Приди же - и воспой
Она распечатала новую пачку сигарет и нервно закурила.
- Нет, это неплохая идея, Рэнс. Действительно, неплохая. Но ты уверен, что мы должны отправляться туда вдвоём? Это ведь совсем чужой мир. Я мало похожа на амазонку, а ты… Не обижайся, но ты скорее кабинетный учёный, чем искатель приключений.
За этими словами последовал небрежно-испытующий взгляд, так же свойственный моей собеседнице, как и мальчишеская стрижка и резкость движений. Но вопроса этого я ожидал, и ответ давно уже был наготове.
- Мы не так уж давно знаем друг друга, Джоли, но я чувствую, что могу доверять тебе. На этом свете лишь о немногих людях я могу сказать то же самое. И из этих немногих ты – единственная, кто серьёзно отнёсся к моим словам. Думаю, в таких обстоятельствах каждый третий будет лишним.
Она какое-то время обдумывала мои слова, допивая пиво, а потом кивнула. Вот так всё и случилось. А через два дня маленький кораблик оторвался от земли, чтобы окунуться в чёрное безмолвие, которое люди зовут космосом.
Нет смысла подробно описывать наше путешествие. Наверно, будь со мной другой человек, это стало бы самым скучным приключением в моей жизни. Но с Джоли эти дни пролетели, как один из тех камешков, что я любил бросать в озеро сопливым мальчишкой: они быстро падали в воду, но круги расходились всё дальше и дальше… И гораздо дольше, чем длится полёт маленького, случайного камешка.
Наконец, мы прибыли на место назначения. Зная заранее, что увижу, неспособный ничему удивиться, я всё же был удивлён. Удивлён и поражён. Наверное, такой была Земля – до того, как на ней разгорелись огни городов и затмили собой звёздный свет. До того, как бескрайние луга были поделены на шахматные клетки полей и огородов, а лесам на замену пришли расчищенные парки. Для меня это была Земля Обетованная – место юности человечества. Здесь миллионы деревьев тянулись к яркому, глубокому небу, а цветы росли, где им вздумается, не зная лопаты садовника.
Из этих размышлений меня вывел резкий, полный нетерпения окрик Джоли. Не знаю, каким этот мир виделся ей. Во всяком случае, она отнюдь не пришла в восторг от перспективы топать по этим восхитительно-непроходимым чащам бог знает сколько километров до горного хребта, видневшегося вдалеке. Однако, с присущим ей здравомыслием, жаловаться не стала: цель того стоила, а посадить корабль ближе не смог бы даже капитан военного флота.
Мои ожидания трудностей целиком и полностью оправдались: мы шли уже неделю и совершенно выбились из сил. Но горы заметно приблизились. В конце концов, до них было не так уж далеко. Может, всего через пару дней… Окрылённый этими мыслями, я поспешил спуститься с дерева, чтобы обрадовать Джоли. Неожиданно мне вновь припомнился наш разговор в пивнушке, когда я пытался убедить её, что не шучу и не сошёл с ума:
- Рэнс, а почему об этой планете ничего не известно? Она не так уж далеко от Земли. Я всегда думала, что этот район освоен не хуже, чем Солнечная система.
- Ну… Тот старый пьяница что-то толковал об этом. Нёс всякую ерунду о магии, о том, что надо верить – и только тогда увидишь. В общем, как будто в это место можно попасть, только если ищешь именно его. Да многие ли сейчас могли бы поверить в старые сказки?
- Когда мы всем расскажем, сюда устремятся тысячи, нет, миллионы людей. Земле не помешает новая планета.
- Это уж точно. Но сначала мы снимем сливки, и с полным на это правом. В конце концов, несчастный калека рассказывал свою историю каждому, кто соглашался слушать. Мне даже жаль, что увечье помешало ему вернуться. Хотя тогда он вряд ли взял бы нас в долю.
