ОДИССЕЯ. Песнь третья
ОДИССЕЯ
Песнь третья
Гелиос с моря божественно встал и явился на медном
Своде небес, чтоб сиять для бессмертных богов и для смертных,
Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.
В эти минуты с кормы корабля Телемах и Афина
Пилос увидели, пышный Нелеевый город. Заметно
Издали было, что жертву приносят у берега моря
Жители Пилоса – черных громадных быков Посейдону.
Девять там было скамей. По пятьсот восседавших на каждой.
Ровно по девять быков возле каждой скамьи находилось.
Сладкой отведав утробы, молящие бога сжигали
Буйволов бёдра в то время уже, как в залив заплывали
Гости из горной Итаки. Походные снасти убрали,
Бросили якорь у пристани, вышли командой на берег.
И Телемах, за Афиною следуя, тоже спустился.
Робко идущему спутнику бодро Паллада сказала:
«Сын Одиссеев, теперь уж застенчивым быть ты не должен.
Ибо затем мы и в море пустились, чтоб сведать, в какую
Землю отец твой судьбиною брошен и что испытал он.
Видишь, вон Нестор стоит, царь окресных земель, сын Нелея.
Смело его попроси, чтоб тебе рассказал он всю правду,
Да ничего, кроме правды, тебе об отце и не скажет,
С ложью он сроду не знался, умом наделённый великим».
«Но, – отвечал рассудительный сын Одиссея богине, –
Как подойти мне? Какое скажу я приветствие, Ментор?
Мало еще я искусен в разумных с людьми разговорах.
Даже не знаю, прилично ли младшим расспрашивать старших».
Так светлоокая Зевсова дочь Телемаху сказала:
«Многое сам ты, мой друг, угадаешь. А многое демон,
Тот, кто к тебе благосклонен, откроет тебе. Ведь не против
Воли бессмертных, я думаю, был ты рождён и воспитан».
Тут же богиня пошла впереди Телемаха. За нею
Сын Одиссея. И вот уж они у скамей многолюдных,
Где в ожидании пира о чем-то беседовал Нестор
В тесном кругу сыновей. А друзья их в костры добавляли
Дров припасённых, и мясо рубили, и тут же низали
На острия вертелов, и огонь, обвивающий мясо,
Пахнуть его заставлял аппетитно и остро. Однако,
Все, иноземцев увидя, пошли к ним навствечу и, руки
Им подавая, просили участвовать в пире священном.
Несторов сын Песестрат, встретив первым гостей, предложил им
Место на мягких разостланных кожах занять на прибрежье
Между отцом престарелым и братом своим Фрасимедом,
Младшим из царской семьи. Дав отведать утробы сладчайшей
И благовонным вином золотые им кубки наполнив,
Сам отхлебнул он вина и сказал светлоокой богине:
«Странник, ты должен призвать Посейдона владыку. Вы нынче
Прибыли к нам на торжественный праздник его. Совершая,
Здесь, как обычай велит, перед ним возлиянье с молитвой,
Ты и товарищу кубок с напитком подай. Полагаю,
Он всемогущим богам с благодарностью молится тоже,
Ибо мы все в них нужду до скончания жизни имеем.
Спутник моложе тебя и, пожалуй, ровесник со мною.
Вот почему я вперед тебе кубок испить предлагаю».
По сердцу этот разумный поступок Афине пришёлся.
Голосом громким она призвала Посейдона владыку:
«Царь Посейдон земледержец! Молюсь я тебе, не отвергни
Нас, уповающих в том, что святые желания наши
Быстро исполнишь. Во-первых, даруй всенародную славу
Нестору и сыновьям его, славы отцовой достойным.
Милость яви, во-вторых, всем другим, гекатомбу которых
Ты благосклонно сейчас принимаешь у моря. И в-третьих,
Дай Телемаху и мне возвратиться в Итаку, закончив
Наши дела, для решенья которых сюда мы приплыли».
И, помолясь Посейдону, пригубила кубок богиня.
