Ma Taha
Ма Taha пишет очень и очень. Недавно нашла его или её на ЛитПроме. Вот делюсь. Вообще- то, все стихи этого автора, которые там есть , на мой взгляд , интересные. Поэтому особо не выбирала.
* * *
Не плюй в колодезную ночь
она пока что обратима
молчит луна как датчик дыма
глядит тяжёлый мальчик дима
на дочь
на бёдер ядерную хрупкость
на острия надбровных дуг
на нежность что творит беду
в карманы запирает руки
и звёзд немая пантомима
сжимает рот
но мальчик дима
проходит мимо мама мимо
и долго из колодца пьёт
Воробей
слово - обретение утраты
сколько кулаки ни разжимай
слово остаётся виноватым
в том, что оглашала тишина
ловко приурочена к молчанью
вызревшая за ночь слепота
славно мы обиду приручали
и кормили злобу изо рта
переждём на линии отрыва
смолкнем, не замечены никем
но склюёт ладонь нетерпеливо
слово в крепко сжатом кулаке.
Пустое
бытует дом без "я тебя люблю"
потрескивает кухня, остывая
где двое устремляются к нулю
кипят и опостылевают к маю
где под глазами ширятся круги
разводами из-под кофейной чашки
и замедляет лестница шаги
тому, кто насовсем уходит чаще
тому, кому бросаться не впервой
ключами
переменами
на камни
гордиться ловко сорванной резьбой
бессонницы, родившейся бесправной
а если мы в безмолвие впадём
спасёт ли нас досада-невесомость
застынем ли, ведомые стыдом
оберегая дом?..
да будет ключ к задверью принесён
полночным стуком и пощёчьим словом
оброненным окурком часового
застывшего в проёме в полвторого
как накипь в этом чайнике пустом.
Письма издалека
август
плачет, на руки просится
хоть не иди домой
синяя переносица –
значит, ребёнок злой
плачь, опечатка юности
кто тебя звал на свет?
синей печатью сунется
“лишняя” к голове
кыш, уходи, отшельница,
выращу - не отдам!..
сыто синица щерится -
синяя борода.
июнь
дедушка, дай мне дудку, -
скрытен клубничный рот
на, только слушай чутко -
дудка и птиц зовёт
дедушка, дай кувшинчик, -
кружится голова
дедушка в землю тычет:
ну-ка согнись сперва!
сумрачный и короткий
первой любви оскал:
сбоку мою находку
кто-то уже клевал.
октябрь
покатилась пуговицей дочь -
запасной болванкой пустоглазой
ты дитя, оторванное с мясом,
прежней пуповиной не пришьёшь.
дед сидит кувшином на дворе -
отучает дудочку от свиста,
а на шее у него монисто
из клубничьих лишних дочерей.
декабрь
мои руки сдались и состарились раньше лица -
на обветренной почве видней направления линий:
ты налево шагнёшь - и закатишься солнцем в пустыню,
а на правой руке - то ли шрам, то ли след - от кольца.
и клюют меня хищными письмами из ниоткуда
лангольеры – пустоты на вырванной с корнем странице
утром руки привычно взойдут над горою посуды,
а лицо незаметно меж тем начинает садиться.
апрель
сделана из верёвок, а не ветвей
сколько ни вейся - не вырастают листья
перерезают дочки моё монисто
и распускают нитями по траве
май
...а, впрочем, что-то получилось хорошо:
весна отеплилась, поставив лету банки;
отеслив гриб, как перевёрнутый горшок,
и тесен мир его суглиновой изнанки,
цветёт клубника у подножия ствола
но стихла дудочка -
кувшинкой проросла.
* * *
так резвишься, свободу отклячив
будто целая жизнь над тобой
это небо скатать бы в калачик
и раскинуть над новой землёй
и такая вокруг кукарача
что делиться ты ей не готов
так и птица на осень припрячет
недоеденных майских жуков
Город
приворонил меня этот город гнёздами слепленных наспех гостиниц,
пригодных для разведения породистых одиночеств.
многодетный отчим аккуратно целится поверх переносицы
люди для него всего лишь перхоть: на спинах таксистов -
побочный эффект неразборчивости;
на рыхлых телах трамваев, в которых человек обопсевший
легко по слогам переносится на следующую
ночь. прошмыгнув мимо намертво присохшего к улыбке портье,
прыгаю по классикам: Гоголь, стела, синхронный трайбл фьюжн
проституток; по типовым столешницам площадей,
не удивляясь равномерно разлитым лужам.
как бы любовно ни перебирала в кармане переулка патроны
совести, выбирая цель: птицу ли, пса ли, стелу ли —
этот город угнездит меня, заживо похоронит
рядом с таким же не успевшим вылупиться телом
.
Листок
мы начинаемся со звука
а завершаемся – строкой
перезвенела слойка-фуга
линяет моно-хрипотцой
но и на паузе не вспомнить
а лишь ногой перелистнуть
кто там со скрипом беззубовным
по-щеньи разгрызает грудь
кто так бессмысленно протиснут
чтоб горло в клочья изорать
возник не вовремя как приступ
и нависает - лобный выступ -
среди смирившихся зверят
кто получил на память кличку
и откликается на лай
жизнь помечая по привычке
пока она ещё мала
пока мала - не помнит зла
а отрастёт - линчует.
но под кустом
тоща и востролица
споёт над ним не скрипка
а синица
- не жаль?
«ничуть-ничуть-ничуть»
так зарождается от звука
и надрывается строкой
один листок
зато какой
