Сумасшедшая белка

Чтобы ни случилось — мы живём. А если живём, то существовать стыдно. Надо жить смело, интересно, «по чесноку». Есть сундуки, шкафы, сейфы. Туда можно и нужно складывать всё, что мешает или особо ценно и требует бережного хранения. Сокровище. Только Ваше.

 

А я считалась в городке завидной невестой. Ну, посудите сами: муж крутил такие делишки, менял машину за машиной, одевал своих девочек, как кукол, да и себя не обижал, квартира напичкана японской бытовой техникой и наверняка припрятана где-то кубышка с золотыми сольдо. Женихов можно было отстреливать.

 

Подруги меня трясли, как грушу. Я стояла столбом железобетонным. Не нать мне.

 

Но… Всё меняется, всё движется… Совсем молодая, довольно привлекательная. Да ладно, чего уж скромничать, красивая я была, как говорил Сашка «красючка». Хорошее слово. Нравится мне. Это красивая плюс сучка равно красючка. И до мужиков, ну, полнейший глубокий минус. Смесь гремучая.

 

Зима. Новый год вот-вот. До недавних времён я любила этот праздник, как ребёнок. Причём, ожидание было несравненно приятнее и будоражило не по-детски.

 

Готовила номера в новогодний концерт. Тащила в дом всякие безделушки, ждала насыщенно и полной грудью.

 

Ленка. Была у меня (и сейчас есть!) моя Ленка. Такая клёвая! Могла и матом, могла и по головке погладить. Настоящая всегда. Вот какая есть, такую и принимайте или не принимайте. Люблю таких. Всем сердцем люблю. Без притворства, без игры, без фальши. Сама простодырая и откровенная до бесстыдства с детства.

 

Помню, мне лет 9 — 10. И я влюбилась. Первый раз. Мальчик старше года на три. Вот, как думаете, что я сделала? Да всё же просто! Вот оно лежит перед вами и ждёт. Ничего выдумывать не надо.

 

Я подошла к нему при всех, а всех было много (мы улицей играли в войнушку) и честно сказала: " Я тебя люблю.» Всё! Все расстреляны. Наши победили! До сих пор так поступаю. Искренне считаю, что нельзя скрывать свои чувства. Во-первых, они уже есть, так? Так. Значит, если молчать, то получается враньё. Во-вторых, ну, зачем мучиться? Отдай эстафетную палочку. Пусть теперь другой передаёт её дальше. И в-третьих, ведь вы можете просто не успеть сказать. А вот это уже страшно. Так, опять убежала. Вернёмся-ка к Новому году.

 

Новогоднее настроение снегом валило на городок. И Ленка также настойчиво искала мне мужа. Перебирала, как королей в колоде. Валеты не рассматривались. И выбрала. Мне ничего не сказала. Втихушку вела переговоры с потенциальным мужем.

 

В закрытой воинской части развлекать себя приходится самим. Новогоднюю ночь дружно проводили всем колхозом в ГДО. Сначала концерт, потом танцы жманцы обжиманцы и прочая лабуда.

 

Отработали программу мои школьницы, отпрыгала сама, переоделась и пошла «блистать» в общество. Новогодняя ночь. Трезвых нет.

 

А Ленка потерялась. Нет нигде. Выхожу в фойе. Сидит в кресле — морда красная, пьяная, довольная. А рядом — высокий, белобрысый, самоуверенный, с размыто-голубыми глазами блядуна. Ни чё так.

 

Ленка меня этак пальчиком, цоп, цоп, мол, иди сюда. Подошла. Белобрысый встал, усадил меня, сел рядом. Ржёт, открыто и нагло меня разглядывает. Можно подумать, что раньше не видел. А Ленка, так, между прочим, нас знакомит. Мне надоела вся эта чертовщина, встаю, поворачиваюсь спиной и… слышу дикий ржач. Оборачиваюсь. Гриня, так звали претендента на тело принцессы, показывает два больших пальца и складывается пополам от смеха, только головой кивает, мол, супер всё. Покрутила пальцем у виска, мысленно щёлкнула хвостом, пошла, задрав нос.

 

Но не тут- то было! Он в два прыжка догнал, сунул мне в каждую руку по бутылке шампанского, шепнул: «Жди. Скоро зайду» И исчез. И стою с этими бутылками посреди фойе. Дура дурой. Чё делать-то? На фига он мне нужен?

 

А Ленка, сводница, подскочила, бутылки забрала и говорит: " Давай, быстренько домой. Не натанцевалась что ли? «Потом осмотрела мой тыл и смеется: " А ты сзади себя видела?» Я напряглась. Мало ли, может опять юбку в трусы заправила. А чего? Могу. Тихонько спрашиваю, с надеждой на лучшее: «А что?» «Да, так, — ехидненько ухмыляется сваха, — у тебя чулок сзади от попы до пятки одна сплошная дыра. Мы Гриней укатались. А ты — звезда! Гордо так шла, мы чуть от смеха не сдохли…» Ладно.

 

«Я не знаю, как и когда сдохнет Гриня, но как сдохнешь ты я тебе могу показать». — предупредила и отвернулась. А она аж запрыгала от восхищения: " Класс! Класс! Оживаем! Иди домой, приведи себя в порядок, прими душ и всё такое…»

 

«Ленка, — прервала я её, — ты чего, совсем сбрендила? Я с ним спать не буду!» А она так нагло: " Будешь, будешь. Ещё как будешь. И так будешь, и этак. Да кто тебя спросит? Наташка, ну, для здоровья. Здоровья для. Надо. Так доктор сказал».

 

И тащит меня домой. Ольку эта сводня заранее оставила ночевать у себя. Жили мы в одном подъезде, я — на четвёртом, а Ленка — на третьем этаже. Пришли ко мне домой. Меня бесцеремонно толкнули в душ, стали расхваливать ухажёра. Он и умный, и красивый, и чистоплотный, и Серпуховку окончил, и все бабы кипятком по нему… Я удивилась: Так на хрена ему я сдалась? Пусть вон без детей и без заскоков ищет.» На что подруга серьёзно ответила: " Наташ, да влюбился он в тебя. Давно. Ещё при Сашке…»

 

И тут постучали в двери. Ленка побежала встречать. Надо же, какой деликатный, стучит. Двери закрывать на замок я так и не научилась.

 

Я накинула Сашкин халат, уткнулась в него носом, закрыла глаза… и уселась на крышку унитаза. Не пойду. Ни за что не пой-ду. Прошёл год, уже год… всего год …без Сашки…

 

 

 

***************************************************************

 

Сколько? Вот, сколько нужно хранить верность ушедшему? Да нисколько! И никто не смеет судить. Посылайте всех на х… смело и уверенно. Когда выжжено всё, всё. Вытаскивайте себя сами, никто не поможет. За волосы тащите, за задницу, за всё, всё, всё тащите. Не хороните себя. Живите…

 

Откуда им знать, как невыносимо, как невозможно дышать? Кто они такие, чтобы судить? Боль эту выбивать необходимо, заглушать, утрамбовывать в самую глубь. А чем и с кем и через какие отверстия — это ваше дело. Неужели можно жить, опираясь на чьи-то советы? Это будет уже чужая жизнь, не настоящая. Сама, всё сама. Можно предлагать, как на рынке, а выбирать буду только сама, только лично.

 

Я сидела на унитазе. Неудобно, даже если на крышке — неудобно. И глупо. Да, ситуация вышла из-под контроля. Эти совратители вдов веселились полным ходом. За мной не шли, не уговаривали. Знали, что бесполезно. Так, значит он ещё и умный, хороший стратег, да и тактик не хреновый. Ладно. Мы ещё поглядим, кто кого. Как там говорится? Ага: «Никогда не делай паузу без нужды. А уж если взяла паузу, то тяни её, сколько сможешь!» Да легко!

 

«Тянуть» надо с комфортом. Набрала ванну, напустила пены. Лежу, тяну… Слышу, что не слышу голосов. Вот вам. Притихли. Совещаются. Я закрыла глаза и решила поспать. Тянуть так тянуть. Но мне помешали. Первой, держа перед собой поднос с яствами, шествовала Ленка. За ней оруженосец Григорий тащил боеприпасы. Ох, как же жаль! Как жаль, что не запечатлено, не увековечено такое великолепие! Они встали рядом друг с другом параллельно ванне. Ленка с подносом по стойке смирно. Гриня с бутылками, руки — по швам. В ванне никого не видно, потому что я с головой ушла в пену. Сдержать смех не могла, а ржать при них — сдать позиции. В планы мои не входила скорая капитуляция.

