Birds
Пустыня ширится сама собою: горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит!
Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»
I.
Без азарта тасуя колоду, паля года,
будто спички – ты знаешь, что никогда
не исправится то, что срослось – без наркоза – криво.
Ад приходит за каждым; в нём сходятся все пути,
двери тронь – и мечты разлетаются стаей птиц,
синих птиц, тонкошеих, угрюмых и молчаливых.
И тебе бы махнуть, улыбнуться: «Пускай живёт!» –
но ты слишком упрям, за тебя говорит ружьё –
ты стреляешь им вслед, будто в тире – спокойно, метко,
чем-то выше ума понимая, что это – всё…
В море высыпав дробь, растранжирив иллюзии, как монетки,
неживое прозрачное тельце сажаешь в клетку –
и пускаешь по волнам, надеясь, что бог спасёт.
II.
Легионы теней с воем носятся по двору.
Догорает фонарь, звёзды тянут обрубки рук –
жуть вино обращает в вину, в горсть медяшек – веру.
Бездна смотрит – и рыбой всплывает в тебе ответ:
всё живое стремится к огню; если Бог есть свет –
то во тьме пожелаешь хоть Данко, хоть Люцифера.
Поджигая догматы и судьбы, миры губя –
пусть осветят хоть пядь и покажут тебе тебя,
будут рядом, пока на высотки рассвет не брызнет…
Без тепла, без любви – ты уже проиграл войну:
ночь тобой прирастает, пластает, несёт ко дну,
не оставив ни маковки смысла, ни капли жизни.
III.
Мрак смыкает объятия, давит чугунной гирей.
Пустота прорастает из сердца, пустыню ширя,
сквозь незрячие веки сияет луны обол,
растекаясь в крови мелко колотым жгучим ядом…
Скрип уключин в окне, холод волн, хриплый шёпот рядом:
«Эй, топляк, отвечай – что ты можешь, куда ты шёл?»
Безымянным, бесплотным, как пёрышко в мёртвых водах –
сделать шаг, отпустить что-то хрупкое на свободу –
может быть, самый лёгкий он, этот последний бой…
Гаснут в иле последние отблески чувств и лица,
в клетке рёбер стучит в скорлупу алым клювом птица,
обещая, что горечь и страх заберёт с собой.