гефсиманское

«…O lámparas de fuego
en cuyos resplandores
las profundas cavernas del sentido,
que estaba oscuro y ciego,
con estraños primores
color y luz dan junto a su querido!
 
¡Cuán manso y amoroso
recuerdas en mi seno
donde secretamente solo moras,
y en tu aspirar sabroso
de bien y gloria lleno,
cuán delicadamente me enamoras…»
© Хуан де ла Крус (Иоанн Крест)
Каждый вечер встречались в саду под густой оливой.
Было много их — юных, восторженных и счастливых.
После долгих бесед наслаждались роскошным пиром:
абрикосами, смоквой, невызревшим козьим сыром.
 
Выделялся один — молчаливый, серьёзный слишком.
Жадный взгляд тёмных глаз на того, кто учил мальчишек,
исподлобья бросал, прядь волос теребя угрюмо,
зябко плечи свои обнимал, погрузившись в думы.
 
Просыпался — из первых, ловя в дуновеньях слабых,
как у ветра под утро меняется вкус и запах.
И, привыкший давно ночевать под открытым небом,
убегал к пастухам, покупал молока и хлеба.
 
Уходил в одиночку бродить по рассветным росам,
что-то кронам шептал о вине, о послушном воске,
о несбыточных снах и о том, что с судьбой не спорят,
исступлённо терзая в беспамятстве тесный ворот.
 
А однажды покой поздней трапезы звоном латным
был нарушен. К учителю парень, стоявший рядом,
пошатнувшись, навстречу шагнул — будто морок сбросил,
целовал, а в очах, полных слёз, отражались звёзды.
 
Неподвижен, лежал на пригорке, раскинув руки,
до утра. Взглядом, боли исполненным, смертной муки,
вверх смотрел. Но поднялся — и медленно, сгорбив спину,
пошагал в новый день по дороге чёрноосинной...
 
Позже люди твердили про жадность и про монеты.
Знаю точно — в речах этих правды и капли нету,
только спорить негоже с увесистым словом хроник,
если главный свидетель — всего-то простой садовник.