 

Думали они не долго. Гриня запустил руку в пену, ухватил, за что попалось, и вытянул меня, подержал над ванной, подождал, пока стечёт вода (по-моему, даже потряс для ускорения процесса), завернул в полотенце, притащил в комнату и усадил за стол. Посмотрел с укоризной, смешанной с блядунчиком, и пропел: " Может, хватит. Я тебя насиловать не собираюсь. Но посидеть за столом ты же можешь?» Мне стало стыдно. Чего я, в самом деле, строю из себя? Мужик хороший. Вон как старается. И шампанское принёс, и закуску, и парфюм мне в подарок, и рубашку всю из-за меня намочил. Терпит. Может и правда любит. Чёрт его знает…»

 

Гриня оказался начитанным, юморным, внимательным. До позднего утра сидели втроём, пили, болтали, и как-то мне стало уютно и тепло. Спокойно. Захотелось свернуть в клубок и спать, спать… долго, пока не засплю зверя лохматого и когтистого, выматывающего меня, сжирающего…

 

А Гришка сидел напротив, смотрел с грустинкой и словно спрашивал: " Чего ты думаешь? Мучаешься? Попробуй жить. Попробуй…»

 

И я попробовала. Ленка ушла. Я сама решила, сама и начала. Сначала осторожно, не смело, пробовала, приглядывалась, знакомилась, а потом выпустила всех драконов, всех воронов, орала так, что соседи на утро глядели с завистью и улыбались. Вот только орала я: «Я люблю тебя, Сашка…»

 

**********************************************************

 

Я вышла замуж. Ошибка. Сколько их ещё будет. Металась, искала. Тщетно… Иногда доходило до абсурда… В прохожих мерещился Сашка… Догоняла, приставала, разочаровывалась… Так и жила. Хм, жила…

 

Нельзя выходить замуж просто так. Влюблённость размоется, поблекнет, исчезнет… И как быть? Получатся, что либо врать и продолжать сосуществование, либо сказать правду и расстаться. Врать я не умела и не научилась, к счастью.

 

Была очередная свадьба у меня и первая у Гриши. Знакомство с родителями и дни, месяцы, годы… Сначала новизна помогала мне, я отогревалась, оживала, но не долго… Это такой тяжёлый камень на плечах — быть рядом с нелюбимым, да ещё, когда он любит тебя. Хотелось взять и плюнуть себе в морду. Гришка, он классный. Скучно с ним не было. Спаивал меня «шампусиком», терпел мои закидоны, надеялся, ждал. Только зря. И никто не виноват. Карьеру военного он бросил из-за меня… С коммерцией дела шли туго поначалу, затем постепенно наладились, набирали обороты, дома становилось холоднее и суше с каждым днём. Ожидаемая неизбежность…

 

Подруги мои поразъехались. Каждый искал место потеплее, надёжное, выгодное… Военный городок — временное пристанище… Мы переехали в Новосибирск… Ольке исполнилось 13. Учиться она не любила, из бойкого, весёлого ребёнка превратилась в апатичного, циничного и ленивого подростка. Что поделать, возраст такой.

 

Ещё в Хабаровске у Ольки обнаружили абсолютный слух и хрустально чистый и невероятно высокий голос. Предлагали заняться вокалом профессионально, но она — ни в какую. Долго, изощрённо я пыталась подвести дочь к мысли, что нельзя зарывать талант, ведь это дар божий. К сожалению, мне не удалось. И потом, когда Ольга выросла, и до сих пор, мне пришлось выслушать много обвинений и упрёков, должна была убедить, заставить… Ну, уж нет. Убедить — безусловно. Но заставить? Нет. Никогда не заставляла никого, тем более детей. А заставить заниматься творчеством… ну, не знаю, это же двойное убийство получится.

 

В Новосибирске решили открыть агентство недвижимости. Дела пошли нормально. Набрали сотрудников, поменяли квартиру. Гришка параллельно учился на юрфаке, я изучала сальдо — бульдо. Ольку определили в частную школу. Так что с восьми утра и до восьми вечера дочь находилась под присмотром. А мы пахали… и отдалялись быстро и взаимно. У каждого были свои друзья, интересы, любовники… И мы этого не скрывали. Жили под одной крышей два чужих человека. Объединяла работа и деньги, иногда секс, иногда совместные пьянки, преферанс… Я стала жёстче, наглее, дура забилась в угол. Выжидала, копила силы, готовилась к мощному прыжку.

 

*************************************************************

 

В Новосибе появились новые подруги. Правда, подругами их можно было назвать с большой натяжкой, но для беззаботного времяпрепровождения годились. Но круче всех была Ритка. Зажигали мы с Риткой круто, вкусно, неординарно. Работа в агентстве выматывала психологически, но и время отнимала много. Засиживаться приходилось допоздна. Текущих проблем хватало. Да и дома радости никакой не было. Гришка появлялся всё реже, Ольга становилась всё вреднее, часто уезжала к бабушке. По дому важно и по-хозяйски слонялась тоска. Пусто и одиноко. И я, как ни стыдно вспоминать, искала отдушину в весёлых компаниях. Потом с остервенением сдирала кожу, материлась и пила спирт.

 

В этот вечер как-то так сложилось, что с работой справились быстро, настроение бодрилось и приподнималось пятницей, летом и удачно проведённой сделкой. Часов в 5 вечера запорхнула Ритуля, потащила нас с Гриней в ближайший парк обжираться шашлыками да напиваться пИвком.

 

Засиделись мы в открытом кафе, домой ехать далековато, а Ритка рядышком живёт, поэтому, прихватив пиво, мы потопали к ней. Нужно пройти через парк, ещё чуток и вот он, Риткин дом. Шли по центральной аллее, не спеша, ржали, пили, расслаблялись. Впереди на всю ширину дороги расположились молодые подонки. Пропускать нас не собирались, высказывались не обдуманно пошло и тупо в наш с Риткой адрес. Ритка-то прошла и ничего не сказала, Гриня ещё не дошёл, а вот белка во мне зашипела и выпустила коготки. Щёлкнул хвост, я начала драться. Пацаны молодые, но крепкие и их много. В драку все ввязываться не стали. Со мной по-честному бились двое. Ритка бросилась на помощь. К пацанам подтянулась подмога. Мы еле-еле справлялись. Наконец прибежал Гришка. Мы явно выигрывали и не только по очкам. Когда к противнику присоединился и резерв, я поняла, что голыми руками их не победить. Пулей бросилась в ближайшие кусты. Ритка презрительно заорала: «Предатель ты. Трус!» Ноя её не слушала, а бешено выламывала дрын. Палка оказалась внушительная, почти с меня ростом, и я с воплем апачей, размахивая дубинкой, кинулась на врагов. Ритка, увидев моё оружие, начала веселее размахивать руками и ногами. Гриня, сообразив, что дрын может зацепить и его, резко отскочил в сторону. Ритка нагнулась, я занесла палицу для удара, пацаны бросились в рассыпную. Но мы их отпускать не собирались. Слишком уж гадко и тупо они нас обозвали. Пока мы с Гриней гоняли этих придурков, не давая им сбежать, Ритка вызвала милицию. В это время появились, как двое из ларца, молодые сержантики. Помогли согнать в кучу пацанов, вскоре подъехал уазик и мы дружной компанией поехали в ближайшее отделение милиции.

 

Дяденьки милиционеры пиво тоже любят. У нас было много. Литров 6 точно. Поэтому сидеть в кулуарах долго не пришлось. Да вообще не пришлось сидеть. Завидев меня и Ритку в обнимку с бутылками, у каждой по 2 штуки, блюстители порядка расцвели, их руки потянулись к нам. Нас провели в кабинет к начальству. Ну, мне-то всё равно, я и не в таких кабинетах посылала, а вот Ритуля напряглась. Тогда я громко сказала: " Ритка, туалет прямо по коридору. Вали отсюда». Мент моргнул, кивнул, а мне шепнул: Присаживайтесь». Я уселась на стол, поставила бутылки, вопросительно посмотрела на майора. Майор был сообразительный. Достал стаканы. Сидим, пИвко пьём, рыбки вот не хватает. Он по глазам понял, что чё-то я хочу. Вызвал сержанта, пошушукался, и сержант принёс сухарики. Минут через 10 пришла Ритка. Дали и ей стакан. А Гриню пока под протокол опрашивали. Он парень умный, чего говорить знает.

