Последний герой
Он выживет, устоит. Это такое правило.
Без исключений, отступлений и толчка ангелом,
Это проверка на правильность выполненных задач,
Кем-то поставленных целей, статистика неудач.
Поначалу, засыпать в течении трёх часов,
Потом, как обязанность, эфир зловонных голосов,
Кем-то выдуманных углов
В широком круге событий.
И жить автостопом по квартире,
Жить и умирать на последней цифре – четыре.
С легкостью его вечерами начнёт крыть,
Бледное лицо, тяжёлые свинцовые глаза, и рыть,
Копаться, искать в себе причину проигрыша партии
Он – единственный отстающий от их доблестной гвардии.
Один из немногих, у кого на душе голодный волк:
Воет на любовь, рычит на людей, и всё же одинок,
Чистит номера в книжке, удаляет друзей из сети,
Будет смотреть в одну точку и пытаться найти…
Выживет, устоит. Просто нужно попытаться умереть.
Руки с утра дрожат, нервы ник богу, ни к чёрту,
Губы – от смольно-никотиновой… к борту
Прижаться, близорукая память путается между прочим,
К успеху, в июле – ночи заметно-заметно короче,
И привычка думать, что так негоже, станет отполированной.
Он выживет, устоит. Просто сначала душой взорванной.
Потому что слова не убьют, но следы ранений оставят,
И вонзятся в ладони гвозди, и кол в сердце – на память.
Если кто-то пытается и бережет каждый слог,
То он рубит с плеча, давит как носорог,
Не вникая, что это всё глубже, ниже и выше
Зубами впивается в память, а ветер на крыше
Сгоняет тоску под вечерний перелив поездов.
На вокзале он умер, под стоны беззвучных звонков.
Твоих звонков…
Без исключений, отступлений и толчка ангелом,
Это проверка на правильность выполненных задач,
Кем-то поставленных целей, статистика неудач.
Поначалу, засыпать в течении трёх часов,
Потом, как обязанность, эфир зловонных голосов,
Кем-то выдуманных углов
В широком круге событий.
И жить автостопом по квартире,
Жить и умирать на последней цифре – четыре.
С легкостью его вечерами начнёт крыть,
Бледное лицо, тяжёлые свинцовые глаза, и рыть,
Копаться, искать в себе причину проигрыша партии
Он – единственный отстающий от их доблестной гвардии.
Один из немногих, у кого на душе голодный волк:
Воет на любовь, рычит на людей, и всё же одинок,
Чистит номера в книжке, удаляет друзей из сети,
Будет смотреть в одну точку и пытаться найти…
Выживет, устоит. Просто нужно попытаться умереть.
Руки с утра дрожат, нервы ник богу, ни к чёрту,
Губы – от смольно-никотиновой… к борту
Прижаться, близорукая память путается между прочим,
К успеху, в июле – ночи заметно-заметно короче,
И привычка думать, что так негоже, станет отполированной.
Он выживет, устоит. Просто сначала душой взорванной.
Потому что слова не убьют, но следы ранений оставят,
И вонзятся в ладони гвозди, и кол в сердце – на память.
Если кто-то пытается и бережет каждый слог,
То он рубит с плеча, давит как носорог,
Не вникая, что это всё глубже, ниже и выше
Зубами впивается в память, а ветер на крыше
Сгоняет тоску под вечерний перелив поездов.
На вокзале он умер, под стоны беззвучных звонков.
Твоих звонков…