… Вот мы и вышли к горам. Сейчас – долгожданный отдых, а потом ещё один день пути, и мы у цели. Кто знает, почему я сразу поверил старику? Может быть, мы с ним в чём-то похожи. Мне всегда, ещё с детства, было мучительно жаль, что волшебство встречается только в сказках. И когда я вырос, эта тоска никуда не ушла, порою заставляя меня ненавидеть скучный, рациональный мир, в котором приходилось жить. А вот Джоли, кажется, лишь сейчас начинает верить в реальность происходящего. Весь вечер она строила планы на будущее, забыв про усталость. Девочке всегда хотелось быть богатой. Ну что ж… Наверно, это одна из последних сказок человечества – о том, что богатство приносит счастье. И все мы верим в неё.
На рассвете мы начали свой последний марш-бросок к заветной цели. Видно, предвкушение придало нам сил, потому что уже к полудню мы наконец увидели то, к чему стремились. Пещера была широкой и тёмной. А дракон – как будто вышел из моих снов. Его чешуя переливалась всеми цветами радуги, а гребень мерцал жемчужным светом. Ещё у этого прекрасного чудовища были крылья, которые, даже будучи сложенными, вызвали у меня восхищенный вздох. И цепь – из чистого золота. Это была скорее дань традиции, а может быть, символ. В этом мире символы ещё никем не были опошлены, и никто не фыркал пренебрежительно, требуя отказаться от них ради «правды жизни». Но, может быть, цепь должна была послужить метафорой в сказке, превратившейся в быль. Хорошая вышла метафора, весомая. Пара тонн, не меньше.
Против моих ожиданий, голос у дракона оказался не оглушительным, а мягким и даже приятным.
- Человек! Спустя столько веков! Неужели наконец кто-то захотел воспеть красоту этой земли?! Скажи мне, человек, ты – поэт? Может быть, бард?
Не стоило бы вступать с ним в разговоры. Лучше сразу переходить к делу. Но я не смог удержаться.
- Нет, я не поэт и не бард.
- Значит, ты рыцарь? Ты пришёл сражаться? – к радости дракона примешалось лёгкое разочарование – Ладно, я знаю правила. Победишь меня – и сокровище твоё. У меня даже найдутся для тебя доспехи и меч – всё как полагается.
Бедняга! Он так старался поступать правильно, так, как повелось в веках. С благородством всегда так – оно не допускает даже возможности предательства. Я почувствовал угрызения совести, когда дракон грузно упал на камни. Жаль было разочаровывать это дружелюбное создание, но вряд ли у меня был шанс выиграть по его правилам. Разрядник здорово уравнивает шансы в таких случаях. Надеюсь, когда этот чешуйчатый рыцарь очнётся, его разочарование в людях не будет настолько сильным, чтобы порвать цепь и броситься в погоню. Впрочем, нам и нужна была совсем небольшая фора во времени: только добраться до леса, а там ему нас не поймать. Мы сложили в свои рюкзаки самые крупные и ценные камни. С золотом даже возиться не стали. Чтобы забрать весь клад, понадобился бы, пожалуй, грузовик с прицепом, но и двух наших рюкзаков на сладкую жизнь хватит. Мы их так набили, что, если бы не антигравы, даже поднять бы не смогли. Но и лишённые веса, они порядочно осложнили нам путь. А вот дракон хлопот не доставил. В отличие от нас, он счёл суету из-за кучки цветных кристаллов ниже своего достоинства.
Обратный путь занял больше времени: мы никуда не спешили, а очарование этих мест после шумных и грязных мегаполисов земли было неотразимо. Даже Джоли всё чаще витала в облаках, привалившись спиной к необхватному стволу дерева. Впрочем, возможно, она просто обдумывала планировку особняка, который собиралась построить на вырученные деньги. Но лицо её, нежное и мечтательное, казалось в такие минуты почти прекрасным.