 

Майору молча пить, видимо, надоело. Он почмокал губами, вытер об штаны пальцы, и, расплывшись в подхалимской улыбке, обратился ко мне: " А как же там Виктор Николаевич поживает? Что же это он за Вами не приглядывает?» Вот козёл. Не успев подумать, я ляпнула: " А тебя это е…?» Майор онемел. Покраснел, щёки надул, ногами затопал. Сам виноват. Не лезь, куда не просят. Как только он произнёс имя Николаевича, я оборзела в край, потому что Николаевич был моим любовником уже два года, а плюс к этому он был… ну, …скажем так, крутым ментом и не совсем ментом. Да и сосем не ментом, а круче…

 

Я пересела на диван, достала сигарету и закурила. Интересно, что будет делать майор. Лучше бы он молчал…

 

***************************************************************

 

Виктор Николаевич был мужиком крутым, брутальным и старше меня на 10 лет. Великолепный любовник, весёлый, щедрый и умный. Всегда была не равнодушна к умным мужикам. Смазливые юнцы не прельщали даже в юности. С годами вкус устоялся, набрал силу. Секс, голый секс без эмоций, скучен, ну, для меня. Поступательно-вращательные движения и обезьяна способна выполнять на 10 баллов. Примитивно. Интереснее залезть в голову, «постреляться» мысленно, так сказать, интеллектуальный секс, высшей пробы. Николаевич всё это мог дать. Нет, физические способности очень важны, но вкупе с мозговыми. Да и вообще, считаю, что самый сексуальный орган у человека — это мозг, ум, гибкий, дерзкий, незашореный.

 

Познакомились мы примитивно. Он подошёл ко мне на остановке. (Я стояла. Он проезжал мимо. Видимо, хорошо стояла). Посмотрел, сказал пару банальностей, а потом пригласил провести вечер вместе. Я на тот момент скучала и согласилась. И ни разу не пожалела.

 

Николаевич был женат. Нас это устраивало. Не смотря на свой возраст и должность, а должность была крута (поэтому имя я изменила, в отличии от остальных персонажей)., Витя чудил наотмашь. Например, ему ничего не стоило припылить ко мне на служебной машине ночью, с водилой, прихватив спиртное и закуску, укатить километров за сто от города, остановиться на обочине, поднять капот и крышку багажника, и сидеть бухать и орать песни. Очень уважал Розенбаума, а я в то время могла довольно сносно петь и бряцать на Кремоне. Вот и сидели белка с белком, пили коньяк или водку, да орали песни под гитару. Водитель бесился, но это уж его проблемы, работу можно и поменять, а если не хочется менять, то, как говорится, сидите и не п…

 

А в отделении милиции майор пришёл в себя. Ритка хихикала, она Витю знала. Я курила. Пришёл Гриня. Всё написал, подписал. Сел рядом со мной и закурил. Майор только рукой махнул, мол, да делайте вы чего хотите. Докурив, мы собрались домой. Время позднее, мы устали, спать хотелось жутко. Да и пиво ещё осталось, пить его с майором не хотелось. Сухарики мы не уважали. Мы любили солёные брюшки сёмги с чёрным хлебом и пиво. Всё это было у Ритули, она не бедствовала. Жила вдвоём с дочкой, занималась поставками алкоголя, короче, жила и радовалась.

 

Встали и направились к выходу. Майор неуверенно спросил: " А протокол?» Я ответила не поворачивая головы: " Николаич тебе напишет». Гриня гоготнул и добавил: " Ага, напишет. И не только протокол!» Мент обалдел. Ну, а что такого? Гриня был не только с ним знаком, но и часто прибегал к его помощи. Приходилось. Дела есть дела.

 

Вспоминаю свои выкрутасы и не устаю говорить искреннее спасибо родителям за недюжинное моё здоровье, не смотря на довольно хрупкий внешний вид и распахнутый щенячий восторг в глазах. Нет, ну, ладно в 16 лет, 17…даже в 25 я вытворяла такое, что некоторым мужикам было не под силу. Но ведь и в 35 у меня получалось не хуже. Как «шутил» Гриня: " Лошадь ты, Наташа. Столько выпить нормальный человек не может».

 

Лето. Жара. Работать лень. Всё-таки здорово, когда сама себе начальник.

 

Я сидела в офисе, сводила дебет с кредитом, оформляла кучу нудных бумажек, оправляющих моё либидо в минус бесконечность, интегрируя меня в счетную машинку. Подчинённые разбежались по делам. Периодически отзванивались. Один оформлял сделку, другой маялся на показах, кто-то пробивал новые пути обогащения. Гриня в суде отстаивал интересы «бандитов». У меня от цифр в глазах скакали не то точки, не то чёртики. Всё, больше не могу!

 

Закрыла программу, выключила комп. Налила кофе. Села на диван. Ноги на стол. Закурила. Ох, хорошо! За окном солнце жарит. А у меня — климат- контроль. Недолго я наслаждалась…

 

Влетела Ритка и затараторила. «Стоп! — ору, — чего хочешь?» Ритка допила мой кофе, отобрала сигарету, вытянула её за один засос, села и удивлёно на меня уставилась: " Глухая? Поехали, говорю. Машина здесь у тебя? Там пиво купим, водки, ну, и пожрать. Позагораем.» Я чуть чашкой ей в лоб не заехала. Нет, вот надо быть такой тупой! «Ритуль, а вот зачем мне машина? Я тебя привезу, ты набухаешься, а я тебя назад повезу. Так. Ладненько. Э..э… значит с тебя… по-дружески… ты там сколько часиков зависать будешь?» — я зло смотрела на эгоистку. Ритуля закрутила головой: " Ты щас с кем разговариваешь? Чё я? Вместе бухать будем, вдвоём. Надоели мужики. Вот где они у меня» — Ритка показала где. Я заметила: " Да они у всех там периодически бывают.» «А давай такси, точно, такси вызовем,» — Ритка потянулась за ближайшим телефоном. Я её остановила: " Зачем тебе такси? Машина вон, стоит. Давай, дуй за Михой.» Ритка с воплем: " Во, точно, и чё я такая умная…» унеслась в соседний магазин алкоголя, в который регулярно поставляла свой товар и очень близко была знакома с его хозяином, Михаилом..

 

У Мишки есть компаньон, но скучный он. А ещё есть друг, Жэка. Вот Жэка прикольный. Мы с Гриней частенько в их компании расписывали пульку, строили непроницаемые рожи в покере, или баловались в 21. Мишка мог за нами приехать, мог сразу поехать с нами, а по пути захватить Жэку, который не пил, совсем не пил. Вот. Туда я сама доеду, а обратно кто-нибудь из них подкинет.

 

Минут через 20 пришли все втроём: Ритка, Миха и Жэка. Закрыли офис, Грине кинула смсэску, звонить ему бесполезно, так как в процессе сидит, телефон отключен.

 

За руль сразу сел Женька. Михайло расположился рядом, а мы, две пьянчужки, устроились на заднем сидении и начали с пива.

 

Я и Ритка любили загорать, но по-своему. Если у меня в голове скакала белка, то у подруги прыгали кенгуру. Правда, они не такие юркие, как белки, поэтому скакали конкретно. Отдыхать любили на Оби, Вода проточная, не то, что в водохранилище.

 

Было и своё место. Но сегодня народ занял все интимные мета под кустами. А посередине, на горячем песке, под палящим солнцем места до… короче, много места. На небе ни одного задрипанного облачка.

 

Мишка поморщился светилу. Женька с интересом наблюдал за нами. А мы, как две ретивые кобылицы, поскакали к реке поближе. Брови на Жекином лице поползли вверх. Но он парень выносливый, как ни как бывший, хотя бывших не бывает, наркоман. А мы подошли к воде, стянули все не нужные тряпочки, подумали, посмотрели на отдыхающих, на Мишку с Жэкой, друг на друга и сняли на фиг лифчики. Свобода попугаям! Ура! Легко дышать и не так жарко.