После она подала Телемаху наполненный кубок.
И Телемах в свой черёд от души помолился владыке
Бурных просторов морских.
Между тем, на кострах говорливых
Мясо поджарилось, сняли его с вертелов, разделили
На равномерные части, раздали, и пир Посейдонов
Грянул на зависть безверным и всем, кто от Пилоса нынче
Так далеко оказался! Но вот когда голод и жажда
Были едой и вином пленены и свою остроту потеряли,
Нестор, герой геренейский, к гостям обратился с вопросом:
«Странники! Мне уж теперь неприлично не будет спросить вас,
Кто вы, откуда? Я вижу, едой и вином вы уже насладились.
Будьте любезны – почтите вниманьем моё любопытство.
Что вас заставило плыть по стихиям морским Посейдона?
Дело ведёт вас по ним? Или зов непомерной добычи
Жизнью своей заставляет играть вас, а это нередко,
Тяжкое зло порождая, несчастья приносит народам?»
С духом собравшись, ответил ему Телемах (незаметно
Сердце его светлоокая Зевсова дочь ободрила):
«Сын богоравного старца Нелея, о Нестор, ахеян
Громкая слава, которой любой позавидовать может!
Знать ты желаешь, откуда и кто мы. Всю правду скажу я.
Мы из Итаки, под склоном лесистым Нейона лежащей.
Прибыли мы по делам не народным, а личным. По морю
Странствую я, чтоб молву об отце вопрошая, проведать,
Где Одиссей благородный, в беде постоянный, с которым,
Вместе сражаясь, вы в праведном гневе разрушили Трою.
Прочие, сколько их ни было, против троян воевавших,
Бедственно, слышали мы, в стороне отдалённой погибли.
Только погибель отца моего утаил рассердившийся Кронос.
Где он забвенье нашел – в ратном поле погиб ли сражённый
В плотном кольце наседавших врагов или в море похищен
Шумной громадой холодной волны Амфитриты гневливой?
Я же колена твои обнимаю, чтоб ты благосклонно
Участь отца моего мне открыл, объявив, что своими
Видел глазами, а может быть, слышал случайно когда-то.
Видимо, матерью был он рожден на великое горе.
Ты же, меня не щадя и по жалости слов не смягчая,
Всё расскажи мне подробно, чему ты был сам очевидец.
Если же чем для тебя мой отец, Одиссей благородный,
Словом ли, делом ли, мог быть полезен в те дни, как с тобою
В Трое он был, где столь много вы бед испытали, ахейцы,
Вспомни об этом теперь и поистине всё расскажи мне».
Так отвечал ему Нестор, герой геренейский, владыка:
«Сын мой, как сильно напомнил ты мне о напастях суровых,
Встреченных нами в походе троянском – частично на море,
В дни, когда мы, предводимые бодрым Пелидом, гонялись
На кораблях за добычей по тёмно-туманному морю.
Частью, когда перед крепкой Приамовой Троей с врагами
Яростно бились. Из наших в то время все лучшие пали.
Лёг там Аякс бедоносный, и лёг Ахиллес и советов
Мудростью равный бессмертный Патрокл и там же мой милый
Сын Антилох, непорочный, отважный и столько же дивный
Лёгкостью бега, сколь был он бесстрашный боец. И немало
Разных других испытали мы бедствий великих. Об этом
Может ли всё рассказать хоть один, не богами рождённый?
Если бы пять лет и шесть непрестанно, минута в минуту,
Мог ты тех горестей груз собирать воедино, едва ли
Ты бы их вместе собрал, и уплыл бы домой огорчённый.
Девять трудились мы лет, чтоб врагов погубить, вымышляя
Многие хитрости – Зевс всё никак не решался прервать их.
Твой же отец в этих славных придумках был первым из первых.
Словно вчера это было. И как я сейчас удивляюсь,
Сходства в тебе находя с моим другом по битвам троянским.
С ним и речами ты сходен. Но кто бы подумал, чтоб было
Юноше можно так много с ним сходствовать умною речью?
