Дурачок

Папа, в отличие от брата, роста не высокого. Чуток не дотянул до ста семидесяти сантиметров. Крепкого здоровья. сильные руки.

 

В семнадцать лет подцепил он энцефалитного клеща. Заболел жестоко. Увезли в больницу. Уколы. капельницы.

 

Он полежал, полежал… Немного очухался… Да и, как был в полосатой пижаме, так и дунул из больницы. Почти ползком добрался до дома и начал своё лечение.

 

В деревне, после случившегося, его считали дурачком. К службе в армии не пригодным. В те годы — сильный удар по самолюбию.

 

Каждое утро и каждый вечер он, сначала ковылял с костылями, потом ходил без костылей, а затем бегал в одних трусах в любую погоду. Бегал долго, изнурительно, словно хотел бегом замучить ненавистную болезнь. Сделал из подручных средств подобие гири. Регулярно и монотонно поднимал и опускал. Плавал, даже зимой.

 

Через год попал на первую атомную подлодку матросом срочной службы на четыре года.

 

Возможности человека безграничны. Много раз в этом убеждалась на примере папы, знакомых, на своём опыте, когда смогла на корню задушить рак.

 

Служба папе нравилась. Он гордился ею.

 

Сначала учебка. Потом — в лодку.

 

Во время увольнения патруль их не трогал вовсе. Могли свободно гулять..Иногда позволяли себе пиво.

 

В тот раз подлодка залезла сначала в нейтральные воды, а потом и за предел. Их запеленговали. Лодка залегла на дно. Отключили всё. Затаились. Над ними на воде — корабль, в воздухе — вертолёт.

 

Не хватало кислорода. Команда вся лежала. У многих из ушей пошла кровь. Некоторые были без сознания, в обморочном состоянии. Кислород на вес золота. Немного для командования, львиная доля — акустикам.

 

Папа служил акустиком. Их было несколько. Дышали по очереди, когда до рези в ушах вслушивались, вглядывались, ловили малейший шорох.

 

Папа начинал терять сознание, когда его усадили к приборам. Надели наушники и попросили, —

 

— Дима, сынок, слушай. Слушай. От тебя сейчас жизни всех нас зависят.

 

Голова гудела. Перед глазами всё плыло. Но он продолжал слушать.

— Нет никого. Чисто.

 

 

 

Командир чуть не расцеловал его.

 

Запустили двигатели. Потихоньку переползли в нейтральные воды. Потом ушли на Кубу. Их выносили на руках.

 

Когда они покинули лодку. папка отыскал командира, —

 

— Знаете, а ведь я просто так сказал. Я ничего уже не мог услышать. Я подумал, что всё равно умирать. Так хоть на суше и вдохнуть разочек полной грудью. Можете под трибунал меня. Я всё напишу. Командир обнял его, —

 

— Спасибо тебе, Дима от всех нас и от наших родных. Не всякий на себя такой груз взвалит. Всё ты верно сделал. Потому я тебя и выбрал из всех

 

Два месяца отдыхала команда в госпитале.

 

 

 

Я спросила папку, —

 

— Ну, расскажи, как Куба-то? Он сощурил хитро глаз, улыбнулся воспоминаниям, —

 

— Да, шут с ней, с Кубой! Вот кубиночки — это да!

 

Кобель ещё тот был.