В одну из ночей я долго сидел у костра, хотя моя спутница уже давно уснула. Я вспоминал свою юность. Знаете, у меня была мечта: стать великим поэтом, которого запомнят в веках. К сожалению, с тех пор, как появился человек, было много веков – и много поэтов. Прочитать все творения даже самых знаменитых – никакой жизни не хватит. Да и пользы от стихов не дождёшься. Поэтому в наше прагматичное время поэты, да ещё новоявленные, мало кому интересны. Может, когда-нибудь всё снова переменится, сейчас же… Я нашёл неплохое для книжного червя местечко: изучаю влияние древних мифов на современное общество и веду курс культурологии в провинциальном институте. Тоже мало кому интересно, но за это всё ещё платят, хотя и не ахти как. Я думал: сейчас, когда я буду богат, я смогу снова посвятить себя творчеству. Ведь должны же быть на свете люди, которым это нужно? С этой мыслью я и заснул. А через пару дней мы вышли к кораблю и странный, сказочный мир остался позади.
Камни мы сбыли без проблем. Разумеется, нелегально и по разным каналам. У Джоли на удивление широкие связи, но разве это должно меня касаться? Я давно научился не задавать лишних вопросов. Даже себе. О планете мы так никому и не рассказали. Когда я думал о том, что сделают с ней поселенцы, меня прямо передёргивало от отвращения. А Джоли координат не знала, да и не очень-то интересовалась. У неё было гораздо более интересное занятие – тратить деньги. Насколько я её знал – с умом.
Что касается меня – на следующий год вышла первая книга моих стихов. Не сказал бы, что её встретили холодно. Просто не заметили. Я пробовал печататься в периодике, но издатели, похоже, не понимали, зачем мне это нужно. Что ж, я платил – они печатали. Но это было словно глас в пустыне. Мне всё чаще казалось, что поэзия давно умерла, и я – единственный, кого не приглашали на похороны.
Мы с Джоли регулярно перезванивались, но встречались всё реже. Обретённое богатство словно заострило некоторые черты наших характеров, выявляя различия, ранее почти незаметные. Она всё больше пропадала на светских вечеринках и тусовках, я же окончательно превратился в затворника. Долго искал старика-космолётчика, но так его больше и не увидел. Хотелось не просто отдать ему заслуженную долю, но и просто поговорить по душам с кем-то, кто сумел бы понять владеющее мной чувство невозвратимой потери. И всё чаще я видел сон – всегда один и тот же. В этом сне радужный дракон вновь спрашивал меня: - Ты – поэт? – Я пытался крикнуть: «Да!», но голос упрямо отказывался повиноваться – и я просыпался. И снова и снова в голове билась строчка, написанная мной ещё в далёкой юности. Само стихотворение давно забылось, но первая строка не давала покоя: «Приди же – и воспой…».
Я выдержал три года. Возможно, протянул бы и дольше, но однажды вечером Джоли пришла ко мне и за бокалом вина сказала, что уезжает. Она купила себе новый дом на берегу Средиземного моря и зашла попрощаться. Похоже, дело было не только в доме, так что я от чистого сердца пожелал ей счастья. Уходя, она оставила мне листок со своим новым адресом и номером телефона. Я сжёг его со смешанным чувством печали и облегчения. Там, куда я собирался направиться, нет места старым связям.
В бурном море нашей жизни маленькие камешки тонут, исчезая без следа, не оставляя даже кругов на воде. Но мне милее тихие озёра моего детства, когда всё – даже игра – было значительным и прекрасным. И в конце концов, что нужнее человеку, чем быть нужным?
Моим миром сейчас правит холодная, поздняя осень. Я приземлился ночью, но покинул корабль сразу: через час он взорвётся. Не то чтобы я боялся передумать; просто хочу забыть навсегда о своей прежней жизни. Лучше думать, что родился здесь и сейчас, а всё иное – только странный, нелепый сон. Первая ночь моей жизни сказочно прекрасна: пожухлую траву укрыл иней, и в лунном свете мне кажется, что вся земля усыпана яркими бриллиантами. А в моей голове звучат стихи, которые я наконец-то вспомнил:
Приди же – и воспой
Полночную красу:
И танцы нежных фей,
И флейты голос дальний.
Заброшенной тропой
Пройди в глухом лесу
И лирою своей
Молись забытой тайне.
Ведь здесь – душа твоя…
