Жил-был козлик...

Жил-был козлик...
Черная пластмассовая костяшка хлестко опустилась на длинный деревянный стол так, что все части доминошной «змеи» подпрыгнули и ссыпались в кучу.
– Рыба! – откинулся назад довольный сантехник Карим, утирая пот рукавом линялой тельняшки.
Трое других мужиков, разочаровано ворча, покидали оставшиеся на руках кости в картонную коробку.
– Да ну тебя к лешему, Карим, второй раз подряд! Никакой игры сегодня.
– Дядя Саса, а сто это «лыба»? – маленькая черноглазая девочка сосредоточенно перекладывала совочком сырой песок из ведерка прямо на стол рядом с «рыбой» и лепила из него «пироги».
– А? А, рыба, Катюха, это когда «козла» забиваешь, и вдруг больше ни ходов, ни выходов нет. Вообще никаких, вот что есть на руках, с этим и… . Ладно, пошли домой, мамка, небось, уже пришла.
 
***
Сашка сидел в кресле, тупо глядя на суету в телевизоре, и прислушивался к разговору в соседней комнате.
– Катя, ты руки вымыла?
– Не хосю.
– Сейчас ремень возьму.
– Меня бить низя!
– Это почему же?
– Дяди козлика били-били, били-били, и он плевлатился в лыбку. Я не хосю лыбкой быть, хосю быть девоськой.
– Не будешь умываться, превратишься в грязнулю….
Вот и все, что осталось у него на сегодняшний день – подслушивать чужое счастье. Впрочем, какое там счастье, тоже проблем хватает. Бьется соседка одна, работает на двух работах, а по ночам курит на кухне и плачет.
Всего два года назад в этой двухкомнатной квартире со всеми удобствами и неудобствами жили они с женой. Потом вдруг откуда ни возьмись этот страшный диагноз. Хотя, Сашка догадывался, откуда.
Помнил он тот свой «левый» поход, и девку помнил, руки ее на своей шее петлей прилипшей. И ведь не хотел он особо-то, хоть жена тогда уже полгода в спальню не пускала. Почти что из жалости получилось. Просто так денег же не давать. А девка жалкая была.
Жена простить не смогла, или не захотела, или испугалась дальше с ним таким жить. Развелась, поменялась квадратными метрами и пропала где-то в вихре своей интересной полноценной предпенсионной жизни.
А брошенному мужу дали инвалидность. Он сначала радовался. Ноги есть, руки крепкие, шестидесяти еще нет, а уже свобода, и деньги просто так платят. Лечиться и не думал сначала. Вот еще! Все знают, что от этой заразы не вылечишься, а деньги зря потратишь.
Придуманное счастье стало корчить рожи через полгода. Безделье и пьянство надоело, на работу не брали, друзья потихоньку пропали. Как ни странно, в развлечение превратилось регулярное посещение поликлиники. Теперь он уже стал принимать какие-то пилюли, ходить на процедуры, но помогали только водка и пиво. Он не напивался, не любил пьяных даже в своем обличии. Но…
Сашка наклонил красивую стеклянную бутылку над тонкой хрустальной рюмочкой. Увы, пусто. Ну что ж, можно прогуляться до круглосуточного «Магнита».
***
– Эй, мужик, дай телефончик!
– Да пошла ты.
– Ты, козел, ты что нашу девушку обидел?!
Били не зло, без энтузиазма. Вяло попинали кроссовками по спине. Сашка, молча, закрывал руками то живот, то лицо, прижимался боком к бордюру. Неожиданно больно прилетело в лоб от стройной ножки в сабо. Все закончилось быстро, как какой-то обыденный ритуал.
Сашка сел на бордюр. Ничего не взяли, даже полторашку пива не тронули. Крышка приветливо пшикнула и теплая жидкость потекла в горло. Защипала разбитая губа.
В принципе, и брать-то, кроме ключей, мелочи в кармане и пива, нечего. Телефон давно проиграл в домино сантехнику. И не нужен он стал давно. Если два месяца подряд на него приходят только эсмски от МЧС, а в телефонной книжке ни одного номера, то зачем?
На засыпающих многоэтажках редела россыпь желтых квадратиков. На лбу созревала приличная шишка. Ну вот, не зря по гороскопу Козерог. Неожиданно стало весело, вспомнилось давешнее: «козлика били-били, били-били, и он плевлатился в лыбку». Устами младенца! Сашка нежно приобнял коричневый баллон и побрел по пустой ночной аллее домой.
 
***
Субботнее утреннее безветренное тепло обещало распалиться до пекла к полудню. От мусорных контейнеров исходило такое «амбре», что было удивительно, как оно не отпугивает трех завтракающих кошек разной масти.
Сашка, чтобы не мешать трапезе и не дышать вонючими испарениями, кинул свой пакет, не доходя нескольких метров. Порадовался меткости и вдруг услышал истошный женский крик со стороны двора, разрезавший тихое утро, как пожарная сирена.
Почти бегом он припустил назад, завернул за угол и увидел соседок с первого этажа. Две бабушки-старушки каждый день с утра до вечера сидели на скамейке, а в плохую погоду ходили друг к другу в гости. Сегодня они стояли обе возле подъезда и показывали куда-то вверх. Одна, не переставая, кричала, вторая, молча, крестилась.
Сашка тоже задрал голову и похолодел. Прямо над ним на четвертом этаже из окна его кухни свисала занавеска. А на ней, уцепившись двумя ручками за край, висела Катя!
– Мамка только что в магазин ушла! Господи-господи! Карим побег дверь ломать. Господи-господи! Что делать-то, люди-и!
Сашка быстро оттолкнул в сторону причитающую старушку и встал прямо под окном, вытянув вперед руки. Эх, зимой или осенью можно бы было куртку растянуть. А тут что, майка только, да трико. И не успеет снять….
В этот момент занавеска дернулась и еще больше вытянулась вдоль кирпичной стены, затем еще. Малышка держалась! Ее босые ножки уже доставали до окна третьего этажа. Эх, там бы кто-нибудь увидел! Не выдержали прищепки на гардине, занавеска еще раз дернулась, и ребенок вместе с развевающейся тряпкой полетел вниз.
Сашка, не отрывая взгляда, шагнул вперед, принимая удар на грудь, цепляя девочку, прижимая к себе руками и падая вместе с ней навзничь на горячий асфальт.
 
***
Сверху картина была удивительная и почему-то нереальная. Котов на помойке прибавилось. Сантехник Карим свесился из окна его, Сашкиной кухни и смотрит вниз. А внизу… ага, нерадивая мамаша прибежала, обнимает дочку. Катюшка плачет. Все-таки что-то разбила, бедняжка. Конечно, с четвертого этажа-то.
Бабульки стоят, между ними кто-то лежит. Вон, «скорая» подъехала, врачи над телом склонились.
Так это же его тело! Фу, каким же он невзрачным был человечком! Маленький, худой, лысый! Плечики, как у дистрофика, грудь впалая, штаны рваные. «Козлика били-били, били-били, и он плевлатился в лыбку».
Нет, «рыба» только в домино бывает. В жизни у каждого есть последний ход… или выход.