Я постоянно, покуда войну мы вели – на совете
И принародно всегда заодно говорил с Одиссеем.
В мыслях согласные, вместе всегда мы, обдумав серьёзно,
То лишь одно избирали, что было ахейцам полезней.
Но, ниспровергнув твердыню Приама – великую Трою,
Мы к кораблям возвратились, и Зевс здесь решил разлучить нас.
Бедственный путь по морям он для нас приготовить задумал.
Был не у каждого светел рассудок, не все справедливы
Были ахейцы в то время – поэтому злая судьбина
Многих постигла, разгневавших Зевса, а с ним и Афину
(В Трое Аякс надругался над вещей Кассандрой в священном
Храме Афины, и все посмотрели на это сквозь пальцы).
Меж сыновьями Атрея великую распрю богиня
С хитростью дивной посеяла. Оба они захотели
Воинство наше собрать на совет. Только выбрали время
Неподходящее. Сроду у нас проводили собранья
Утром, а это назначили вечером – солнце садилось
За горизонт Посейдонова царства. Ахейцы собрались
Крепко вином охмелённые. Слушали вяло и хмуро.
Требовал царь Менелай, чтобы воины в путь свой обратный
Прямо сейчас устремились, и часа на сборы не тратя.
Но Агамемнон решил по-другому. Хотел удержать он
Воинов, чтобы они, совершив гекатомбу святую,
Гнев усмирили могучей богини...
Младенец! Он думал,
Можно еще примириться с разгневанной дочерью Зевса.
А ведь известно, что боги не скоро меняются в мыслях.
Так, разжигая друг друга упрёками разного рода,
Братья стояли, как будто враги перед схваткой. За ними
На два разбившись крыла, несусветно кричали ахейцы,
Мнений своих полководцев держась. Всю мы ночь простояли
Войско на войско, но слава богам – не дошло до сраженья.
Утром отряд Менелая, набив свои трюмы добычей,
Девушек пленных забрав, кораблями лазурное море
Вспенил у чуждой земли, направляясь к родимой Итаке.
Но половина ахеян осталась на взморье по воле
Многих народов владыки – царя Агамемнона. Мы же
Быстро неслись по волнам. Вот уже Тенедос перед нами
Берег песчаный раскинул. Когда-то на острове этом
Тайно укрылись ахейцы, коня перед Троей оставив.
В чреве его деревянном сидели посланники наши.
Только вкатили защитники города странный подарок,
Снова вернулись мы к Трое. Укрытие быстро покинув,
Ринулись наши бойцы и, сражаясь, ворота открыли.
Так на десятом году неприступная крепость Приама
Пала. И вот мы опять на знакомой земле Тенедоса.
Здесь принести мы решили богатую жертву бессмертным,
Дать нам отчизну моля. Но рассерженный Зевс непреклонный
Медлил жестоко с возвратом. Он снова враждой возмутил нас.
Часть за царём Одиссеем, подателем мудрых советов,
В путь устремилась обратный, чтоб вновь предводителю войска
Общеахейского, милость его испрося, покориться.
Я же поспешно со всеми подвластными мне кораблями
Дальше поплыл, угадав, что готовит нам бедствие демон.
Следом за нами отправился сын бедоносный Тедея.
Позже других Менелай златовласый пристанище наше
Вместе с остатком ахейцев покинул. Позднее в Лесбосе
Нас он нагнал. Мы в сомнении были, какую дорогу
Дальше избрать – то ли справа от Хиоса плыть, но правее
Море грозило опасными скалами; то ли нам слева
Путь проложить, но левее опасное место, где вечно
Страшные выли ветра, утопить корабли угрожая.
Зевса молили мы знаменье дать нам, и милость владыка
Вдруг проявил. Он велел нам в открытое море направить
Наши суда и проплыть серединой опасной пучины.
И – чудеса! – вдруг попутного ветра стихия проснулась.
