Сгущёнка
Кто не обожал в детстве сгущённое молоко! В моё советское детство оно было необыкновенно вкусным. Его сладкий, совсем не приторный, сливочный вкус просто не передать словами. Железные баночки с синими этикетками всегда дразнили детей на полках магазинов. Дети, показывая пальцами на эти баночки, всё время канючили, умоляя взрослых: «Купи, купи…»
А развесное, которое покупали в трехлитровые банки… ммм… нальёшь в блюдечко и макаешь в него хлебушек, припивая чаем - кстати, таким же сладким, как и сгущенка…
Недаром отец всегда меня спрашивал, видя моё умилительное лицо: «Одно место не слипнется?» «Не-а»,- отвечала я, закрывая от блаженства глаза, слизывая с рук остатки сгущенного молока, густо накапавшие с хлеба не только на руки, но и на стол. Со стола с тем же блаженством и так тщательно слизывалась вся сгущёнка, что тряпка после этого была и не нужна.
А с блинчиками или оладушками? А проколоть баночку с двух сторон и вливать в себя это сладкое и тягучее чудо? Да что тут говорить… вкуснятина неимоверная…
И вот однажды отец принёс домой целый ящик таких желанных маленьких железных баночек с синей этикеткой и строго-настрого запретил брать без разрешения…
А в гости ко мне пришла одноклассница Верка. Верка была двоечницей, и учительница, в качестве шефской помощи, попросила меня помогать ей с уроками. Мы жили в одном квартале, вот и досталась мне такая нагрузка. Вообще-то Верка хорошая, но какая-то… непонимающая… объясняешь ей, объясняешь… я так уставала с ней! И в этот день, вдоволь наигравшись (ну их, эти уроки!), я решила напоить гостью чаем, но… ящик со сгущённым молоком предательски стоял на стуле и был открыт… видно, что в нём лежит. Глаза Веркины алчно разгорелись. Руки потянулись к ящику.
- Нельзя,- сказала я и погрозила ей пальцем, - мне запретили брать сгущёнку без разрешения.
Но Верка, запыхавшись от возбуждения, начала мне говорить, что запросто может выпить сразу десять банок сгущёнки без воды и хлеба. Щёки её пылали.
- Врёшь,- сказала я ей,- десять банок никто не сможет.
- Спорим! Спорим?! - закричала она.
- Спорим, - в азарте ответила я,- я тоже смогу. На чё спорим?
- А ни на чё! На принцип, что я не вру! Я тогда ещё пять выпью…
Мне стало страшно - это ж почти весь ящик, а я сколько выпью?..
Неотвратимость наказания была налицо. Но азарт уже владел нами обеими.
И мы принялись за дело. Пробивая дырочки с двух сторон, пили… пили… пили… Уже на четвёртой банке у меня помутилось в голове и затошнило… Взгляд стал мутным. Через муть в глазах я видела, как у Верки банки только отлетали в мусорное ведро: четыре, пять, шесть… Баххх! Верка упала на пол… На седьмой банке, к которой тянулась с пола её рука, я немного пришла в себя, выпив огромную отцовскую кружку воды из-под крана. У Верки глаза стали масляными, рот в сгущенке, сгущёнка на форме, волосы и бантики растрепались и тоже местами слиплись от накапавшей с рук сгущенки… Я уж не говорю про пол возле кухонного стола и мусорного ведра… Верка еле дышала, но была счастлива…семь, во…
Не знаю, сколько бы ещё продолжалась наша оргия, но пришла моя мама…
Ох, и влипло же мне!!! Верку мама отпаивала горячим чаем и заставляла совать пальцы в рот, чтобы выгнать из внутренностей всё, что она с таким вожделением влила в себя. А мне наподдавала подзатыльников и поставила в угол…
Вечером расстроенный отец, а это был подарок ему от организации за хорошую работу (он надеялся, что сгущёнки хватит хотя бы на полгода), всё пытался гнать маму к Веркиной матери за компенсацией съеденного. На что мама только вздыхала и отвечала: «Ну какая компенсация! Хорошо, хоть жива осталась. Могла ведь и отравиться. Не рассчитались бы с родителями», а в мою сторону летели оскорбления, типа «Балда!».
Конечно, балда! С того случая и до сих пор сгущенку я ем дозированно: одну-две столовых ложки, больше не могу - мутит…