 

Женька, привыкший к нашим выходкам, только крякнул. Подошедший с авоськами Мишка цапнул Ритку легонечко зубами за сосок и стал обустраиваться.

 

Расположились шикарно, по-царски. Возле самой воды поставили стол, шезлонги, чуть дальше — мангал, бутылки — в воду, закуски- на стол, мальчики разжигают угли, девочки — пошли смывать трудовую соль. Хорошо-то как! Кайф!

 

Надурачившись в воде, мы приползли к берегу, как два крокодила, только хвосты торчали, и улеглись на спины прямо в воде. Мммм… шашлычком пахнет, Мишка коньяк тащит… Народ шары пялит… Любимая атмосфера. Сели на попы — хлопнули по рюмашке — легли. А солнце жжёт по-сумасшедшему! Красотища…

 

С соседних тряпок полезли к нашему пикничку завистливые мужские взгляды. А тётка одна так это с придыханием: " Прости господи, расселися тут голышом. На такой жарище водку жрут, Халды!»

 

Меня не зацепило. Чё, жалко? Пусть себе болтает. Мне так классно было, (как говорила Ритуля) как апельсин, а апельсин, как е…я. Пусть себе несчастная, пусть… Но Мишка решил встрять. Налил в два стаканчика коньяк и пополз к тётке. Протянул ей стакан и говорит: «Давай, психанём! А потом я сорву с тебя лифтик и раздраконю! Агась?» Тётка врезала ему по башке тапкой. Мишка повеселел и пополз обратно. Но стаканчики с коньяком оставил тётеньке.

 

Вечерело. Народ рассосался. Жара утихала. Коньяк ускользал… А домой не хотелось. Олька на даче у бабушки, Гриня, наверняка, у одной из своих пассий. Постоянных было несколько, если множество может быть постоянным, а оно может, я это учила…

 

Телефоны мы отключили. Мне захотелось узнать, как чувствует себя время. Привычка идиотская, всегда отслеживаю этот глупый измеритель не измеряемого. Пунктик. Включила телефон.. А там пропущенные вызовы, сообщения и среди них одно от Николаевича. Прочла.: " Наташка — сучка, если ты не ответишь — я тебя больше трахать не буду, и меньше не буду.»

 

Позвонила. Обрадовался. Сказал, что минут через 5 будет. Я не удивилась. Он всегда знал, где я, с кем и почему. А фигли, работа такая…

 

************************************************************

 

С Николаевичем мне повезло. Это было то лекарство и в нужных дозах. Не любовь, нет. Но дурь моя нашла благодарную почву и пёрла, как морковка на грядке. Мы могли трепаться о чём угодно. Никаких претензий друг к другу. Полная свобода. Но что интересно, ни мне, ни ему пользоваться этой свободой особо не хотелось. Ну, можно и можно. Параллельных романов ни у него, ни у меня не было. У него — жена. У меня якобы — муж. Встречались часто. Могли уехать когда угодно куда угодно и насколько угодно. Высасывали друг друга до дна и, удовлетворённые, расползались по семьям. Не прятались, но и не рекламировали себя. Могли свободно появляться вместе в любых местах. Я даже несколько раз была у него на работе. Это было что-то!

 

Мы только-только познакомились, оказались на одной волне и понеслись по ней вприпрыжку и вприкуску. Я знала здание, где, как я думала, находится его офис. Но чем там занимаются я и понятия не имела. И вот белка указала хвостом: иди, сюрприз будет. Я и пошла… Как только открыла двери и вошла в фойе, белка вылезла и начала вертеть мордахой и принюхиваться. Обстановка та ещё. Состояние стен, окон и прочего опустим, там всё в полном порядке.

 

Дальше входных дверей пройти нельзя — дядьки с «автоматами». Шучу. Не с автоматами, но кобур имеется. Стекло, решётка, телефоны. Ко мне подошёл старлей, по петлицам — связь. Но я- то знаю, что петлицам верить нельзя.

 

Вояки в части, где я прожила более 10 лет, кем только не были. И танкист, и связисты… Ерунда это всё. Вот и здесь мой чуткий нос уловил что-то неладное. Несоответствие. Витя форму не носил. Редко, когда где-нибудь речь двигал. А здесь все в форме. И почему у связистов такой фейсконтроль? Я замешкалась. Старлей требовал сказать, какого художника мы сюда притащились. Хамить мне расхотелось. Не те глаза у мужика. Шутки не уместны. Пришлось назвать фамилию Николаевича. Старлей выпучил глаза: " А Вас вызывали?» — в голосе искреннее удивление. «Нет, — говорю, — сама пришла.» Старлей какой-то непонятливый попался или глуховат: " Сама? К… Николаевичу? Зачем?» Ну, всё, больше терпеть не могу! «Потрахаться,» — не удержалась я. Старлей пропустил это мимо ушей и как-то странно — задумчиво на распев произнёс: " Ну, да, ну, да, конечно…» Потом зыркнул так строго и отрапортовал:" Без пропуска не положено. Не разрешено беспокоить». Болван да и только.

 

Я психанула, развернулась и вылетела вон. Помчалась подальше отсюда. Злая. Квартала через два меня догнал запыхавшийся Николаевич. Я гордо чесала дальше. Он схватил меня за руку: " Да стой ты, блаженная! Уф, устал. Ты чего пришла? Случилось что?» Я не желала с ним разговаривать. Не достоин. Я оказала ему такую честь, принесла свою задницу к нему на работу, сюрприз хотела, а он, а он… Витька врубился быстро, потащил меня назад. Старлей вытянулся по струнке, когда мы вошли. Я показала ему язык.

 

Николаевич привёл меня в свой кабинет. Перед входом сидел ещё один вассал. Этот тоже тянулся, будто подрасти хотел. Витька махнул ему рукой, мол, расслабься. Зашли в кабинет. Двери толстенные, обиты, по-моему, кожей. Усадил меня в кресло, сел на подлокотник, посмотрел на меня задумчиво, глаза прищурил, будто мелкие буковки разбирает, и выдал мне: " А ты ведь стихи пишешь…» Ну, ни фига себе! Откуда узнал? Я не говорила. Молчу. А дальше глазки щурит: " Так… умеешь фотографировать… работать с реактивами… окончила музыкальную школу… колледж… университет… водительский стаж ….жила …там-то с такого и по такой-то… была замужем…". Короче выдал мне всю подноготную мою, даже то, что я забыла. И всё это с точными датами, местоположением, фамилиями. Блин, дедушка Мюллер в молодости. Во, попала! А Витька закончил: " Выпить хочешь?» Видать фейс-то у меня вытянулось как надо. Конечно, хочу, ясен перец, ещё спрашивает. Не дождавшись ответа, Витька подал мне сначала воду, а потом коньяк. Правильно. Без воды никак, в горле всё пересохло, слова сказать не могу. Залпом выдула воду и следом коньяк. Даже разницы не почувствовала.

 

Витька выжидающе смотрел, а потом решил мне мозг подправить: " Ну, успокоилась? Вот так. И если тебе взбредёт в голову сделать мне сюрприз, то вот тебе визитка, я тут телефончик один подчеркнул, так ты по нему и звони. Ладненько?» Блин, я бы его за это ладненько придушила, но ответила в тон: «Ладненько.» Поднялась и направилась к выходу. Витька заржал в голос: " Наташка, Наташка… Да ты у меня и вовсе дурочка. Ты куда собралась?» " Домой пойду», — буркнула я. А он резвится: " Да хоть на Луну! Тебя же никто отсюда не выпустит!» И ржёт. Странное место, странное… И как он там работает…

 

**********************************************************

 

В этот раз он приехал за мной на пляж на своей машине и без водителя, зато с другом. Друг — отдельная история. Потом расскажу. Звали его Джон, был он армянином, работал в тюрьме, классный, красивый, юморной. Если он чего-то не понимал по-русски, или ляпал казус, то отшучивался: " Я — чёрт не русский. Мне двадцать пять процентов скидка».