Вынесло нас на морскую хребтину, и снова сменился
Ветер. И вскоре по воле могучего Зевса достигли
Мы ограждённой от ветра высоким Герестом скалистым
Бухты удобной. Уж ночь опускалась над морем, но всё же
Мы принесли Посейдону обильную жертву – с надеждой
Родину нашу увидеть скорей. На алтарь многославный
Тучных быков возложили мы бёдра.
Кончался четвёртый
День наших плаваний чудных, когда возле Аргоса в бухте
Все корабли Диомеда, коней обуздателя, стали.
Я же тем временнем в Пилос родной возвращался. Ни разу
Ветер попутный, вначале нам посланный Зевсом, не стихнул.
Так и вернулся я, сын мой, без всяких вестей. И доныне
Мало узнать удалось, кто погиб из ахеян, кто спасся.
Но и об этом, мой друг, я обязан тебе непременно
Всё рассказать. Говорят, с Ахилессовым Неоптолемом
Все мирмидоны его, копьеносцы, домой возвратились.
Жив, говорят, Филоктет, сын Неанов. Родимого Крита
Идоминей и его земляки в ту годину достигли.
В вашу, я думаю, дальнюю землю дошел об Атриде
Слух, как домой он вернулся, и как Агамемнон Эгистом
Был уничтожен, и как сам убийца принял воздаянье.
Счастье, когда у погибшего мужа останется смелый
Сын, чтобы месть совершить, как Орест, поразивший Эгиста.
Так и тебе, мой возлюбленный друг, полноценно созревший,
Нужно быть твёрдым, чтоб имя твоё возноссили потомки».
Выслушав Нестора, так отвечал Телемах благородный:
«О мудрый Нестор, великая слава достойных ахеян!
Быстро и страшно Орест покарал страстолюбца Эгиста.
Честь повсеместная будет ему и хвала от потомства.
Если бы Зевс и меня одарил и смекалкой и силой,
Чтобы и я отомстил женихам, наносящим сегодня
Столько обид мне, коварно погибель мою замышляя!
Но благодати такой ниспослать всемогущие боги
Не захотели ни мне, ни отцу – и удел мой терпенье».
Выслушав речь Телемаха, ответил прославленный старец:
«Сам ты, мой милый, о том мне своими словами напомнил.
Слышали мы, что, твою благородную мать притесняя,
В доме твоём женихи учиняют разгул за разгулом.
Знать бы хотел я – ты сам это сносишь смиренно? Иль, может,
Это народ ненавидит тебя по внушению бога?
Мы ведь не ведаем, что будет завтра. Возможно, отец твой
Сам их погубит, вернувшись домой. А быть может, ахеян
Он созовет, чтобы суд над оравой нахалов устроить?
О, если б только любить светлоокая дочь Олимпийца
Так же могла и тебя, как она Одиссея любила
В крае троянском, где много мы бед претерпели, ахейцы!
Нет, никогда не бывали столь боги в любви откровенны,
Сколь откровенна была с Одиссеем Афина Паллада!
Если бы ею и ты был такою любовью отмечен,
Мысли бы сами о свадьбе кощунской в пройдохах исчезли».
Нестору так отвечал рассудительный сын Одиссеев:
«Старец почтенный, несбыточно слово твоё. О великом
Ты говоришь. И ужасно мне слушать тебя. Не случится
Этого ведь никогда ни по просьбе моей, ни по воле
Вечных богов».
Но богиня Афина ему отвечала:
«Странное слово из уст твоих, спутник мой верный, слетело.
Богу всегда нас легко защитить, если только захочет.
Я же согласен скорее и бедствие встретить, чтоб только
Сладостный день возвращенья увидеть, чем, бедствий избегнув,
В дом возвратиться затем, чтобы замертво пасть, как великий
Пал Агамемнон, сражённый неверной женой и Эгистом.
Но и богам невозможно от общего смертного часа
Милого им человека избавить, когда уж навечно
Будет он предан судьбиною в руки разлучницы смерти».
Так отвечал рассудительный сын Одиссеев богине:
«Ментор, к чему говорить нам об этом – сердца лишь пораним.
