Bon voyage, camarados, адьё…
Дождь устал. Наставления свыше,
сонм прозрачных намёков и фраз,
расплескал на июльские крыши,
на дворы и фонарные бра,
посещая не раз этим летом,
чаще в шесть, иногда – без пяти,
с одинаково слёзным сюжетом,
растеряв в облаках креатив.
В подоконник стучал деловито –
сотоварищ, не так чтобы друг –
наблюдал, как расстроена вита
тарабарщиной птиц поутру,
горизонтом, кровавым до точки,
в жутко чёрном оконном панно,
да портретами сына и дочки
в головах, над кроватью стальной.
Вы похожи повадками, речью –
два небритых, колючих лица,
соискатели счастья на вече,
жизни вече. Смешно отрицать.
На жилет из кондовой шагрени
ты сменил молодые года:
виноваты и няня, и Гремин,
повсеместно дешёвый «Агдам»,
упоительно медные трубы,
колченогих стишков громадьё.
Жизнь ушла, шепелявя сквозь зубы:
«Bon voyage, camarados, адьё…» –
одинока, скупа на поблажки,
на улыбки, на счастье – вдвойне –
семенила в несвежей тельняшке,
исчезая в закатном огне…