 

Приехали. Подошли. Витька носом повёл: " Бухаем-с, да… Одевайся. Поехали». Я быстренько нацепила лифчик, собрала остальные тряпочки, взяла сумку. Витька улыбается: " А ты что, вот так в купальнике и поедешь?» «А что?» — мне стало интересно, куда меня везут. «Да, нет. Нормально. Поехали», — а сам ржёт в усы. Но я ему доверяла. В обиду никому не даст и сам не обидит.

 

До сих пор не знаю, как он ко мне относился. Любил? Не знаю. Но помогал и тогда, и потом… Было время он, по-моему стесняясь (!!!), звал меня замуж. Я, не задумываясь ни на йоту, отказалась. Не хотела терять его. С ним хорошо. А выйди я за него замуж — всё пропадёт. Нет уж. Нас и тут неплохо кормят. Но это предложение было один раз, вскользь, больше к теме женитьбы не возвращались.

 

А мы ехали. Николаевич за рулём. Вёл резво, нагло, уверенно. Косил через зеркало на меня хитрющий глаз да подмигивал. Вот прям распирало его, ох, не к добру. Точно что-то задумал. Джон сидел рядом с водителем, развернулся ко мне и рассказывал свои тюремные байки. Чёрный юмор такой, на любителя. Я была любителем и слушала увлечённо, иногда перебивала, просила уточнить, объяснить или просто ржала.

 

Мы въехали в город, покружили, попетляли и направились в сторону посёлка Толмачёво. Там находился аэропорт. Я заёрзала, перестала слушать Джона. Витька растянут усища от уху до уха — доволен результатом. В купальнике еду в аэропорт. Вместо паспорта покажу …, а вот не покажу ничего! И что делать мне? Ни вещей, ни документов …и куда ещё летим не известно. Я очень и очень обеспокоилась. А потом… развалилась на сидении, взяла пиво и расслабилась. А чего мне волноваться? Нечего мне волноваться. Кто замутил всё, тот пусть и волнуется. Ха, шутник. Посмотрим, как ты будешь выкручиваться. А Витькины усы уже вылезли за пределы зеркала. Давай, давай, веселись, шпион проклятый.

 

Приехали. Выходим из машины. Два брутальных мужика в крутых прикидах и я — в купальнике. Стою. Сумка в руках, одёжка в машине. А мысли нехорошие копошатся в голове. А вдруг, куда в холодные края лететь? Да, ну… нет… наверное… А Витька подхватил свою сумку и пошёл, Джон за ним. И что делать? Пошла следом. Витька не выдержал. Сдался! Подождал меня, протянул баул: «На, алкашка, иди, одевайся. Добрый дядя позаботился» ………….

 

Сумка была набита моими вещами. Ага, значит был у меня дома. Так, так… И Гриня ему мои вещи собрал… Угу… Это что же получается? Гриня меня из моей же хатки и выгнал? Ну, Витька, я тебе устрою…

 

Заходить в дамскую комнату мне не хотелось, достала из сумки первую попавшуюся вещь, оказался сарафан, напялила прямо на улице, пошла на регистрацию. Любопытство распирало жутко. Куда летим и на фига нам Джон.

 

У стойки регистрации всё и прояснилось. Джон никуда не летит. А приехал, чтобы отогнать Витькину машину. А летим мы в Ташкент.

 

Паспорта и билеты у Николаевича. Мы прошли регистрацию, пообнимались с Джоном и пошли в отстойник. Две недели, целых две недели ничегонедумания и ничегонеделания. Ура!!! Ух, Витька! Эмоции зашкаливали, срочно нужен выплеск. Я с визгом запрыгнула Витьке на спину. И страшный засекреченный начальник поскакал с криком: " Иго-го».

 

**********************************************************

 

В самолёте давали коньяк. Так себе, не ахти какой, но сойдёт. Мы любили Кизляр, даже больше Мартеля. И дело не в цене. Камю, Наполеон и прочее терпеть не могли, а Хеннесси вообще одеколон одеколоном. Но это на наш с Николаевичем вкус. Кому-то же нравится.

 

Коньяк под общепитовскую закуску пошёл исключительно, так как настроение было такое… ну, было оно под коньяк в самый раз.

 

Витька рассказал мне, что вещи собирал сам., просто взял у Грини ключ, сказал, что срочно нужен мой паспорт. Гриня предложил ключики взять и не тревожить. Назад не возвращать. Это хорошо. Значит где-то прижился. Оставалось решить вопрос с работой. В самолёте позвонить не получается. Что ж, подождём, лететь не долго. Позвоню, есть там здравый парнишка, две недели продержится, рекламу даст, документы оформит. Надеюсь, что Гриня на работу не забьёт.

 

Витька захмелел, расплылся по креслу, лыбится, за ручку держит. И что ж мне так с ним хорошо? Может, люблю я его? Вроде нет.

 

Ладно. Не буду голову забивать. Я уткнулась в его плечо, он меня обнял, чмокнул в нос и я уснула.

 

В Ташкент прилетели ближе к вечеру. Жара, как в печке. Вещей мало, в багаж не сдавали, так что быстренько из здания аэровокзала и на стоянку авто. Витька достал ключи, открыл машину и кивком указал мне на заднее сидение. Ни фига себе! Он же коньяк глушил! И за руль?! Нет, я ещё жить хочу. Упёрлась как баран: " Не поеду! Ты пьяный.» Витька обозлился: «Садись, кукла чёртова, не пьяный я. Так, чуть, джуть». Но я не сдавалась. Пьяная сама за руль не лезла и другим не советовала. Витька раньше себе подобного фортеля не позволял Что за ерунда? Жара что ли по мозгам бьёт…

 

Витька тем временем залез за руль и завёл машину. Щас уедет, останусь я одна одинёшенька, своруют меня да и упекут к какому-нибудь баю или кто он там, и буду я десятой наложницей при пятнадцати жёнах. Всё равно не сяду!

 

Витька понял, что баран на меня наехал конкретно. Сидит. Думает. Потом достал телефон, потыкал кнопочки, потрещал с кем-то и заулыбался: «Шас, Натаха, я тебя как президента доставлю.»

 

Выдумщик он ещё тот. И положением своим для этих идиотских выходок пользовался нагло, не стеснялся.

 

Минут через 10 — 15 подъехала милицейская машина с мигалкой. Вышел майор, поздоровался с Витькой, мазнул по мне прищуром: «Кто здесь Витюню обижает? Ты что ли, Гюльчатай?» Витька притормозил его взглядом. Мужик хмыкнул, залез в жигуль и махнул: " Поехали!» Тоже мне, Гагарин. И мы поехали. Впереди менты с мигалкой, за ними мы. Витька радовался, как дитё. Отдых обещал быть не скучным.

 

Приехали. Я вышла из машины и челюсть моя упала почти до асфальта. Не, дома обычные, панельные девятиэтажки, правда стояли близко друг к другу. А с балкона на балкон верёвки натянуты на каждом этаже. А на верёвках цветут труселя и прочие вещицы. А все подъезды опутаны, обласканы лозой виноградной. И свисают гроздья сочные прямо над головой. Огромные, вкусные — бери и рви. Рвать нельзя? Можно, можно… но я не стала. Такая красотища, аж дух захватывает. Солнышко в каждой ягодке пляшет озорно, задорно. Нет, пусть висят. Чё я винограда не видала? Ой, не видала такого ещё никогда. А местные ходят и не замечают, и не догадываются, в какой сказке живут.

 

Витька дёрнул меня за плечо: «Ну, пойдём, там ждут. Давай, давай, замечталась совсем». В обычной трёшке всё было необычно. Квартира находилась на третьем этаже. А два первых занимал магазин. Вот. И получился такой огромный «балкон», вертолёт мог сесть спокойно. А на этом «балконе» стол, кресла и много всего мне не знакомого. Хозяин узбек. Дядька не молодой, возился возле огромного котла. Чего -то помешивал, пробовал, нюхал. Нам обрадовался как детям. Усадил за стол, давай кормить Мама моя родная! Я столько не ела ни до ни после. Блюда все национальные, из названий запомнила только плов, шашлык и солёный миндаль. Как же мы нажрались… Хозяин, а его почему-то звали Славик, ликовал. Показал нам спальню с огромной кроватью, сделал экскурс по квартире, всё убрал, помыл и ушёл. Оказалось, что не хозяин. Квартира ничья. А на ближайшие две недели — наша! Ну, Витька!