Ясно одно – уж его возвращения мы не увидим.
Жуткую участь и смерть для него приготовили боги.
Я же совсем по другому вопросу хочу обратиться
К Нестору – про Агамемнона знать бы хотел я побольше.
Был он, я слышал, царем, повелителем трех поколений.
Образом светлым своим он бессмертному богу подобен.
Нестор, всю правду скажи мне о нем, ничего не скрывая.
Как был убит Агамемнон пространнодержавный? Где в это
Время Атрид Минелай находился? Какое смертельное средство
Выдумал хитрый Агист, чтоб удобнее сладить с сильнейшим?
Видимо, был Менелай в отдаленье от братова дома,
Если осмелился гнусный любовник на злое убийство».
«Друг, – отвечал Телемаху прославленный Нестор, – ты верно
Всё представляешь себе. Если б только Агиста-убийцу
В братовом доме застал Минелай златовласый, тогда бы
Трупа его не покрыла земля гробовая. На части
Хищные птици и псы растерзали бы тело Агиста,
В поле, долёко от Аргоса. Там его было бы место.
Жёны бы наши его не оплакали. Страшное дело
В древней ахейской земле совершил сластолюбец бесчестный.
В годы, когда мы жестоко сражались в полях илионских,
В Аргосе этот хитрец, в безопасном углу благодатном,
Сердце жены Агамемного лестью опутывал тонкой.
Прежде самой Клитемнестре божественной было противно
Дело постыдное – мыслей порочных она сторонилась.
Был же при ней песнопевец, которому царь Агамемнон,
В Трою готовясь уплыть, повелел наблюдать за женою.
Но, раз уж скоро судьбина её предала преступленью,
Тот песнопевец был сослан Эгистом на остров пустынный,
Там и оставлен, и хищные птицы его растерзали.
Он же её, одного с ним желавшую, в дом пригласил свой.
Множество бёдер он сжёг на святых алтарях в честь бессмертных,
Множеством вкладов, и златом и тканями, храмы украсил,
Глядь, и нежданно закончил с успехом позорное дело.
Мы же, покинув троянскую землю, на родину плыли,
Я и Атрид Менелай – нас давнишняя дружба сближала.
Были уж мы перед мысом Аттийским, когда многославный
Кормщик царя Минелая, умевший в сильнейшую бурю
Вывести судно к спасительной пристани, вдруг Аполлоном
В сердце сражён был его смертоносной незримой стрелою.
Путь свой прервал Менелай, хоть и крепко спешил, чтоб на суше
Честь погребения другу воздать с торжеством надлежащим.
Но, погодя, когда он на своих кораблях крутобоких
В тёмное море пошёл и высокого мыса Малеи
Вскоре достиг, – Олимпиец, ахейцам погибель замыслив,
Разом на море нагнал многошумного ветра дыханье,
Гороподобные тяжкие волны поднял и злорадно
Вдруг корабли разлучил. Половину их к острову Криту
Бросил безжалостно. В то беспощадное для мореходов
Место, где мощный утёс, выдвигаясь в открытое море,
Волны приняв на себя, отшибает их с гневом к утёсу,
Меньше размером, но с гневом не меньшим утёс тот соседний
В пыль разбивает ужасные волны морские. И в этой
Бурно кипящей пучине вдруг те корабли очутились.
Мигом погибли они. Но каким-то неведомым чудом
Люди от смерти спаслись.
Пять других кораблей Менелая,
Бурей похищенных, дикие волны примчали к Египту.
Странствуя между народов страны незнакомой, ахеец
Много сокровиц – камней драгоценных, вещей, украшений,
Сделанных из серебра и из чистого золота, здесь он
Как властелин богатейшей Микены скопил благодатно.
Целых семь лет он провёл в отдалённом Египте, которых
С лишком хватило Эгисту свершить своё чёрное дело.
Но на восьмой из Афин возвратился ему на погибель
Богоподобный Орест, и убийство отца отомстил он.
