Волчья ягода
Музе и Нонне
Новелла в трёх частях.
Часть первая. Анна и Маргарита.
«Ванюююша!»
«Да, papá»
«Собирайся, сын мой! В гости едем» - cказал отец.
Он был в добром расположении духа. И бреясь перед большим трёхстворчатым зеркалом напевал песню. Всегда, когда отец затевал что-то новое или был уверен, что затеянное ранее сегодня аккурат сбудется, первое что он делал – брился. Чтобы при полном параде быть готовым к приёму ожидаемого счастья.
«Рapá, я знаю Ваши гости»
«А ну, цыц! Собирррайся, я сказал»,- сказал отец сердито, и с грозным видом оглянулся на меня.
«Хорошо-хорошо! Могу ли я хотя бы знать к кому на этот раз мы едем. И будет ли сегодня совет подушиться одеколоном?» - сказал я и усмехнулся в кулак.
«Едем к Чистолюбовым» - сказал отец, делая вид, что не замечает моей иронии.
«Дайте я угадаю»
«Ну!»
«У него две, а то и три хорошеньких дочки. Почти ангелы. В красном, розовом и, наверно, голубом платье! Они играют на фортепьяно, поют и между прочим каждый здравомыслящий молодой человек мечтал бы о таких невестах!» - говорил я, не скрывая улыбки.
«А ну вон отсюда!»
«Ухожу!»
«Одеваться! Ухожу о-де-вать-ся!» - по слогам проговорил отец, снова оторвавшись от бритья.
«И не забудь про одеколон»
Я рассмеялся на весь коридор. В ответ было слышно нечленораздельную ругань отца. Прохор, который нёс мне чаю – улыбнулся.
Я сел на кровать пил чай со свежеиспечённым печеньем. Не редко я позволял себе подобное, несмотря на то, что в доме у отца это кране не приветствовалось, комнату убирали мою постоянно, но, заходя ко мне, отец каждый раз говорил, что пора вычищать эту холостяцкую Авдееву конюшню.
«Вам ландышевый или лавандовый» - сказал Прохор.
«Что?»
«Как что?! Одеколон!»
Я рассмеялся и кинул в него подушкой.
С Прохором мы были дружны. Это был мой главный компаньон в различных шалостях и затеях.
Через час мы уже ехали к Чистолюбовым, я одет был как всегда в юнкерскую форму (по приказанию отца), отец выглядел свежо, верно потому что хорошее настроение его сегодня не покидало (а оно у него было хорошим всегда, когда его «предчувствие», как он сам говорил, его не обманывало).
«Отец, а сегодня опять в гостях зевать запрещается?»
«Ну, ты у меня получишь» - сказал он мне с явно наигранным злом, пихнул локтём и сделал вид, что спит.
***
В гостях было очень красиво, а точнее, как говорят французы - insolite. Дорогая антикварная мебель, свежие камелии в вазах, распространяющие почти дурманящее благовоние и даже еда на столе мне показалась какой-то диковинной. Хозяин – Андрей Прокопьевич Чистолюбов был одет в генеральскую форму и выглядел прекрасно, хозяйка – Зоя Арсеньевна, выглядела молодо и верно знала об этом, потому что была одета, как девушка, а не мать двух взрослых дочерей, светло-голубое многослойное платье, аккуратно уложенные русые волосы с медным отливом, старинные украшения, в первое мгновение я право подумал, что это одна из дочерей.
Отец весело разговаривал с хозяевами, а я себя чувствовал немного не в своей тарелке. Раньше, когда отец водил меня по гостям, с целью дальнейшего бракосочетания, я чувствовал себя главным действующим лицом, зевал с пренебрежением и надменно разглядывал дочерей, которые всем сердцем мечтали меня увидеть в качестве своего супруга. Тут же, ещё не увидев дочерей, я понял, что не смогу себя вести как прежде. Зоя Арсеньевна вела себя естественно и весело, но было прекрасно видно, что она не имеет цели выдать дочерей за первого встречного, было видно, что она ещё будет выбирать женихов своим дочерям.
«Тимофей, ну где там наши красавицы, долго их приглашать?! Гости ждут!» - с деланной сердитостью сказал Андрей Прокопьевич. Было видно, что дочерей он обожает и подобно Зое Арсеньевне не имеет цели как можно быстрее выдать их замуж. Больше того, мне почему-то показалось, что он боится этого и я почему-то явно представил его на свадьбе одной из дочери плачущим на груди у жены.
В соседней комнате послышался смех, дверь легко распахнулась и в комнату вошли сёстры.
«Ну что ж! Знакомьтесь! Анна и Маргарита.»
У меня было ощущение, что я ослеп. Анна... Толстые, тёмно-русые хитро переплетённые между собой две косы, украшенные тремя цветками из лент, сделанных под цвет платья. Белое лицо с персиковым румянцем. Открытые покатые плечи, налитая грудь. Кремовое платье с изысканным белым кружевом. И серый взгляд, от которого шли мурашки по телу. Только бы никто не заметил, как я смотрю на неё, только бы никто…
Сестра Анны – Маргарита, была не менее хороша. Если Анна походила внешне на отца, что сразу выдавал тёмный цвет волос, то Маргарита была точной копией Зои Арсеньевны, только немного рыжее.
