ПУТЬ К СОВЕРШЕНСТВУ ВЕЧЕН! (моя публикация в Сан-Франциско. США)

Путь к совершенству вечен!
Вячеслав Егиазаров живет в Ялте. Член Союза российских писателей, дважды лауреат Государственной премии Республики Крым (1998 г., 2006 г.). Лауреат литературной премии им. А.С. Пушкина (2011 г.). Лауреат литературной премии им. А.П. Чехова (1998 г.). Лауреат литературной премии им. А.И. Домбровского (2006 г.). Лауреат Международной литературной премии им. В. Коробова (2013 г., Москва). Награжден почетной грамотой СМ Республики Крым за большой вклад в развитие литературы Крыма (2000 г.).
 
 
Posted By: Вячеслав Егиазаровon: January 16, 2019
 
Автор девяти книг: «Сбудется доброе» (1986 г.), «Музыка названий» (1997 г.), «Ветка омелы» (1998 г.), «Бегство талой воды» (2003 г.), «Белые чайки на белом снегу» (2005 г.), «Планета Крым» (2010 г), «Крымский дивертисмент» (2016 г.), «Профиль Ветра» (2017 г.).
 
ЯЛТА
 
Есть у сердца особая веха,
 
свой надежный заветный причал,
 
в этом городе хаживал Чехов,
 
в этом городе Горький бывал.
 
В порт не зря за толпой каботажных
 
иностранные входят суда.
 
В этот город приехав однажды,
 
будешь снова стремиться сюда.
 
Я брожу по приморским аллеям,
 
тропкам горным, знакомым уже,
 
в этом городе как-то вольнее
 
и смелее живется душе.
 
В синей дымке очнется Ай-Петри,
 
покачнется вдали Аю-Даг,
 
в этом городе с детства окрепли
 
верность дружбе, характер и шаг.
 
Разве можно представить по карте
 
восходящего солнца лучи?
 
В этом городе дворики в марте
 
заметает метель алычи.
 
А когда расцветают миндали
 
и глициний взорвутся мазки,
 
в этом городе дальние дали
 
так немыслимо станут близки.
 
В море плещутся звезд уголечки,
 
волны в небо взлетают, лихи,
 
в этом городе все уголочки
 
разобрали поэты в стихи.
 
Да и я ведь недаром из слов вью
 
эти строки под шелест и звон.
 
В этом городе первой любовью
 
возвеличен я был и спасен
 
от печали, от пьянства, от боли,
 
от никчемных компаний, от слез –
 
в этом городе йода и соли,
 
в этом городе солнца и звезд…
 
НА САРЫЧ!..
 
На Сарыч! На Сарыч! На Сарыч!
 
Цикады не звонче гитар!
 
Стрекозы, как будто Икары,
 
летят на пылающий шар!
 
Поедем на Сарыч! Дай руку
 
на счастье!
 
Надежнее с ним!
 
И мы там откроем друг другу
 
все то, что на сердце храним.
 
И ветер, и волны, и солнце,
 
и контуры скал там резки,
 
там если и есть незнакомцы,
 
по духу они нам близки.
 
Там воздух полынью пропитан,
 
там чужды и чванство, и грим,
 
там станет любой неофитом
 
религии солнечной –
 
Крым!
 
Девчонок возьмем! Пусть узнают,
 
что стоит пожить на краю!
 
Пускай не в подобии рая,
 
пускай побывают в раю!
 
Поедем на Сарыч!
 
На Сарыч!
 
Как будто в Элладе седой,
 
овец золотые отары
 
там холит чабан молодой.
 
И море! – без края, без меры,
 
палатки полощется край,
 
на ветки – шальные безмены –
 
куканы с кефалью цепляй!
 
На Сарыч! На Сарыч! На Сарыч!
 
Кремневая мреет гряда!
 
Мы даже и в мыслях не стары,
 
душой – молодые всегда!
 
И ласточкой – в воду! Загары
 
такие!
 
Вся бронзова стать!
 
На Сарыч!
 
На Сарыч!
 
На Сарыч!
 
Айда рюкзаки собирать!
 