 

Но я ещё не знала, что сюрпризы только начинаются.

 

*********************************************************

 

В Ташкенте мы провели всего две недели, две… А в памяти остался каждый день поминутно. Что это? Просто яркие и неординарные события или… Вот и я думаю…

 

Жара. Настоящая коптильня. Даже вдыхать горячо. Как они выживают в таком пекле? А ещё в толстых, стёганных халатах до пят, в своих тюбетейках, так и этого мало! В Ташкенте был, наверное, и сейчас есть, огромный рынок. И там много таких деревянных диванчиков, прям под открытым небом. На диванчиках лежат тюфячки, а на тюфячках мужички в этих толстенных халатах и гоняют чаи из пиалушек. Чай зелёный, горячий! Мужики плотные, потные и довольные. Говорят, что так они от жары спасаются. Ну, не знаю, не знаю… Я бы сдохла, точно.

 

Мы направлялись в гости. То ли к родне, то ли к друзьям Витькиным. Я поначалу значения не придала. А вот и зря. Очень зря.

 

Так вот, по пути заехали на рынок. Николаевич там что-то покупал. А я притормозила у этих диванчиков. Не могла глаз оторвать. В такую жару и кипяток в себя заливать! Самоубийцы!

 

Дяденька — узбек, старенький такой, с добрым пухлым лицом, моё любопытство заметил. Заулыбался и что-то сказал. Ну, я чисто из вежливости ответила идиотской улыбкой и кивнула. Мол, спасибо, мне тоже очень приятно, рада Вас лицезреть. Но дяденька видимо подразумевал другое. Он налил из чайничка, который стоял на ковре рядом, в пиалку кипяток и протянул мне. Я испугалась. И так от жары сохну, а тут ещё чай горячий. А куда деваться? Обижать не хочется. Взяла жуткую пиалу и стою. А он мне показывает, что пить надо.

 

Перекрестилась я мысленно и сделала глоток. Ого! Классно! Чай не сладкий, не обжигает, а наоборот, освежает. Дедуля расплылся в добрейшей улыбке. Похлопал по дивану рядом с собой. Я присела. А он достал откуда-то тюбетейку и мне на голову пристроил. Оказалось, что и тюбетейка, и чай очень даже не плохо. Если бы Витька не пришёл, я бы немного погодя и халатик нацепила. Но он пришёл.

 

Витька оценил колорит и заржал:" Слышь, белка в тюбетейке, заканчивай чаи гонять. Поехали. Ждут нас». Я хотела вернуть шапочку, но дедуля приложил руки к своей груди и сказал: «Хороший, хороший ты, только волосы короткие, а хороший». Я расцвела от такой похвалы.

 

Хозяева оказались не узбеки, а немцы. Как они сюда попали? Было любопытно, но я из скромности не спросила. Встретили радушно. Зашли в дом и началось знакомство. Николаевич, обнимая меня, выдал: " Знакомьтесь. Моя жена. Настя». Я завертела головой. Где жена? Когда успела приехать? Зачем нам жена? А хозяева меня за руки трясу: " Очень приятно, Настенька, какая же ты молоденькая. Сколько же тебе лет? Витька, старый кобель, всё помоложе выбирает.» Я не просто онемела. У меня голова закружилась. Ну, надо так меня подставить! Мог бы и предупредить. Вот ведь скотинка какая. А Витька в усы ухмыляется и елейным голоском: «Да, ладно, чего уж там. Не порти мне жену. Она у меня скромная». А сам меня, втихаря, за задницу щиплет.

 

Стою, глазками хлопаю, ни черта не соображаю. Мало того, что жена, так ещё и Настя, так ещё и скромная. Столько нового о себе узнала! Интересно, а сколько мне лет? Витька словно услышал вопрос, усищами мне лицо щекочет и еле-еле мурлычет:" Она тебя на пять лет старше.» Нет, ну ни фига себе! Мне мой -то возраст никто не даёт, а тут ещё пяток накинули! Да я в морозилке видимо живу, не порчусь!

 

Выдержала я этот визит. Ни еда, ни коньяк в кайф не пошли. Скромная же. А скромные не жрут и не бухают, как Наташка. Они Насти. Вот.

 

Провожали долго, нудно. Я уже начала подвывать. Жутко хотелось курить и подаренный коньяк так и манил меня. Наконец пришла машина, хозяева скрылись за высоченным забором. Я прыгнула на заднее сидение, откупорила коньяк и прямо из горлышка сделала жирнючий глоток. Достала сигареты и нагло закурила. Витька попробовал показать мне кулак, но во время одумался и махнул рукой, сказал только: «Пепел не тряси. Там пепелка. Вот в неё и целься». Ладно, не боись, не промахнусь.

 

Мы подъехали к нашему временному, но общему жилищу. У подъезда нас ждала Витькина жена. Я хлебнула ещё коньячка, натянула поглубже тюбетейку, свистнула и сползла на пол. Витька сказал: " П…»

 

*************************************************************

 

На полу лежать не удобно. Витька закончил выражаться эмоциями. Вышел из машины. Водитель повернулся ко мне, усмехнулся: " Ну, что? Знакомиться пойдёшь?» Я буркнула из-под тюбетейки: " Мы знакомы.» Водила оживился:" Да, ну! Расскажи, а! Ну, белочка, пожалуйста…»

 

«Какая я тебе белочка?!» — от возмущения я даже привстала. «Так какая? Обычная. Наташка, кончай ломаться. Рассказывай. Всё равно Николаич вон, занят. Щас пока он вызовет машину, пока она приедет. А ты чего на полу лежишь? Ну, ты совсем! Стёкла, стёкла глянь какие! Тебя с улицы не видно. Вылазь. И рассказывай. Во, тут, это, закуска есть. Давай, пожуй».

 

Я осторожно перебралась на сидение. Взяла корзинку. Да там всё шикарно! Правда, шашлычок остыл, так мы его коньячком подогреем. Я взяла стакан, налила коньяк: " Ладно. Расскажу. Только не ржи».

 

«Это ещё года два назад было. Витька тогда замутил что-то вроде ателье. Есть у него друг, так он, этот друг, шьёт классно джинсы, там, куртки, костюмы спортивные, ну, и всё, что захочешь. А в депо метрополитена места валом. Вот он там поставил машинки швейные, оверлоки и другие прибамбасы. А Шурка рулил процессом. Были закройщицы, швеи. Сбытом занимался Витка. Ну, и как-то мы с ним туда зашли в гости. Там круглосуточно работали — строчили, кроили. Были все удобства. И поспать можно. Шурик весёлый, разговорчивый, выпить не дурак. Ну, мы засиделись… и ночевать там остались. Спим. Ночь уже глубокая.

 

Шурка работает. И тут звонок. Он и открыл. Кто ж знал, что это Витькина жена пришла. А мы спим. Честно, спим, дрыхнем без задних ног. И что делать? Она же пойдёт проверять. На слово не поверит. И будет скандал. Шурик пытался её домой отправить, мол, работать надо. Но она заметила мужнину куртку, отодвинула Шурку и в номера. Хорошо, что там спален было три штуки. Она пока в одну, Шурик к нам. Залетает и под одеяло. А мы спим. Ничего понять не можем.

 

Витька давай на него орать. Я пытаюсь хоть как-то накрыться и выяснить, чего надо ему. Может, замёрз? Или с ума сошёл от недосыпа. А Шурик Витьке рот закрывает и шепчет: " Жена, жена твоя.» Витька ещё громче разорался:" Она не жена. Ты чего, Шурка, напился? Иди, пошёл вон, придурок!»

 

Короче, представь картину: открываются двери, Настасья входит. Перед ней кровать. А на кровати я почти голая, за угол одеяла вцепилась, глаза сонные, бешеные, и Витька в трусах с Шуркой, в полной экипировке, обнимается. И орёт. Но когда она вошла, все замерли. Игра ещё такая была в детстве. Помнишь? «Морская фигура замри» называлась. Во! Один в один. Настасья смотрит, глазищи огромные. А мы, три кролика- блядуна, в неимоверных позах замерли. Всё. Приплыли. Но… Витька, он мужик сообразительный и наглый.