В отличии от Маргариты украшений у Анны не было, за исключением маленьких серёжек с бриллиантами и длинной цепочки с крестиком.
Я смотрел на Анну, как она смеётся, иногда запрокидывая голову, обнажая белые, с голубым отливом, как мне тогда показалось, зубы. За весь вечер она посмотрела на меня только один раз, но я понял, что она знала, что я рассматривал её. Я первый раз в своей жизни представлял, как целую её в открытые чистые, бархатные, молочные плечи. Как я лезу головой под её многослойную юбку и как она смеётся при этом, запрокидывая голову.
Маргарита же была абсолютно увлечена рассказами моего отца. Вначале она пыталась скрыть смех и просто улыбалась в салфетку, а потом стала смеяться громко и открыто.
Отец рассказывал анекдоты, над которыми я смеялся лет в восемь, потом лет в десть я рассказывал их сам, через года два, когда мои знакомые стали продолжать, начатый мной анекдот без моего участия, я понял, что с ними нужно заканчивать. Так думал я, но не мой papá. Он аккуратно прощупывал публику и если становилось понято то, что она ранее не слышала подобного юмора, отец расходился не на шутку, набрав в грудь воздуха, он с выражением начинал декламировать свои заезженные анекдоты, как последнюю новинку.
С приёма у Чистолюбовых мы возвращались под полночь. Я боялся, что отец мне скажет, как я бесстыдно рассматривал генеральскую дочку. Но он ничего не сказал. Он был в чудесном настроении. Мы зашли в дом, отец остановился на пороге своей комнаты и спросил:
«Ну что, батенька, и сегодня ни одна из невест тебе не приглянулась?»
«Приглянулась. Анна.»
«Не может быть! Слава Богу! Хвалю за прямолинейность. Ну спокойной ночи», - сказал отец и закрыл дверь.
Я не спал полночи. Лежал на кровати в одежде и смотрел в потолок. К чему отец спросил меня о дочерях Чистолюбова? Неужели это были очередные заранее спланированные смотрины, но ведь этот визит явно не походил на наши предыдущие. За вечер я только подтвердил первоначально возникшую идею о том, что Андрей Прокопьевич не заинтересован в выдачи замуж своих дочерей, не нахваливал их в отличии других отцов, не опускался до пошлостей, не обнимал меня и не предлагал выпить на брудершафт. Дочери, очевидно, тоже были весьма холодны к идее замужества. Марго не то чтобы не обратила на меня внимания, как на жениха, я в принципе сомневаюсь, что она сегодня заметила моё присутствие на обеде. Анне я понравился, не знаю почему, но я это чувствовал. Но опять же, я больше чем уверен, что она и в мыслях не имела кокетливо мне показывать лодыжку для страстного соблазнения, как это делали другие потенциальные невесты. Она сидела за столом, иногда трогая ногами щенка, иногда бросая ему кусочки лакомства и была абсолютно уверена, что этого никто не видит. Но какое это имеет теперь значение? Если это были смотрины, то это только к лучшему.
У Чистолюбовых мы стали постоянными гостями, Андрей Прокопьевич был не дурак поговорить, мой отец тоже. Марго явно симпатизировала отцу и как ей казалось, не заметно для всех, садилась как можно ближе к нему, чтобы не пропускать его шутки и смешные рассказы про юность и службу.
Единственный раз мы пропустили обед у Чистолюбовых, когда женился сын друга отца по кадетскому корпусу – Разумского Роберта Валерьевича.
«Бери пример, щенок» - как всегда с наигранным злом сказал отец, что по обыкновению у меня вызвало смех.
Сёстры Чистолюбовы были необычайно дружны. За столом они иногда смеялись друг с другом не понятно над чем.
«… и я заверяю Вас, друзья мои, что концерт был просто чудным, а музыка Гречанинова…» - начал было Андрей Прокопьевич.
«Марго, музыка» - сказала Анна, улыбаясь и поднося к губам блюдце с чаем.
Марго на минуту задумалась, а потом как разразится смехом.
«Ну что ты будешь делать! Ну над каждым словом смех! Уже ничего не скажи при них! Хоть ползком мимо проползай!» - возмутилась Зоя Арсеньевна.
«Зоя Арсеньевны, ну не ругайтесь - с улыбкой сказал Андрей Прокопьевич, так вот музыка…» - продолжал он не замечая насмешек.
Один раз в приоткрытую дверь комнаты Анны я случайно, но не без любопытства и удовольствия, подсмотрел разговор двух сестёр.
«И пишет, значит, он ей, Вы – моя алая роза» - сказала Марго.
Анна рассмеялась так, что упала в своём накрахмаленном кружевном платье на кушетку.
«Тебе, сестра моя, он такого не писал право»
«Не писал… плачу… плачу…»
«А если бы писал, представляешь так: Вы – моя волчья ягода!»
Анна и Маргарита заливались смехом.