ПТИЦА МОРСКАЯ
 
Птица морская, ныряльщица долгая, тварь,
 
с неба упавшая в хлябь в полоумной отваге,
 
краток запас моих знаний и беден словарь,
 
чтобы тоскующий крик твой возник на бумаге.
 
Стрелка секундная круг завершает второй.
 
Вынырни! Вытянись! Клювом голодным полязгай!
 
Брызги летят и кусают, как бешеный рой
 
ос ошалевших, соленых, февральских.
 
Где таких ос я увидел?.. А здесь, возле бун,
 
штормом разбитых, где мусора всякого залежь.
 
Бьются в истерике волны о черный валун,
 
если уж очень надолго ты в них исчезаешь.
 
Птица морская, разбойница тощая, тать,
 
вижу, как тщетно твое в этой хляби нырянье,
 
беден словарь мой, чтоб крик этот словом назвать.
 
Может, рыданье? Не знаю. Быть может, рыданье…
 
СКАТЫ СУМРАЧНО
В ГРОТАХ КОЛЫШУТСЯ
 
Обожаю тебя, мое синее!
 
И спокойное!
 
И неистовое!
 
Прихожу к тебе, как на исповедь.
 
Причащаюсь тобой.
 
И сильный я!..
 
А когда море в солнечном блеске
 
и в предгорьях цветет миндаль,
 
я на «ультру» – прозрачную леску –
 
из волны вывожу кефаль.
 
Скаты сумрачно в гротах колышутся,
 
Жак Кусто опускается к ним.
 
Голос моря приборами пишется –
 
объясним ли он?
 
Объясним?..
 
Там прозрачны глубины мерцающие,
 
там акул невесомый полет,
 
и медуз хоровод замирающий,
 
и в зеленой дали пароход.
 
Там мальчишка в щемящем забвении
 
бродит возле шаланд рыбаков
 
и бубнит с фанатичным рвением
 
неуклюжие строки стихов.
 
А правее, у стен равелина,
 
прянет в небо – ракетою в синь! –
 
и застынет на миг – а ф а л и н а, –
 
самый умный на свете дельфин!..
 
БЕЛЫЙ САЛЮТ
 
Кисти акации белой полны
 
пчел и шмелей, и, скажите на милость,
 
словно бы пена веселой волны
 
двор захлестнула и в окна вломилась.
 
И пораженным жильцам не до сна,
 
звезды и те удалились степенно;
 
крыши сараев накрыла волна,
 
с ходу лизнув и балконы, и стены.
 
Юной заре уступает восток,
 
и удивляюсь я, встав спозаранку:
 
в белой акации птичий восторг
 
глушит практичных ворон перебранку.
 
И заспешил отдыхающий люд
 
к пляжу, и чайки над морем повисли,
 
а в небесах, словно белый салют,
 
белой акации плещутся кисти.
 
ПОСЕРЕДОЧКЕ ЖИЗНИ
 
Мне по-всякому было в Отчизне,
 
где суровей была, где добрей,
 
и стоит посередочке жизни
 
что-то главное в жизни моей.
 
Понимаю, никем от ошибок
 
застрахован не может быть путь,
 
и слежу я движения рыбок
 
серебристых и юрких, как ртуть.
 
Я искал утешений у моря,
 
их всегда приносило оно,
 
и стоит посередочке горя
 
вера в лучшее, как ни смешно.
 
Не сберег ни друзей, ни любимых,
 
был испытан тюрьмой и сумой,
 
время мчится, но вовсе не мимо,
 
а в судьбе остается со мной.
 
Что ж, давай, возвеличь, исковеркай,
 
но в стране голубых нереид
 
над простором Форосская церковь
 
Воскресенья Христова парит.
 
Восхитительна жизнь и нелепа,
 
средь потерь что-то все же обрел,
 
и стоит посередочке неба
 
над Байдарской долиной орел…
 
ПУТЬ К СОВЕРШЕНСТВУ ВЕЧЕН!
 
Да не терзай рояль ты
 
хоть несколько минут:
 
в кварталах Старой Ялты
 
скворцы концерт дают.
 
Открой окно. Послушай
 
в мелодиях весны
 
трепещущие души
 
солистов записных.
 
Цветут каштаны в парках,
 
бесчинствует сирень;
 
не зря вороны каркать
 
стесняются весь день.
 