Тут же свершил погребение матери вместе с Эгистом,
Пир учредив для сограждан, с достоинством месть оценивших.
В этот же день и Атрид Менелай прибыл в Аргос с отрядом
Крупных своих кораблей, до предела гружённых богатством,
Приобретённым в Египте за годы разлуки с Элладой.
Ты же недолго, мой сын, в отдаленье от родины странствуй.
Дом и наследье отца благородного бросив опасно
В жертву грабителям дерзким, ты многим рискуешь, поскольку
Всё разворуют они. И без пользы останется путь твой,
Что ты сейчас совершаешь. Однако, совет мой исполни:
После меня посети Менелая, который недавно
К нам возвратился из чуждых неведомых стран, от народов,
Так отдалённых от нас, что никто бы обратно вернуться
К нам бы не смог, оказавшись в тех землях по прихоти Зевса.
Слышал, оттуда и птицы лететь не рискуют, уж больно
Неисчислимой длины развернулись пучины морские.
Ты же плыви к Менелаю с командой своей корабельной,
Или землёй поезжай – я коней с колесницею лучших
Дам, да и сына с тобою пошлю, чтобы путь указал он
В Лакедемон благодатный, где царь Менелай златовласый
Властвует ныне. Ты сам обо всем расспроси Менелая.
Лжи он, конечно, не скажет, умом одарённый великим».
Так завершил свою речь мудрый Пилоса царь. И как будто
Этого только лишь солнце и ждало. За линию моря
Село оно, и покрылось прибрежье густеющей тенью.
Слабо остатки костров с наступающей ночью боролись.
К Нестору слово тогда обратила Афина Паллада:
«Старец великий, твои рассудительны речи, но время
Кончить беседы. Пора сотворить возлиянье бессмертным.
Ночь, что окутала берег, даёт нам подсказку подумать
О благодетельном ложе и сне миротворном. Пожалуй,
Этим и надо сейчас нам заняться. Не так ли, о Нестор?»
Так говорила богиня Паллада, и речь её дружно
Встретили жители Пилоса вместе с царём своим славным.
Для умывания рук разносить стали воду в сосудах.
Отроки светлым вином до краёв наполняли бокалы,
Кратеры-чаши нося меж скамьями с напитком волшебным –
Справа налево, как принято было отцами Эллады.
Пламя в кострах оживили, в огонь разгоревшийся бросив
Бычьи пласты языков, их проворно мечами отрезав.
Стоя потом совершили бессмертным богам возлиянье.
Не торопясь насладились вином. После этого гости
Стали к ночлегу на быстрое судно своё собираться.
Нестор, гостей задержав, заявил: «Да ведь разве позволят
Зевс Олимпиец, другие бессмертные боги, чтоб ныне
Вы для ночлега пошли в корабельные ваши ночлежки!
Разве одежд не найдётся у нас? Неужели я нищий?
И разве в доме моём не найдём мы прекрасных постелей,
Чтобы и сам я, и гости мои от души насладились
Сладостным сном? Но постелей, одежд в моём доме в достатке.
Можно ли, чтобы героя троянского сын благородный
Выбрал себе корабельную палубу спальней? Пока я
Жив и мои сыновья под родною отцовскою крышей,
Все, кто пожалуют к нам, угощенье достойное встретят,
Отдых приятный, а если случится, найдут и защиту».
Так светлоокая дочь Олимпийца царю отвечала:
«Умное слово сказал ты, возлюбленный старец, и должен
Волю исполнить твою Телемах. Эта воля законна.
Я же оставлю его у тебя одного, потому что
Надобно мне к нашим спутникам срочно вернуться –
Многое им рассказать, научить, как готовится судно
В бухте к стоянке ночной. Я команду набрал молодую.
Сплошь из друзей Телемаха. Гребцами они согласились
С нами до Пилоса плыть. Потому и спешу я сегодня.
Завтра же, прямо с утра, я отправлюсь к отважным кавконам.