 

Толкнул Шурку ко мне и орёт: " Да что ты распереживался? Ну, подумаешь, что у тебя дама есть! Насть, ведь правда? Нормальный мужик. Должна же и баба быть». А мне интересно, чего он дальше врать будет. Мы с ним раздетые, а Шурка при полном параде. Настасья, видимо, тот же вопрос в голове прокручивала. А Витька быстренько оделся, сгрёб её в охапку и нам: «Так. Сильно не баловать. Работать надо. Завтра заказ отвозить». И за двери шасть.

 

Мы с Шуркой несколько минут ещё из ступора выйти не могли. Потом он вышел посмотреть. А Николаевич куртку одевает и заискивает: " Насть, ну, ты чё приехала? Я бы и сам добрался». И Настасья голос обрела: " А ты почему в трусах с ней лежал?» Витька от возмущения даже голос повысил: " Так а на фига мне трусы снимать? Я ж женат!» Шурка в истерике приполз обратно ко мне. Уж не знаю, как он потом отбрехивался, но видимо Настька очень хотела верить ему или, наоборот, по фиг ей было. Вот так и познакомились».

 

Водила поржал, а потом так ехидненько: " Ну, значит будет о чём поговорить. Николаич её сюда ведёт.» Я поползла на пол, но он меня поймал: " Ты чего, совсем что ли? Сиди на попе ровно. Щас цирк начнётся. Я вот не пойму, почему он не разведётся? Вон на тебе бы женился и всё. Никаких проблем». «Нет, — говорю, — как раз тогда бы и начались проблемы».

 

Дверца открылась. Витька усадил жену рядом со мной, сам сел на переднее сидение. Повернулся к нам и с милой улыбкой проговорил: «Знакомьтесь, девчонки. Это Настя, моя жена. Наташа — жена Вовчика.» Мы с Вовчиком подпрыгнули одновременно и на одинаковую высоту. Настя сказала: «Очень приятно.» Я подумала: «Хорошо хоть имя мне моё оставили.» Вовка молча уставился на меня. В глазах вопрос: «Что делать?» Я сказала: «Поехали, милый». Вовка завёл машину, подумал и выдал:" Вообще-то, мы ещё не женаты. Но если Натали не против, хоть сейчас готов». Теперь подпрыгнул Витька. Я ответила:" Конечно, любимый. У тебя паспорт с собой? Тогда гони в ЗАГС».

 

Дважды «выйти замуж за один день» — даже для меня через чур. Улыбки, болтовня глупая и наивный взгляд скрывали моё тихое бешенство. Нет, я не злилась на Витьку. Я принимала решение очень сосредоточенно, обдумывала дальнейшее своё житие. То, что я имела, меня категорически не устраивало. Затянувшееся веселье разухабистой белки мне надоело. Хотелось быть собой, такой, какая есть. Той, которая сидела дома ночами, уставившись в одну точку. Скучной, замкнутой, никакой… И чтобы никто меня не трогал. Всё. Сдохла белка. Хвост облез.

 

А Вовчик подъехал к ЗАГСу. Витька заёрзал. Настя взволнованно посмотрела на часы: " Мы опаздываем, Виктор. До самолёта два часа». «Так, так, — думаю, — значит, сваливает Виктор. Ладно». Внутри тучи мрачные, но без дождя. На лице улыбка до ушей. А вот, научили меня играть, притворяться, прятаться.

 

Хотя, прятаться умела с раннего детства, когда оставалась в детском саду на пятидневку и когда отправлялась, на всё лето, на детсадовские дачи. Там этому ремеслу быстренько научили. Да и потом учителя попадались отменные. Дай бог им…

 

Я вышла из машины, догнала Вовку, обняла и… зареветь не получилось. А так хотелось вылить всю черноту, но она присосалась намертво, так и будет сидеть. Терпеть, терпеть… А иначе никак.

 

Вовка истолковал мои обнимашки по-своему. Захрюкал довольно и повёл меня в ЗАГС. Зашли. Взяли бланки. Начали заполнять. Вовчик аж язык высунул от усердия. Выхватил у меня паспорт, брови его полезли вверх:" Натаха, а ты чего это, а? Ты сколько раз замуж выходила?» Я снисходительно молвила: " Вова, а что делать? Я — одна. Желающих — много. Не обижать же людей».

 

Вовка продолжал изучать штампы: «Так, а зачем ты за одного и того же два раза замуж выходила?» Непонятливый Вовочка попался. Я забрала паспорт, положила его в сумку и ушла.

 

Витька нервно наблюдал. Когда села в машину, спросил: " Ну, и когда торжество?» «Уже, — говорю, — можно откупоривать шампанское и швыряться цветами. Всё!»

 

Витька побледнел. А меня понесло. Я повернулась к Насте и, глядя в упор, спросила:" Настя, а ты ведь знаешь, что Вовка мне никто? Знаешь же?» Настя занервничала, но молодец, ответила честно: " Наташ, я всё знаю. Всё. Вы уже почти три года, а я»……..

 

Мне стало жаль её. Правда, очень жаль, а себя я… нет, не ненавидела, я презирала себя, плюнуть хотелось. Гадкая, мерзкая тварь, вот кто я…

 

Витька молчал. Хватило ума..Пауза затянулась. Ну, что ж, если никто не хочет, то можно и мне размотать этот клубок: «Настя, а зачем сейчас Виктору лететь домой? Что-то срочное?» Настя насторожилась: «Нет, но…» «А раз нет, то полетим мы с тобой, а этот половой дракон пусть жарится, может чего отсохнет у него,» — я несла полную чушь, но остановиться уже не могла. Это как поезд с горы.

 

И Настя согласилась. И правильно сделала. Не фиг унижаться. Сколько можно! Витка злобно смотрел на меня. Усы встали дыбом. Он сквозь зубы процедил: «Сука ты, Натаха.» Ха, удивил!: " Витя, да я в курсе, в курсе. Именно сука и есть. Всё, иди. Тащи этого придурка. Поехали. Или мы на такси уедем». Витька попытался задержать: " А вещи?» «Потом закинешь. Или узбечкам подари», — ответила я.

 

Всё! Надоело мне. Хочу покоя. И коньяк…

 

Не знаю, что Витька говорил Вовчику, но до аэропорта никто не сказал ни слова. Настя дремала, Витька злился, Вовка рулил, я пила коньяк.

 

Приехали в аэропорт. Я, молча пошла, не оглядываясь. Спину жёг взгляд. Уже чужой взгляд…

 

Долетели быстро Я так и не смогла уснуть, в отличие от Насти. Вот нервы! Конечно, с таким мужем нужны канаты, а не нервы.

 

В Новосибирске сели в Настину машину. У метро она меня высадила. Хотелось побродить, подумать, Дома пустота, пыль… Не хочу. Да и после жары приятно было всей кожей ощутить прохладу воздуха, ходить по знакомым улицам, беседовать с призраками… и так хотелось реветь, так хотелось… Но ничего не выходило.

 

Домой пришла уже затемно. Ключи в сумке были к моей радости. Я открыла двери… Темнота, духота и что-то ещё неприятное и липкое тянулось, трогало меня, ощупывало, затягивало…

 

Не разуваясь и не включая свет, прошла в спальню и рухнула на кровать вниз лицом. Вот. Так и буду лежать, пока… А что «пока»? Что? Теперь ты всегда, всегда так и будешь лежать в темноте и выть, выть внутри, потому что не умеешь ты выпустить эту боль, не у — ме — ешь!!!

 

Я закрыла глаза. И что есть мочи заорала… Срывая голос… До хрипоты… До звона в ушах… Тишина умеет звенеть…

 

**************************************************************************

 

Открыла глаза. Пасмурно. Плачет за меня тучка, моет листья, лица, окна. Распахнула огромное «французское» окно. Вышла на балкон. Тёплый летний дождь промочил насквозь мгновенно.

 

«Уйди с балкона! Простынешь!» Я посмотрела вниз. Высоко. Шестой этаж «сталинки» — это не шутка. Потолки под четыре метра. Внизу стоял Гришка. Без зонта. Одежда облепила змеёй красивое тело. Ишь ты, переживает! Ладно. Хватит киснуть. Дел много.

 

Гришка растёкся по прихожей огромной лужей. Человек дождя, блин. Стоит виновато, глазки в пол, побитой собакой, только что хвостом не виляет. Ушла. Плюхнулась в кресло. Нацепила наушники, врубила на всю мощь Кримсона «Рeople».