Стрижи в лазури зря ли,
 
резвясь и хлопоча,
 
несутся по спирали
 
скрипичного ключа?
 
А ласточки, как ноты,
 
слетелись к нам с высот.
 
Да не печалься, что ты,
 
рояль тебя поймет.
 
Путь к совершенству вечен!
 
И по календарю
 
еще, заметь, не вечер,
 
не вечер, говорю…
 
 
 
ДЕЛЬТАПЛАН
 
Н.С.
 
Красив, как молодой Дантес,
 
и нагл, как уличный повеса,
 
спустился дельтаплан с небес
 
и приземлился возле леса.
 
И ты к нему через опушку
 
помчалась в солнечной росе;
 
был гениальным день, как Пушкин,
 
и это понимали все.
 
Но мне тревожно стало все же,
 
себя я уличил в грехе:
 
метафорам таким негоже
 
соседствовать в одном стихе.
 
Не зря ж – с какой такою целью? –
 
вдруг ветер северный подул
 
и гулким выстрелом дуэльным
 
гром отдаленно громыхнул.
 
О Натали, Наталка, помни,
 
поэт – любой! – в душе пророк,
 
и потому-то нелегко мне
 
от мной же выдуманных строк.
 
Но взмыл, треща, летун цветистый,
 
поплыл он к облакам, звеня;
 
ты возвратилась и повисла,
 
смеясь, на шее у меня.
 
Садились на цветы стрекозы,
 
скользила дельтаплана тень,
 
и гроз далекие угрозы
 
не омрачали больше день…
 
ПОРА ОБНАЖЕННОЙ ДУШИ
 
Унылая пора…
 
А.С. Пушкин
 
 
 
Падают листья. Стынет залив.
 
Словно длинноты в скучном рассказе,
 
волн утомленных речитатив
 
однообразен.
 
Осень. Пора поменять гардероб.
 
Надо – а это уже на засыпку! –
 
быть оптимистом, блин, чокнутым, чтоб
 
эта пора вызывала улыбку.
 
Падают листья. Цены растут.
 
Деньги как листья! Их меньше и меньше.
 
Стынет залив, обнажен и продут.
 
Стынут глаза озабоченных женщин.
 
Осень. Пора полоумных дождей.
 
Значит, пора, что вполне очевидно,
 
вновь привыкать к монотонности дней,
 
серых деньков, за которые стыдно.
 
Выйдешь ли к морю – морось, печаль.
 
К лесу пойдешь – та же морось, тоскливо.
 
Крик журавлей, улетающих вдаль,
 
крик сиротливый.
 
Осень. Пора подбивать барыши.
 
Мягко мело, да замешано круто.
 
Это пора обнаженной души
 
насмерть инфляции ветром продутой.
 
Эта пора быть другой не смогла.
 
Я ль виноват в невеселости строчек?
 
С гор опускается серая мгла.
 
Дни все короче…
 
 
 
ВОЗРАСТ
 
Если забросить удочки и половить у дна,
 
клюнут кефали шустрые – сколько уже клевали!
 
Жизнь моя непутевая только сейчас видна,
 
возраст – гора высокая, холодно на перевале.
 
В молодости не думал, как одолеть подъем,
 
тем она восхитительна – лучшая из скалолазок!
 
Если шагами памяти вновь этот путь пройдем,
 
то и поймем рождение мифов, легенд и сказок.
 
Сколько там наворочено, сколько зигзагов там.
 
Зябко в ущелье сумрачном, не обзавелся мехами.
 
Вы уж меня простите, если собьюсь, мадам,
 
разве про все поведаешь прозою и стихами?
 
Стену вижу отвесную – скальный сплошной массив, –
 
это не я ль там в старенькой, виды видавшей штормовке,
 
словно паук распластанный, цепок и некрасив,
 
вверх продвигаюсь медленно, боже мой, без страховки?..
 
А на вершине ветрено, боязно глянуть вниз,
 
спуск – он всегда опаснее, ступишь – мороз по коже:
 
столько мной наговорено глупых, смешных реприз,
 
что напоследок, кажется, и пошутить негоже…
 
Вячеслав ЕГИАЗАРОВ
 
Моя американская публикация - Сан-Франциско: