Иосифу Уткину

ИОСИФУ УТКИНУ

 

Хоть и не вслух, но вольно и крылато

Ты Лермонтова в небесах читал,

И рухнул в самолёте на Карпаты,

И всё смешалось — люди и металл.

 

Перед уходом, говорят, мелькает

Вся жизнь перед глазами. Может быть.

Но ты не верил, чтобы вдрызг о камни —

Всё то, чем ты любил дышать и жить.

 

Старушка мать, уже подслеповато

Читающая письма, сёстры, строк

Клокочущий поток — чтоб о Карпаты

Разбил какой-то грубый глупый рок...

 

Как голос твой гремел по людным залам!

И Маяковский, побледневший аж,

Встал над людьми, попридержал, сказал им:

«Вот это настоящий, русский, наш!»

 

Не знал кумир тех лет бурлящей лавы,

Что в школе классы ты прошёл не все,

И как читал ты книжки, Боже правый,

Кружась в житейском гиблом колесе.

 

И как смотрели на тебя, красавца,

Армады почитательниц святых,

И лишь одной, кому был рад признаться

В любви, — ничуть не нравился твой стих.

 

Тебе бы на Парнасе русском место,

И даже власти прочили его.

Но ты ушёл. И вот до Бухареста

Подстёгивал Пегаса своего.

 

И вот, и вот, и вот в хребет Карпатский,

Как эпиграмма, впился самолёт.

А мать-старушка, с горькой болью адской,

С войны, с Победой, сына ждёт и ждёт.

 

И сослуживцы и друзья поэта

Взамен тебя писали письма ей.

И только ложь кощунственная эта

Продлила матери с полсотни дней.

 

Рассказывают, что тогда в Карпатах

От гибельных руин невдалеке

Нашли тебя, поэта и солдата,

С раскрытой рваной книжкою в руке.

 

Игривый ветерок трепал страницу,

А там — под ясного заката медь —

Стихотворенье раненою птицей

Так рвалось в небо синее взлететь!

 

«По небу полуночи ангел летел

И тихую песню он пел,

И месяц, и звёзды, и тучи толпой

Внимали той песне святой...»

 

1.10.11 г., день