Долг мне они обещались давнишний вернуть. А тебя я,
Царь благородный, прошу об одном. Только друг мой любезный
Сил наберётся в твоих благодатных пенатах, исполни
Слово своё. В колеснице отправь Телемаха до Спарты
С сыном любезным твоим».
Так сказав им, богиня исчезла,
Быстрым орлом улетев. Изумился народ. Изумился
Нестор, своими глазами увидев великое чудо.
За руку взяв Телемаха, ему дружелюбно сказал он:
«Друг, ты, конечно, и сердцем не робок, и силою крепок,
Если тебе, молодому, так явно сопутствуют боги.
Здесь из бессмертных, живущих в обителях светлых Олимпа,
Был не иной кто, как славная дочь всемогущего Зевса,
Так и отца твоего отличавшая в сонме ахеян.
Будь благосклонна, богиня, и к нам. И великую славу
Дай мне, и детям моим, и супруге моей благонравной.
Я же во славу твою наилучшую в стаде телицу
В жертву отдам, изукрасив рога её золотом чистым».
Так говорил он, молясь. И богиня его услыхала.
Вскоре он шел впереди сыновей и зятьёв благородных
В дом свой богато украшенный. Вместе с божественным старцем
В дом и другие вошли друг за другом. На креслах и стульях
Расположились они в устоявшемся строгом порядке.
Нестор тогда для собравшихся кубок наполнил до края
Светлым вином, принесённым служанкой из тёмных подвалов,
Где она вскрыла печать с заповеданной амфоры старой,
Ровно одиннадцать лет установленной в месте заветном.
Им он из кубка своё сотворил возлиянье великой
Дочери Зевса эгидодержавца. Когда и другие
Вслед за великим царём возлияньем себя насладили,
Каждый к себе возвратился, о ложе и сне помышляя.
Ночи желая спокойной, сам Нестор почётному гостю
В звонко-просторном покое кровать указал, по которой
Вывел художник послушным резцом неземные узоры.
Лёг на соседней постели единственный сын неженатый
Мудрого старца, мужей предводитель, лихой копьевержец –
Был Писистрат в этом роде сражений, как бог, недоступен.
Нестор же, в недра двора, в свой любимый покой удалившись,
Лёг на постели, разостланной мягко руками царицы.
Вот уж встаёт молодая с перстами пурпурными Эос.
С мягкой постели и Нектор поднялся, герой геренейский.
Выйдя из спальни он сел на обтёсанных, гладких, широких
Белых камнях, что служили сиденьями возле высоких
Царских дверей. Эти камни сияли, как будто их кто-то
Маслом намазал. Любил отдохнуть здесь и прежний хозяин,
Славный Нелей, всеохватным умом разве Зевсу подобный.
Но уж давно он судьбой уведён был в обитель Аида.
Нынче сидел на одном из камней этих Нестор великий.
Стали к нему подходить сыновья из покинутых спаслен.
Первым пришёл Ехефрон, вот Персей бодро вышел из дома,
Следом за ним Стратион с Аретосом, а вот уж и юный,
Богу подобный красой Фрасимед, наконец появился
Младший из братьев своих Песистрат вместе с гостем.
С Нестором рядом сидеть Телемах удостоился чести.
Так обратился к собравшимся Нестор, герой геренейский:
«Милые дети, моё повеленье исполнить спешите.
Прежде всего я хотел бы почтить преблагую Афину,
Видимо, бывшую с нами на празднике в честь Посейдона.
Пусть кто-нибудь поторопится в поле за лучшей телицей,
Чтобы немедленно гнал ее в город пастух, стерегущий
Вместе с другими стада. А второй же из вас поспешает
Пусть к кораблю, что покоится в бухте. Пускай позовет он
Всех мореходцев, оставив лишь двух для несения службы.
Третий из вас, золотильщик искусный Лоэркос, пусть нынче
Золотом чистым искусно украсит рога приносимой
В жертву телице. Её посвятим мы богине Палладе.
Прочие все оставайтесь при мне. Повелите рабыням
В доме обильный обед приготовить. Расставить порядком
Стулья, столы. Заготовить дрова и воды родниковой
Нам принести». Так сказал, обращаясь к родне своей, Нестор.