На полу, на вязаном кружке, рядом с сёстрами бесновался любимец семьи - щенок лайки по имени Нойзи.
Анна лежала на диване и смеялась, а Маргарита голыми пятками месила мягкую шерсть Нойзи.
Они были абсолютно уверены, что их никто не видит.
Анна заливалась смехом. Я тоже улыбнулся поняв, что соперник был давно обезврежен. Тогда я даже не подозревал, с каким содроганием я буду вспоминать про эту волчью ягоду.
Часть вторая. Бабушкино блюдце.
После того, как отец пришел однажды, напевая, изменилась вся моя жизнь.
«Сегодня был у Андрея Прокопьевича и Зои Арсеньевны Чистолюбовых» - начал отец.
«Без меня?»
«Так, ты слушать будешь или перебивать, как всегда?»
«Слушаю-слушаю!»
«Так вот, сегодня был у Андрея Прокопьевича и Зои Арсеньевны Чистолюбовых. Анна-таки влюблена в тебя. Услышал меня Бог! А то уже с кнутом на тебя идти хотел! Будет свадьба, внуки… видела бы тебя матушка твоя Евдокия Семёновна» - сказал отец и пустил слезу, я кинулся его целовать, успокаивать и просить прощение.
***
После свадьбы были самые счастливые две недели моей жизни. Я целовал жену, вдыхал аромат её волос, мы гуляли по аллеям и парку, каждую минуту наслаждаясь друг другом. И всё было бы так, если бы не надломил моё счастье один тёплый летний субботний вечер.
После того, как родители Анны и мой отец (который брился теперь каждый день после нашей свадьбы), расцеловав нас поехали домой, мы решили прогуляться на ночь.
«Смотри, какое блюдце в небе!»
В небе висела полная луна.
«Почему блюдце?» - улыбнулся я.
«А у моей бабушки был жёлтый сервиз, а блюдца в нём были точь-в-точь как полная луна».
Ты знаешь,- продолжала Анна, мне всегда немного не по себе, когда луна полная , даже дурно становится»
«Глупая моя» - сказал я и обнял её.
Мы пришли домой. Выпили по чашке чая с мёдом на балконе и легли спать, был одиннадцатый час.
Ночью, сквозь сон я почувствовал странное тепло и ощущение прикосновение то ли какого-то пледа, то ли шкуры. Я стал просыпаться. Я услышал чьё-то тяжело дыхание и в момент подскочил с постели. Рядом со мной спала не Анна, а волчица!
Окно было открыто, сиреневую тонкую штору парусом надувал тёплый летний ветер. На часах было за полночь. На долю секунды я понадеялся, что это сон. Но когда волчица проснулась, я понял, что ошибся.
Волчица стала неслышно, молнией кидаться за мной по комнате. Она скалила зубы. Её шерсть серебром переливалась под полной луной. Волчица в прыжке зацепила подушку, поднялась метель из куриных перьев.
На кровати лежала смятая сорочка Анны. Крестик остался на волчице. Вопросов не было – это она.
Молчи, только молчи - показалось отстукивает моё сердце и я молчал. Так продолжалось несколько часов, казалось она не хотела мне навредить, но когда я попробовал поднести к ней свою руку, она скалила пасть белыми, с голубым отливом клыками. Я посмотрел в её глаза – Анна, это точно Анна и я почувствовал, как ноги мои стали неметь, а в глазах темнеть. Больше я не помню ничего.
Утром я очнулся, как после дурмана, от стука Нины в дверь. Я открыл дверь.
«Что???»
«Кофий, барин» - тихо сказала девушка.
Я через порог забрал тяжелый поднос с кофе, чаем для Анны, свежим хлебом, вареньем и захлопнул дверь. Я в ужасе оглянулся на Анну.
Она проснулась в облаках фиолетовой пуховой постели и сладко потягиваясь позвала меня к себе:
«Радость, иди ко мне, я этой ночью спала кажется дурно, верно из-за дождя. Боже мой, что с подушкой? Иди ко мне!»
«Анна Андреевна, Вы ничего не хотите мне сказать?»
«Иван Петрович, что с тобой? Пойдём пить чай!» - сказала Анна, не предавая особого значения моему вопросу, и обняла меня обеими руками. Всё же как плохо я сегодня спала, голова болит… и поясница…»
«Это я и так понимаю, а больше ничего мне не хотите сказать?»
«Ваня, я не понимаю, о чём ты говоришь!» - уже серьёзно посмотрев на меня спросила Анна.
«Всё ты прекрасно понимаешь» - сказал я и отпихнул её от себя.
Она посмотрела на меня с глазами уже почти полными слёз.
«Да что с тобой»
Она соскочила с постели убежала на балкон. Я услышал, как она плачет и пошел за ней.
Она сидела на холодном полу, намоченным ночным дождём, подпирая спиной плетеное кресло, обняв коленки.
«Права была Бэль! Нет любви! Ни у нас с тобой, ни у кого! Она говорила мне, что рано или поздно ты отвернёшься от меня, не объясняя причины, я спорила! А она была права! - кричала Анна, задыхаясь от слёз. Я говорила ей, что люблю тебя с того самого дня, когда ты зашел к нам, противно воняя магнолией! Как полный дурак! А я полюбила тебя!»
Магнолия! – подумал я и мне почему-то стало смешно.
«Не права! - возразил я и начал её обнимать. Эта Бэль твоя – дура! Такого больше никогда не повторится! Слышишь, никогда! И не магнолией, а лавандой!»
Мы начали смеяться, Анна обняла меня в ответ. Я вдруг понял, она не обманывает меня. Ей действительно нечего мне сказать. Она понятия не имеет, что с ней происходит. И мне от этого стало легко. Я слышал легенды об оборотнях, мне о них рассказывала матушка, а всё, что рассказывала мне матушка в раннем детстве всю жизнь было для меня последней истиной, она жила в моей памяти, похожая на Богородицу со свечением за спиной.
Я испугался не волка, я испугался того, что Анна скрыла это от меня. А скрыть, это значит обмануть. Я боялся того, что мне придётся не простить ей обмана и потерять её навсегда! Больше страха не было. Я был открыт от неё. Я целовал её в шею, щёки, целовал её маленькие ладошки и смеялся, смялся от счастья.
«А хочешь ещё посмеяться!» - сказала она.
«Ну!»
«У тебя в голове клочок шерсти Нойзи. А ещё говорил, что вчера попарились на славу! Обманщик!»
«Как будто ты не знаешь, как парится твой отец!»
«Прекрасно знаю. Вначале он часа два готовиться зайти в баню, потом заходит и через три минуты, стоя на пороге говорит – если вам нравится сидеть красными, как раки, которых мне подавали в Париже, можете продолжать! А меня увольте!»
«Только вчера были не раки, а краб и не Париж, а Вена!»
Мы долго смеялись, обнимались и практически весь день просидели дома. Потому что за окном шел проливной дождь, наполняя следы от подков водой, как символ человеческого счастья, которое как легко может появиться, так же легко может и утечь сквозь пальцы, как дождевая вода.
Часть третья. Два купидона и волк.
Прошло четыре года. За это время Марго превратилась во взрослую, роскошную даму, носившую шляпы с перьями и шелковые платья, преимущественно фиолетового цвета (это был её любимый цвет, ещё с ранних лет). Это замечательное преображение было следствием того, что она вышла замуж, за Алексея Владимировича Прохорова, влиятельного человека, владельца двух фабрик и обладателя большого имения, доставшегося ему от отца. Знакомство Марго и Алексея получилось совсем случайно, но Андрей Прокопьевич, рассказывал всем, включая свою супругу, что это именно он сосватал молодых.
Марго одного за другим родила двух сыновей, с золотыми кудрями, как у купидонов – Владимира и Андрея и была отличной матерью.
Она держала в строгости мужа и маленьких сыновей и казалось, что Алексею это нравилось, потому что как любой деловой человек, он любил порядок и чёткость.
На семейных праздниках сёстры возились с детьми и были счастливы. Но в последнее время Андрей Прокопьевич неосторожно и с завидным постоянством стал рассказывать за столом истории:
«А помните друга моего доброго друга Валериана Семёновича, так вот у него два сына и оба имеют детей», или «Вот Даниил Фёдорович, дальний родственник Афанасия Демьяныча Вереницкого, кстати говоря, у него три дочери и обе имеют по два, а то и по три ребёнка» и наконец «Вообразите, друзья мои, какую замечательную историю мне вчера за обедом рассказал Аркадий Александрович, у Иосифа Моисеевича есть две дочери, вы их прекрасно знаете, дети мои, - Вера и Елизавета, так вот обе дочери оказавшись вдовами, повторно вышли замуж и от обоих браков имеют то ли по двое, то ли по трое, но, одним словом достаточное количество, детей!». Вначале никто как бы не замечал ни рассказов, ни того, что во время подобных историй Зоя Арсеньевна стучит по коленке Андрей Прокопьевича.
Но когда он однажды вскрикнул: «Зоя, перестань, больно!» и аккурат в тот же день мой отец, крякнув за столом, сказал: «Счастливый Вы, Андрей Прокопьевич, а я так быть и помру, дедом не сделавшись» это уже начало переходить все границы.
Анна стала плакать по ночам и становилась несчастной. Если Марго с каждым днём распускалась, как цветок и делалась деловитей, то от прежней весёлой Анны уже практически ничего не осталось. Она осунулась и значительно похудела. В гостях у родителей Анна стала чувствовать себя, как не в своей тарелке и даже к горячо любимой Нойзи стала подходить лишь редкий раз.
Все мои старания проходили даром. Я подарил ей щенка, точь-в-точь Нойзи в детстве, Анна обрадовалась на пару минут, а после щенок так и ходил по двору месяц безымянным. Кондитеру я заказывал пирожные, о которых рассказывали Анна и Марго, как они любили их в детстве и набив ими маленькие рты были уверены, что никто этого не видит, Анна от сладостей отказалась. Моё предложение о загранице и минеральных водах тоже было отвергнуто. Анна больше не читала, не играла на пианино и не вшивала.
Марго часто приезжала к ней без предупреждения, они закрывались в комнате и о чём-то говорили без меня. После приездов сестры Анну хватало на полдня, а потом она плакала и плакала снова.
***
Как и впредь я боялся ночей, когда в небе повиснет жёлтое блюдце из сервиза бабушки Анны и Марго?
Ещё когда волк с серебряной шерстью во второй раз стоял передо мной, я понял, что он не представляет опасности для меня, я понял что самое важное, чтобы никто за дверью не слышал мою ночную гостью, приходившую ко мне вместо жены. Я пытался разговаривать с волком, успокаивать его, я говорил ему, что ему не нужно меня бояться. Иногда, когда я уставал, я не мог проснуться ночью и как будто свозь горячку, чувствовал, как волк ходит рядом со мной, прикасаясь ко мне своей мягкой, переливающейся шерстью, когда он клал морду на меня, я ощущал металлический холод в форме креста.
После таких ночей меня особо беспокоили два момента, от одного мне было больно, от другого просто неловко.
Если я не успевал проснуться и переложить её, Анна могла проснуться где угодно. Однажды она проснулась на полу и начала плакать, она подумала, что на почве своей расслабленности, она ходит по ночам и засыпает где попало, а меня это не интересует и я не замечаю, что жена спит отдельно от меня.
Второй момент заключался в том, что волк по непонятной причине любил оставлять клочки шерсти, по началу Анна смеялась надо мной и говорила сколько можно бороздить головой коврик Нойзи, появлением щенка в доме, эта проблема отпала сама собой.
Однажды, в полнолуние я проснулся глубокой ночью и увидел, как рядом со мной спит волчица, положив морду на лапы. Было понятно, что несмотря на то, что скоро наступит утро, волчица так и не пробуждалась. Я смотрел на неё и слёзы сами собой потекли у меня по лицу. Я понял, что жизненные силы покидают мою жену и что даже, когда она – волк, у неё больше нет жизненных сил. Я обнял волка и спал в его зверином тепле оставшуюся ночь.
***
В одну из полнолунных ночей волчица случайно задела огромную вазу, стоявшую у нас в спальне возле зеркала. Я нарочно не стал собирать осколки, чтобы это смотрелось чистой случайностью, о которой я не знаю.
Утром я выходил в сад, а когда вернулся, увидел, что Анна сидит возле осколков.
«Представляешь, сегодня ночью, ветром разбило вазу моей прабабушки. Как же мы не услышали…»
«Не расстраивайся, душа моя…» - сказал я и посмотрел на осколки. Анна собрала осколки, положила их в ткань.
«Что ты делаешь? Ты же сама говорила, что разбитую посуду в доме держать нельзя?!»
«Но ведь это от бабушки, она говорила, что хочет, чтобы эта ваза была в моём доме, когда я выйду замуж и буду жить отдельно. Она говорила, что посуда передаваемая по женской линии делает дом полным и приносит здоровое потомство. Пусть хотя бы осколки останутся у нас.» - Анна вздохнула и убрала ткань с осколками в ящик.
«Как пожелаешь, голуба»
Я видел эту вазу каждый Божий день, но я не замечал раньше того, что заметил теперь на осколках. На вазе были нарисованы волки в золотых коронах, сама ваза была фиолетового цвета!
Какая-то мозаика начала складываться в моей голове. Марго постоянно ходит в фиолетовом, шторы, пастель и скатерти в нашем доме тоже преимущественно были фиолетового цвета, причём Анна не раз это аргументировала – фиолетовый – любимый цвет Марго, давай выберем ту, или иную вещь фиолетового цвета, в угоду сестре. Анна, по всей видимости ничего не знала, к тому же, я себе запретил думать то, что она о чём-то догадывается и не говорит мне, но на каком-то подсознательном уровне, она делала так, как бы сделали её предки. На вазе были волки, не просто волки, эти короны явно говорили об их некоем чистокровном происхождении и очеловечивании. Каждый раз, когда мы вспоминали бабушек, дедушек и прочую, особенно дальнюю, родню Анны всегда шла речь о родных по линии Зои Арсеньевны. Даже Андрей Прокопьевич не единожды подчёркивал в разговорах с моим отцом, что его жена из древнего дворянского рода. И что огромное поместье под Петербургом и добрая часть его состояния достались ему, как приданое жены. Сам же Андрей Прокопьевич был военным, отец его тоже был военным, отец его не был бедным, но был очень далек от состояния отца Зои Арсеньевны.
«Всё у меня благодаря Зое Арсеньевне, страшно сказать, Пётр Иванович, до нашего знакомства с Зоей Арсеньевной, я имел слабость к алкоголю, а вследствие этого шаткое здоровье. Всё через неё… - говорил Андрей Прокопьевич конфиденциально моему отцу и вытирал нежданную слезу. А с ней всё по-другому стало, молодым себя чувствую, как будто бесов из меня выгнали, прости Господи… Я взял её в жены, когда ей было 17 лет! А душой она была уже взрослой женщиной, как нашла подход ко мне эта на тот момент ещё девочка, как вытащила меня из ямы, не знаю. К ней ведь какие-то купцы богатейшие сватались, даже кто-то из приближенных… но она меня выбрала, ещё и молится на меня… откуда столько сил в ней, не знаю…» - говорил Андрей Прокопьевич и плакал.
Я слышал этот разговор случайно, благодаря привычке Андрея Прокопьевича говорить шепотом так, что слышно даже в соседском доме, но для меня этот разговор прояснил хотя бы то, что Зоя Арсеньевна очевидно не такая уж простая женщина пусть даже из очень обеспеченной семьи, может это большой ум, может женская интуиция, но скорее всего это нечто другое, как я полагал.
Я твёрдо решил, на одном из ужинов поднять разговор сам и вывести родителей Анны на чистую воду.
В один из воскресных вечеров вся семья в составе: мой отец, родители Анны, Марго с сыновьями и Алексеем сидели за столом. Я начал:
«Анна, ты рассказала Андрею Прокопьевичу и Зое Арсеньевне о досадном происшествии - сегодня ночью ветер разбил вазу?»
Анна посмотрела на меня с вопросом в глазах: «Ты здоров ли, такую ерунду нести за столом. Надо – сама скажу»
«Нет ещё» - ответила она.
Никто не посмотрел на нас. Марго разбиралась с детьми. Которые что-то натворили под столом, Алексей пытался оттуда вызволить участвовавшую в этом беспорядке Нойзи. Андрей Прокопьевич и Зоя Арсеньевна ссорились из-за масла, не то Андрей Прокопьевич неправильно его намазывал, не то неправильно положил грязный нож.
«Да, особенно жаль вазу из-за того, что на ней был редкий рисунок – волки в короне» - несмотря на первый конфуз, я решил не останавливаться с разговором и добиться своего.
Анна опять вопросительно посмотрела на меня, но на этот раз не поддержала, а просто отвернулась и продолжила резать кусочек торта серебряными приборами. Марго с Алексеем не повернулись, родители Анны продолжали ссориться и-за масла.
Я понял, что даже если они что-то знают, или догадываются, они никогда не подадут виду, самое страшное то, что они не боятся что кто-то поднимет эту тему, а значит никого ни на какую чистую воду вывести мне не удастся.
Я смотрел на родителей Анны, как они смешно ссорятся и понимал, что не могут быть эти люди обычными. Я никогда не придавал значения мелочам и мне казалось, что сегодня я рассмотрел их впервые. У Андрея Прокопьевича было одето кольцо, на безымянном пальце правой руки, тонкое с пятью, судя по всему, фиолетовыми сапфирами. У Зои Игнатьевны на правой руке был огромный старинный перстень с фиолетовым камнем и браслет на той же руке усыпанный фиолетовыми камнями и бриллиантами.
У него и у неё! И после этого Андрей Прокопьевич будет говорить моему отцу, как его из ямы судьбы вытащила 17-ти летняя обычная девушка. Они не были обычными и оба знали это прекрасно, осталось только узнать, догадываются ли об этом Анна и Марго.
***
После очередной ночи, когда повисла полная луна, когда я проснулся, Анны рядом не было. Я вышел на балкон, она сидела на плетёном стуле, накрытая клетчатым пледом, рядом с ней на плетёном столике стояла чашка кофе и рюмка с коньяком.
«Голуба, что с тобой? Кофе? Вы же с Маргаритой его ослиной мочой называли! А коньяк – это просто наглость!»
«Ваня, мне кажется… одним словом, что у меня проблемы с памятью. Если пойдёт так же дальше, мне будет нужна помощь врача»
«Голуба, что ты такое говоришь?»
«Абсолютно серьёзно. Я не помню, почему я сегодня проснулась голая. Мне казалось, что я беспробудно спала всю ночь. А засыпала я в ночной сорочке!» - сказала Анна и посмотрела на меня в упор.
«Это от усталости! Господи, а я-то думал…» - сказал я , не придумав ничего лучше и обнял её, прижав ещё простоволосую, пахнущую цветами голову к себе, я чувствовал, что она успокаивается.
Человеческая одежда слишком велика для волка и он просто выпрыгивает из неё. Смятая сорочка Анны, которую я увидел в первую ночь присутствия волка до сих пор стояла у меня перед глазами. Я вспомнил, что в глазах Анна я уже не первый раз читаю вопрос, почему бывают дни, когда она просыпается обнажённой и не помнит ничего, что происходило ночью, сегодня у неё был просто срыв по этому поводу, она больше не могла об этом думать в одиночку. Это для меня было лишним доказательством того, что она ничего не знает.
***
«Я абсолютно серьёзно говорю Вам, друзья мои, что Татьяна Тихоновна объявила вчера при всех, что то, что Альберт Иосифович живёт с некой девицей по фамилии Юркевич – это последняя клевета и что в тот, день, когда его видели якобы в пьяном виде в грязном, простите меня, кабаке, он спокойно спал дома по причине того, что был крайне не здоров.»
