Вороний гвалт на полевой меже
Вороний гвалт на полевой меже,
Быть может падаль теребят. Вот скука.
Осенний, безупречностью, сюжет,
Но радует, что это только звуки.
Спустить собак на стаю воронья:
— Ату, лохматые, гони их в шею!
И захрустит под лапами стерня,
Помчатся псы, без поводка дурея.
Навеяло. Утих вороний крик,
Вновь за окном июльский пыльный вечер.
Тяжёлым стоном половицы скрип
Все семь шагов к столу в уме отметил.
Её письмо, надушенный конверт,
Прочитанное трижды, каждодневно.
Давно лежит написанный ответ,
Но пусть поверит, старикашка вредный.
Граф улыбнулся, а она мила,
Лариса Павловна — очарование
И как строга, нарочито, в делах,
Так, будто бы сам генерал во звании.
В нём был уже, не как тогда запрет,
Наложенный табу на их знакомство,
А большее, что проливало свет
На тонкий мир прекрасной незнакомки.
Игрок и мот, наследство всё водой
Ушло из рук, сквозь пальцы просочившись,
Порой прекрасной, дерзкой золотой.
Судьбы скитальцем и в опале числясь,
Не ожидал женитьбы. Мезальянс.
Из деловых, желают породниться.
Фарфор, стекло, керамика, фаянс,
Высокого полёта хочет птица.
А преподал то дочку, преподал,
Что коробейник в праздный день шкатулку.
Всё намекал на личный капитал,
Расписывая у купчихи пульку
И проигрался крупно неспроста,
Хитрит, всучив залог вперёд, авансом.
Эх, суета сует и маета,
Что ж, девицу он понимал прекрасно.
… Я заклинаю вас, любезный граф,
Не соглашайтесь папеньке в угоду!
Он говорил у вас добрейший нрав,
Поверьте, я вам буду непригодной!
Не делайте несчастными себя,
Меня, я не люблю вас, это важно.
Стоять в венце у алтаря, скорбя
И видеть в муже образину фавна.
Прошу же, откажитесь слова, граф.
Решение не будет стоить чести.
Любовь не может быть за это зла,
Вы встретите ещё свою невесту.
Простите несколько сумбурный слог
И прямоту в словах при изложении.
Молю, отец не должен видеть строк
И даже знать об этом обращении.
Наш друг потёр в раздумии виски.
Хоть в карты взял, но будто стался должен.
Э нет, старик, решил зажать в тиски,
Неволей брать жену никак негоже.
Что же поделать, этакий афронт,
Оброс долгами, словно мол ракушкой.
Женитьбой можно выправить урон,
Но о такой затее думать душно.
А ежели признать, что тот бастард,
С ним поделить свой титул, вот решение,
Да заодно вернуть долги в ломбард
И лучше закладную на имение.
Довольный граф уселся на диван,
Его отец был слабый к женской юбке.
Решая, как ловчей внедрить свой план,
Зажал в зубах мундштук любимой трубки.
На следующее утро, в будний день…
Представим графа, как-то неудобно:
Его сиятельство Андрей Петрович Н.
С запискою отправил мажордома
К Павло Сергеичу, назначить час,
Удобный для беседы в личной встрече.
И горничной отдал кивком приказ,
Подать на завтрак чай и чашку с гречей.
Ревякин был чуть свет уж на ногах,
Павло Сергеич с детства, ранней птахой,
С мужицкой хваткой в начатых делах,
Любил сам превнести во всём уставы.
Прочтя записку, скрыл в прищуре блеск,
Для дела польза с графьями сродниться.
Лариска, что он скажет то и съест,
Покочевряжится, глядишь смирится.
С обратной стороны вписав ответ,
Делец вернул посыльному бумагу,
С ухмылкой: против денег силы нет,
Решив, что, наконец дождался знака.
В назначенное время, как в приказ,
Павло Сергеич подошёл к подъезду,
Оставив у ворот свой тарантас,
Готовый на серьёзную беседу.
Андрей Петрович встретил гостя сам,
Чуть сдержано, но всё же улыбаясь.
Они намного не сходились по годам,
Но взгляд ловил, кто здесь простой, кто барин.
Граф начал:
— Пал Сергеич, не секрет
Что сватовство Ларисы, это повод,
Желание пробиться в высший свет.
Я предлагаю титул без уловок,
Стать незаконнорожденным отцу,
Он вам скажу был ловелас отменный.
Не возражайте, вижу по лицу!
Представим так, что было измены.
Папа' был молод и в любви горяч,
Но мезальянс и не посмел жениться.
Отец ваш, слыша девы безутешный плач,
Став добрым ангелом спасает честь девицы.
Я всё улажу, есть его письмо,
В нём покаяние, но не отмечен
Ни адресат, лишь год. Цена — долг мой.
И согласитесь, план сей безупречен.
Вот это граф! Вот это поворот!
Ревякин вёл повозку мимо дома.
Не так и прост, чтоб ложить пальцы в рот!
Тпру, стой сказал, куда везёшь, кулёма!
Не удержался, всё пересказал,
Дочь мудрая на разные советы.
И граф должно быть плохо в ночь ту спал,
Впечатанный, как муха на газете.
Но Пал Сергеичу идея, словно гвоздь,
Саднила, не давая жить в покое.
Скупил долги, где дали графу в рост,
Не слыша дочери, что метит на чужое.
Она была возмущена весьма,
Отложив вышивание и книги,
Свой взгляд перенесла на лист письма.
Ну вот, читатель, и конец интриги:
… Андрей Петрович, как же это так?
Как это низко, выдумать такое?
Не сумасбродство, не какой пустяк,
А память близких в грязь, что есть святое?
Не унижайте титулом отца,
Из-за нужды утратив человечность.
Не верю в вас увидеть подлеца,
Надеюсь, вам важнее честность.
Я долго думала, как лучше тут помочь,
Вы знаете, нет чувства по расчёту.
Но добродетель жертвенности дочь,
Не чужда человеческой природе.
И выбирая меньшее из зол,
Позвольте мне вам подарить надежду,
Что с вами разделю и кров, и стол.
Забудьте про письмо, что было прежде.
