Контакт
В малоизвестном, русском селе горела деревянная церковь.
Строили эту церковь всем миром еще во времена «царя Гороха» и потому горела она быстро и ярко. Верующие сельчане рыдали и молились, стоя на коленях. Даже убежденные атеисты глубоко переживали случившееся и всячески сочувствовали прихожанам. Церковь была единственной достопримечательностью села. Кому могло прийти в голову совершить такое злодеяние? После пожара ходило по селу много домыслов и слухов.
Иван Кузьмич вступил в контакт.
Нет, нет! Не с внеземной цивилизацией…
В обычный половой контакт вступил Иван Кузьмич.
На следующий день вся округа уже знала об этом и смаковала сплетни.
Деревенские мужики при встрече хитро подмигивали ему, давая этим понять, мол, знай наших!
Бабы посматривали на него с интересом, втайне завидуя счастливице, сумевшей наконец-то охмурить Кузьмича.
Другой, ходил бы с гордо поднятой головой и балагурил по этому поводу, посылая в адрес слабого пола непристойные шуточки...
Кузьмич таковым не был и очень переживал случившееся.
- Откуда узнали сельчане!?
Жизнь прожил бобылем и надо же на склоне лет такое...
Все произошло совершенно неожиданно, стихийно.
Кузьмич, по мнению сельчан, был верующим человеком. Истинно верил Отцу, Сыну и Святому Духу! Регулярно посещал церковь, соблюдал посты.
Перед Пасхой зашел к Агафье - одинокой солидной женщине в расцвете лет, чтобы заказать пасхальный кулич. Не то, чтобы он обожал куличи, скорее следуя традиции…
Агафья на коленях мыла деревянный пол.
В такт движениям взлетала вверх юбка оголяя полный зад.
Гость завороженно смотрел на этот соблазн и его одолевала давно сдерживаемая похоть.
Как оказалось после, сама хозяйка тоже была не против мужской ласки.
После свершившегося, на Кузьмича нашло прозрение: - Грех то, какой!
О, Господи... Спаси и помилуй мя! - усердно молился Господу. То ли Господь его не услышал, то ли молился не так, но облегчение не наступало.
На душе было скверно и неспокойно.
Несколько дней подряд он не выходил из дому, усердно замаливая свой грех перед иконой Спасителя.
Другой бы просто напился, или что лучше – сходил бы снова и повторил…
Кузьмич усердно отбивал поклоны, шептал молитвы и неустанно крестился.
По-видимому, Господь всё-таки внял его страданиям и не предал «геенне огненной», но в скором времени послал ему знамение. Он увидел, как скопище мелкой твари пожирало его соблазнительницу. Что бы это значило? Лучше бы он увидел вшей... Вши - всегда к деньгам!
Твари были с рожками и хвостами.
Свят, свят, свят! – шептал он.
Ах, Агафья, Агафьюшка! Совратила ведь окаянная, воистину ввела в блуд! – захлебываясь слезами корил он её, а более себя.
Домашние дела не клеились, сильно угнетало одиночество.
Когда стало совсем плохо, Кузьмич набрался мужества и отправился в церковь.
-Проходи, проходи! Давненько не заходил! – пророкотал батюшка.
Да на тебе лица то нет!? Аль, что стряслось?
- Во грехе погряз батюшка, во грехе… И поведал случившуюся с ним каверзу.
Поп внимательно выслушал его и твердо сказал: - Жениться тебе надо, Кузьмич! Хватит бобылем то! Искупи свой грех пред Господом нашим! Заодно и утешишься!
Кузьмич оторопело смотрел на батюшку и не мог вымолвить ни слова.
Наконец пролепетал: - А угодно ль подобное деяние Богу?
- Деяние ты уже совершил! Так, что покрой больший грех меньшим!
Венчание, Кузьмича и Агафьи, прошло тихо и незаметно – начиналась пора сенокоса.
Сидя в тени под липой, Кузьмич клепал на «бабке» лезвие двуручной косы.
Уверенным движением рук правил её посредством оселка.
Едва зашло солнце, мужики поспешили в лес захватывать полянки с разнотравьем, чтобы потом уже выкашивать их основательно. Луга и угодья принадлежали колхозу - потому самовольная косьба на них строго наказывалась, вплоть до уголовной ответственности.
Схватив косу и узелок со снедью, Кузьмич быстрым шагом рванул в лес на известные ему покосы.
Луна заливала светом поляну, были отчетливо видны пни и коряги.
Капельки росы отливали серебром, поляна казалась сказочной.
Сделав несколько прокосов, решил поправить лезвие косы.
Вытер её пучком влажной травы и потянулся к поясу за оселком.
Эх! Раз-зя-а-а-ва! Видно впопыхах забыл на лавке…
Оставалось возвращаться домой за инструментом, без него делать нечего на косьбе.
Дверь была не заперта. Кузьмич свободно проник в прихожую, и потянулся было за оселком.
Полоска лунного света освещала лавку и лежащий на ней блестящий предмет...
Это был поповский крест. Рядом лежала ряса.
За окном вскрикивали ночные птицы.
