Глинтвейн

До дна, мой милый.

Это мутное стекло растворяется гвоздикой.

Я в симфонии дождя, в воспоминаниях о лете

бледноликом.

И в голове моей поникшей

лишь ворох на ветер брошенных слов.

До дна, прошу тебя.

Страна великая

не разрешит освободиться от оков.

Покажется ли мигом

любовь?

⠀

До дна, мой родной.

Я знаю, немного горчит серебром,

извивается в горле сомненьями,

царапает, словно кошка, забывшись,

лижет когтями кожу.

Пахнет корицей

и столовым вином.

От него я всегда становлюсь

слишком нежным.

Похоже,

ты тоже.

⠀

До дна, до невозможности

мне тошно предаваться каждый раз забвенью.

И греет костёр так мягко признания,

будто хранит их,

как хранят до гроба молчание –

так безалаберно и пошло.

До дна, чёрт подери,

чтоб полыхало огнём,

осенней листвой,

одиночеством.

⠀

До дна. До сна животворящего.

Мне кажется, я не проснусь.

Укрою ноги тёплым пледом

и задумаюсь:

вернусь ли я,

как в прошлый раз,

на те круги своя?

⠀

«До дна», — себе я говорю.

⠀

До дна.

⠀

Глинтвейн

Октябрь, 21'20

Слова — Adam Kesher