Речь шла о соседях Андрея Прокопьевича и Зои Арсеньевне – Безродных Татьяне Тихоновне и Алберте Иосифовиче. Зоя Арсеньевна питала особую неприязнь к данному семейству и даже отказывала им в приёме, на что Андрей Прокопьевич был крайне возмущен, отчего такое пренебрежение к людям, если грязные сплетни никто подтвердить не может.
«А дочь их…» - продолжал Андрей Прокопьевич.
«Какая?» - спросила Анна.
«Та, про которую вы, безобразницы говорили, похожая на утку»
Сёстры смеялись.
«А, так вот, дочь их, выходит замуж за министра и заграницей, где она жила год, обратилась полнейшей красавицей. Всё это по словам Татьяны Тихоновны, конечно»
«Это такая же правда, как то, что наша бабушка, или дед, не помню уже точно, по ночам в полнолуние обращались волками» - со смехом сказала Маргарита.
Анна залилась смехом.
Я подавился.
«Да-да. Якобы кто-то из них ночью обратился волком. А другой устроил игрища со зверем. И тут проходящая мимо прачка услышала странные звуки. И то ли из любопытства, то ли с желанием помочь (уж я не знаю как она собиралась это сделать) заглянула в замочную скважину и увидев сие действо лишилась чувств. На утро конечно вся прислуга знала о случившимся, но барину и барине сказать побоялись. Видимо из-за неминуемой кровавой расплаты.
Анна и Маргарита продолжали заливаться смехом ещё сильнее, а я стирать пот со лба.
«Тьфу на вас! То утки у них, то волки» - обиделся Андрей Прокопьевич. Зоя Арсеньевна улыбнулась, но ничего не сказала.
Так вот деду с бабулей сказать побоялись, а между собой передавали эту историю, как предание из поколения в поколение.
Анна и Маргарита смеялись неистово. Показывая свои рты с ровными, белыми, как снег зубами.
Алексей молча топил ложечкой лимон в чаю и меня охватил ужас, что если Маргарита тоже… и он видел и молчит так же, как и я.
Мне стало душно и я вышел освежиться на балкон.
***
Однажды, после важного и насыщенного дня, когда я почти до ночи ездил по городу по долгу службы, я заехал за Анной к родителям. Я ей сам предложил для того, что бы не грустить весь день одной оправиться к Андрею Прокопьевичу, тем более что и он оставался дома один, а Зоя Арсеньевна уехала хлопотать по делам своей престарелой тётушки.
Ещё при входе в дом, я услышал чрезвычайно громкий разговор родителей Анны в кабинете Андрея Прокопьевича.
«Что там?» - спросил я у принимавшего моё пальто Тимофея.
«Барин бранится, внуков хочет» - сказал Тимофей, расстроено вздохнул и помотал головой.
«А Анна где?»
«Уехали-с во свояси в расстроенных чувствах»
«Ясно!» - сказал я и стал выходить, забрав у него своё пальто обратно.
«Подождите, барин, Зоя Арсеньевны просила доложить, когда Вы приедете»
Из отрывков доносящегося из кабинета разговора на повышенных тонах и Зои Арсеньевны я понял, что утром, в моё отсутствие, Анна и Андрей Прокопьевич вначале чудно проводили время, на террасе пили чай с малиной – гостинцем родной сестры Андрея Прокопьевича, смеялись над щенками Нойзи. Потом по словам Андрей Прокопьевича он издалека завёл разговор о внуках и сказал, опять-таки абсолютно издалека, что если Анна не здорова, то он может попросить своего хорошего знакомого профессора медицины Ланскевича Исаака Львовича осмотреть её, на что получил в ответ отказ, слёзы и скорый отъезд Анны домой и больше того, уходя, Анна, уважаемого человека, профессора и просто умницу назвала лошадиной мордой!
Тимофей, осторожно постучал в дверь и в приоткрытую шель шепнул Зое Арсеньевне:
«Пришли-с».
Зоя Арсеньевны махнула рукой на Тимофея, тот тихонько закрыл дверь.
«Андрей Прокопьевич, мы кажется с Вами обсуждали подобные разговоры из так называемого далека!»
«Зоя Арсеньевны, честное слово, я не…»
«И уже кажется не первый раз Андрей Прокопьевич, Ваш многоуважаемый лошадиный зад, спасибо Анне за верные слова, выходит Вам боком!»
«Зоя, не зад, а морда! Тьфу ты! До чего дошел!»
«Хоть копыто! Всё, я к Анне»
«Я с Вами»
«Вы не со мной, а спать! Я не меньше Вашего хочу внуков, но предлагать дочери осмотры! Увольте! Всё, спать! И намазать колено не забудь!» - уже на ходу крикнула мужу Зоя Арсеньевна.
***
Анну мы застали спящей на диване в гостиной, она долго плакала на груди у матери, я их не беспокоил, чуть позже подъехала Марго, они долго о чём-то говорили, закрывшись в комнате, потом я услышал смех сестёр и у меня отлегло на сердце.
