходят фейри
И, выпив немного чая, лепят трехлистный клевер на выбранные случайно подъездные старые двери, так метят людей, приручая.
И люди уходят следом,
На плечи рюкзак закинув; как в плащ, обернувшись пледом, становятся чуть другими и тихо ведут беседы с гранитными мостовыми.
А люди уходят следом
По следу из старых писем, по крошкам ржаного хлеба, по взглядам медово-лисьим, идут до упора в небо по строкам из старых писем.
*** Для нас лето вяжет капканы на тонких рябиновых спицах.
В июне светлеет рано. В июне совсем не спится.
