Эдуарду Багрицкому
ЭДУАРДУ БАГРИЦКОМУ
Рано утром ты уйдёшь с Дальницкой,
Дынь возьмёшь и хлеба в узелке.
Ты сегодня не поэт Багрицкий,
Ты – матрос на греческом дубке.
Или лучше под осенним свистом
(В жизни десять раз не умирать)
Будешь по волнам контрабандистом
На баркасе падать и взлетать.
Или всё же лучше Опанасом
За разор крестьянский отомстить
И в распыл горячим летним часом
Комиссара Когана пустить...
Отступила астма, отступила.
И опять, как в лучшие года,
В голосе немереная сила,
В сердце неугасшая звезда.
И в подвале тесном Паустовский,
И московских кланов молодёжь
Слушают – летит дубок матросский,
И по жилам пробегает дрожь.
Голос твой, как шторм, гудит в подвале,
И вскипает за строфой строфа,
И уже стихи, как волны, встали,
И уже затоплена Москва.
Лопнули цензурные запреты,
Разлетелись легче шелухи.
Радио, журналы и газеты –
Там и там Багрицкого стихи!
И звенело раковины пенье,
И прибрежный шелестел туман,
И давал покой и вдохновенье
Окружённый ветром океан.
И, от приступов багроволицый
И с платком, хоть выжимай, в руке,
Ты российским классиком, Багрицкий,
Шёл, как Маяковский, по Москве.
Но вожди обманутого класса
Комиссарский помнили позор,
Не забыли выстрел Опанаса
За крестьянский гибельный разор.
Ты лежал в гробу, еще неистов,
И за гробом, грозно, не шутя,
Ехал эскадрон кавалеристов,
Вынутыми шашками блестя.
Прогремели залпы. Закопали.
Спи спокойно, воин и поэт.
И стихи заглохли и пропали,
Словно их совсем на свете нет.
Радио, журналы и газеты
Были все по-прежнему в стихах,
Но для Леты, только лишь для Леты,
И с такою пустотой в строфах.
И душа Багрицкого, едва ли
В те минуты веря в благодать,
Так хотела снова в том подвале
Оказаться, чтоб стихи читать.
Но, услышав раковины пенье
Шли бродяги в морось и туман.
Им давал покой и вдохновенье
Окружённый ветром океан.
И всегда над яростным откосом
Штормовых валов – кипучих строк –
Возникал с отчаянным матросом
На борт накренившийся дубок.*
* Использованы строчки
из стихотворения Э. Багрицкого
«Возвращение»