На следующий день Анна в одиночестве, в синей накидке с капюшоном ездила к деревенской повитухе ни свет ни заря. В течении недели Анна ездила повитухе ещё два раза. Меня с собою не брала, сказала мужчине там делать нечего. На одно из посещений ей пришлось взять с собой Нину. Которой пришлось рассказать мне всё, что она там видела и успела узнать.
Ранее повитуха и Анна ни разу не виделись, познакомились в первый приезд на этой неделе, но сразу горячо полюбили друг друга. Повитуха эта – баба Стеша, как назвала её Нина, по внешнему виду напоминала скорее деревенскую ведьму, живущую в полном отречении и нисколько не горюя по этому поводу, потому что такая бабка вряд ли может в ком-то нуждаться и тем боле любить.
О причине того, почему мою жену полюбила старая деревенская ведьма, не любившая никого в принципе, я прекрасно догадывался. В том, что ведьма всё прекрасно знала, но ничего не говорила Анне, я был тоже уверен.
Через неделю, после последнего посещения бабы Стеши Анной, я пришел домой и жена не встретила меня, как обычно. Раздеваясь, я спросил, в чём дело.
«Барыня не здорова» - доложил Прохор.
Через месяц мы поняли, что она забеременела.
***
«Ани, те платья, что я шила, когда была беременна, тебе привезут завтра и детские вещи тоже. Я их уже месяца два назад для тебя собрала» - говорила абсолютно счастливая Марго.
Два месяца! - подумал я, а у Анны всего месячная беременность. Откуда Марго могла знать, что через месяц забеременеет её сестра. А что, если и Анна знала, знала и не сказала мне! – думал я с яростью. Но тут же я вспомнил страдания Анны, я посмотрел на её осунувшееся лицо и иссохшиеся, постаревшие руки, мне вдруг стало стыдно и больно от своих мыслей, которые я давно отверг, но без моего согласия периодически возвращавшиеся ко мне в голову.
Анна одевала наряды Марго и я видел, как с развитием новой жизни, жизненные силы постепенной возвращаются к моей жене.
Даже щенок, который у нас так и звался – Щенок, наконец, получил имя – Морсик. Потому что, как сказал один из купидонов Марго, шерсть у него цвета облепихового морса.
Время шло, живот Анны становился больше, но я старался меньше говорить о её самочувствии, я боялся ей напомнить о тех днях, когда казалось, что жизнь из неё ушла безвозвратно.
***
Врач вышел из спальни и сказал, что я должен принять решение, в случае, если встанет выбор, Анна или ребёнок, чью жизнь ему сохранять.
Я кричал, чтобы он шел к чёрту!
«Нина, бегом сюда!»
«Где живёт Стеша?! Что ты молчишь, я спрашиваю, где живёт баба Стеша?»
«Час езды, Иван Петрович»
«Чтобы не больше, чем через полтора часа с Прохором уже были здесь вместе с этой бабкой. И со всем, что она скажет, что необходимо для родов. Скажете, барыня рожает, плохо ей…»
Нина в чём была выбежала на улицу и они тут же с Прохором уехали за Стешей.
Два часа мне показались вечностью. С Анной сидела Маргарита. Я сидел внизу, в полном отчаянье. Что если этот шарлатан, называющий себя доктором прав…
Я подскочил, кода услышал, что подъехала повозка. Не дожидаясь звонка, я открыл дверь. На пороге стояла баба Стеша.
«Как Нюрочка?»
«На втором этаже»
Нюрочка! Слышал бы Андрей Прокопьевич, что его Анна – Нюрочка!
То, что к Анне Стеша относилась с любовью, а на меня, так же как и на всех остальных она даже не посмотрела, для меня только подтвердило то, что она всё знает. Но сейчас мне от этого стало почему-то спокойно.
Но это всё сейчас не важно! Важно, чтобы Анна и ребёнок были живы, после этой чудовищной ночи.
Через час приехали Андрей Прокопьевич и Зоя Арсеньевна, со словами, что не могут более находиться дома, вдали от этого всего. На них были одеты те самые кольца с фиолетовыми камнями, я смотрел на них и ощущал полное равнодушие к тому, значат ли они что-то или нет.
***
Стеша попросила горячей воды и выгнала всех из спальни.
«Я хочу остаться и никуда не уйду» - кричал я на надрыве.
«Не шуми, папаша, вон лучше в углу на стуль сядь да посиди» - сказала Стеша, указав на стул.
***
Через час я уже стоял возле детской кроватки. В ней вместо младенца лежал маленький мокрый волчонок.
Стеша стояла возле Анны, прикладывала ей мокрый платок то ко лбу, то протирая им руки.
К утру маленький волчонок превратился в красивое человеческое дитя и Анна пришла себя. Она попросила подать ей сына.
«Господи, спасибо тебе за это чудо» - говорила она, плакала и попеременно целовала то меня, то ребёнка.
«Можно я назову его Александр? Ты не против?»,-спросила она.
«Нет»,- ответил я.
«Главное, что они оба живы, главное что они оба…» - думал я, обнимая жену и ребёнка.
Апрель 2014 Петербург
_______________________________________
Иллюстрация: «Собирая цветы примулы» Энни Хенникер