Все за работу взялись. Вскоре с дальнего поля телицу
К царскому дому пригнали. Пришли с корабля Телемаха
Люди, которые с ним переплыли Эгейское море.
Мастер по золоту с кладью пришёл. В этой клади имелись:
Молот, клещи, наковальня и всё, чем привычное дело
Златоискусник вершил. Появилась богиня Афина,
Чтобы почётную жертву принять. Тут художнику Нестор
Чистого золота дал, чтоб рога оковал он телице.
Мастер закончил работу, и дар был угоден богине.
Взяли телицу тогда за рога Стратион с Ехефроном,
Но перед тем они руки умыли водой из лохани,
Густо обложенной сверху по краю цветами живыми.
Вынес лохань Аретос, а другою рукою держал он
Короб с литым ячменём. Подошёл Фрасимед, ратоборец,
С острым в руке топором, изготовился с жертвой покончить.
Нестору чашу подставил Персей, и, умыв свои руки,
Царь ячменём золотистым телицу осыпал и, бросив
Шерсть с головы её в пламя костра, помолился Афине.
Следом за ним и другие с молитвой обряд совершили.
Нестеров сын Фрасимед, многосильный, напрягшись, ударил
В шею телицы своим топором. Повалилась телица.
Крик изумленья и страха раздался над тихой толпою
Женщин – царицы, её дочерей и невесток. А братья
В эти минуты телицу подняли, и разом единым
Кончил мученья её Писистрат. И когда истощилась
Черная кровь из телицы, а с нею и жизнь прекратилась,
Тушу они разрубили на части, от них отделили
Бёдра и сверху, обвив их, как следует жиром, кусками
Свежего мяса покрыли. Всё это заботливый Нестор
Лучшим вином оросил и костра равномерное пламя
Ловко разжёг. И к костру сыновья подступили, ухваты
В дело пустив. Вот уж бёдра сожгли и отведали сладкой
Нежной утробы телячьей. Нарезали мясо кусками,
На вертела насадили и, плавно в руках обращая,
Начали жарить, и дымчатый запах наполнил округу.
А Телемаха тем временем царская дочь Поликаста
В баню сводила, омыла водою, елеем натёрла,
И Телемах, облачившийся в лёгкий хитон и хламиду,
Вышел из бани, лицом лучезарным бессмертным подобный.
Место ему предложили занять рядом с Нестором. Вскоре,
Мясо изжарив и сняв с вертелов, сыновья с остальными
Сели за славный обед. И заботливо начали слуги
Всех обходить, наливая вино в золотые сосуды.
Благостно голод насытив искристым вином и едою,
Нестор, герой геренейский, сказал сыновьям благородным:
«Дети! Коней густогривых теперь вам запрячь в колесницу
Следует, чтоб Телемах по желанию в путь устремился».
Быстро исполнили волю отца. Запрягли в колесницу
Лучших коней. Про запас положили в огромной корзине
Хлеб и вино, и различную пищу, какая царям лишь,
Зевса питомцам, прилична. Тут стал Телемах в колесницу,
Рядом стал Нестеров сын Писистрат. По коням он ударил
Сильным бичом. И помчались они, ощущая свободу,
Полем широким, и Пилос блистательный скрылся за ними.
Кони неслись целый день, колесницу вперёд устремляя.
Солнце тем временем село, и мглою покрылась окрестность.
Путники прибыли в Феру, где жил Диоклес благородный,
Сын Ортилоха. Он дал им ночлег, угостив их радушно.
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Путники снова в свою колесницу блестящую стали,
Быстро помчались на ней со двора через портик звенящий.
Часто коней погоняя, летели они, словно ветер.
Вот и равнины, поросшие спелой пшеницей. Достигнув
Хлебных раздолий, они здесь свой путь завершили нелёгкий.
Ночи прохладная мгла уж ложилась на тёплую землю.
Конец третьей песни