 

Минут через тридцать вышел муж. Муж. У меня есть муж? Для чего? Зачем? Свеженький, голубоглазенький. В одной руке шампанское, в другой — горшок с орхидеей. Помнит, что букеты не терплю. Интересно, интересно… Что за цирк сейчас будет?

 

Стоит. Лыбится. Я слушаю музыку. По башке лупит так, что перед глазами прыгает всё, включая Гришку. Смешно. Улыбнулась невольно. Гришка быстро перешёл в атаку. Поставил цветок. Налил шампанское, отнёс в спальню. Потом туда же перетащил и меня. Одним ухом поинтересовался, что я слушаю, пробормотал: «Надо же от такой дряни тащиться.,» и нырнул ко мне. Началось перемирие.

 

На словах объясняться глупо да я и не люблю. Секс. Всё друг другу сказали телами. Всё поняли. Простили. Начали дышать заново. Вдвоём. Одним дыханием.

 

Квартира наша, а точнее моя собственная, была шикарной. На последнем этаже. С трёх сторон улица и только коридор небольшой своей частью граничил с соседской квартирой.. Я случайно нашла это чудо в мёртвом состоянии. Быстро прибрала к рукам. Хозяйка уезжала на пмж в Германию, цена низкая. Подсуетилась, продала свою типовую двушку, купила чудо и остались деньги на ремонт. Бригада мастеров превратила мёртвую норку в шикарную пещеру за четыре месяца. Вынесли всё! Всё по — новой. Я любила своё новое логово. Мебели поставила минимум. Воздух, воздух мне нужен был. Огромные окна от пола до потолка, арки вместо дверей, необъятная ванная комната. И никаких соседей. Красота!

 

Гришка разгуливал в набедренной повязке, мурлыкал себе под нос любимого БГ, готовил завтрак. Бросил на меня быстрый опасливый взгляд. Но был лёгкий бриз — я улыбалась. Гришка подскочил: «А может ну его, этот завтрак? А? Ну-ка, ну-ка, чего это тут у нас? Дай посмотреть». Стянул с меня одеяло и выпучил глаза: «Не, я так не играю …так нельзя, потомушта нельзя, потому что нельзя быть красивой такой!» И запрыгнул в кровать. Всё. Сорвался завтрак!

 

Три дня мы не выходили из дома. На четвёртый пришла одна из наших сотрудниц, Светланка. Зашла, огляделась, потянула носом воздух: «Не, ребят, я пожалуй пойду. А то у вас тут так сексом прёт, что вы и меня трахнете.» И ушла. Хорошая. Все наши девочки — мальчики хорошие. Гнилых выгоняли, ленивые и тупые уходили сами. Оставались интересные, живые, классные. На столько классные, что… Это другая история. Это другая жизнь.

 

************************************************************************************

 

Как бы ни хотелось нам продлить второй медовый месяц, но и кушать хочется, и сотрудники могли от рук отбиться. В офисе нас встретили шутками, подколами и поздравлениями. Наконец-то любимые нами девочки и мальчики не будут лицезреть протокольные физиономии своих шефов. В дела зарюхались по самые пятки. Пахали. Разгребали. Торговля недвижимостью — дело трудное, опасное, со множеством подводных камушков подводных, непредсказуемое. Так что бдительность терять нельзя. А когда друг другу волк, какая уж тут бдительность. В то время развелось много «стервятников», так называемых «чёрных риэлторов». Вот уж действительно чёрные. Они, как падальщики, носом чуяли, где можно поживиться. Алкаши, старики одинокие, дети — сироты — ни чем не брезговали. Ничего их не останавливало. Влезали ужами в душу и выбрасывали потом на помойку обглоданные судьбы. Страшно. К нам обращались. Я отшивала сразу. Гриня за моей спиной пробовал мутить, но документы все проходили через мои руки. Ругались, дело доходило, чуть ли не до драки. Один раз я невольно оказалась участницей такого кидалова. Мальчик лет десяти и девочка, которой только исполнилось восемнадцать, остались без родителей. Погибли они. Грузовик сбил прямо на остановке. Вот так бывает. Была у детей обычная трёшка. А вот денег на её содержание не было. Им жрать нечего было, не то что квартиру оплачивать. «Добрые» мальчики влюбили в себя девочку — дурочку. Наплели сказок про жизнь в деревне, уговорили оформить доверенность на квартиру. И к нам. Мол, нужен домик недорогой, состояние не волнует. Гриня дом нашёл. Приезжают девочка –ромашечка и прожженный маклер. А Гриня в процессе сидит. Просит меня свозить ребят и показать дом. Посадила в машину. Повезла. Маклер пытался напоить девчонку каким-то винищем. Девочка отбивалась вяло, но видно было, что пить не хочет. Я терпела недолго. Приструнила маклера. Вроде, успокоился. Сидит нервно, глазки бегают. Приехали. То, что я увидела, домом назвать нельзя. Хибара вросла в землю по самые окна, крыша провисла, печки не было, стёкла выбиты. Девчонка даже выходить не стала из машины. Сжалась в комочек, молчит. А «заботливый спаситель» мурчит что-то на ушко, уговаривает. Она головой кивает, губёшку закусила, в глазах слёзы. Ну, всё! Больше я терпеть не могла. Знала, знала, во что ввязываюсь. Просто так соскочить не получится. Но как я потом дочери в глаза посмотрю? Резко открыла дверцу, вытащила пацана, врезала по яйцам. Сел за руль и уехала. Дурёху эту будет время в чувства привести. А вот уезжать надо резво и думать, куда свернуть. Пацан уже на телефоне. Всех предупредил. Церемониться они не станут. Могут и грохнуть. Не в первой. Девчонка сидела тихо. Мотала сопли на кулак. Подвывать начала. Настроения сюсюкать не было. Да и не занималась я такой хернёй никогда. Просто рыкнула: «Заткнись!» Ребёнок замолчал. Я свернула в лес, заглушила мотор, вышла и направилась к ближайшей остновке. Девчонка побежала следом. Зазвонил телефон. Гриня. Ага, беспокоится. Уже доложили. «Да, дорогой. Что? Нет. Всё хорошо. Едем домой. Ага. Через часок будем». Я не стала говорить, что еду в автобусе. Почему-то не захотела. Вспомнила Витьку: «Меньше знает — лучше спит». Ну, и про дедушку Мюллера, конечно. В город приехали поздно. Домой ни мне, ни девчонке нельзя. Я направилась к Николаевичу. Он поможет. Двери открыла Настя. Вот баба классная! Даже бровью не повела! Пригласила, накормила, Витьку разбудила. Он всё сделал. И машину пригнали, и детям помогли, и уродов этих наказали. Гриню не тронули, но пальчиком пригрозили. А мне Витька сказал: « Наташка, бросай ты его. Гнилой он стал. Подставит когда-нибудь тебя, а я могу не успеть. Ты много чего не знаешь. И лучше не знай. Обращайся, если что». Вот так. Бросил камушек, а круги пошли, пошли ……… Думай, Наташа, думай ………

 

******************************************************************************

 

На здоровье никогда не жаловалась. Настоящая ломовая лошадь. Могла сутками не спать, спирт глушить — и ничего! Бегала кроссы по 3 — 5 километров, как сайгак. А тут ерунда какая-то приключилась. Задыхаюсь. Ходить не могу, но то что бегать.

 

Пошла сдаваться докторам. А что делать? Не люблю их, но сильно скрутило. Доктор посмотрел, посмотрел и говорит: «Кого желаете? Мальчика или девочку?» Я онемела. Это как это? Это он что такое говорит? А эскулап продолжает вещать. И я понимаю, что беременна и что срочно нужно ложиться в больницу. Вот прям сию секунду.

 

Увезли. Белые стены. Отдельная палата. Иглы на завтрак. Капельницы, капельницы и невозможность дышать. Это страшно. Дышишь же обычно и не придаёшь этому никакого значения. А тут не дышится. Вообще никак не дышится.

 

Гришка с Ольгой бегали по сто раз на дню. Приходили, садились на стульчик и смотрели. А я лежала синяя и полудохлая, как куры в совке на прилавке.

 

Мои мучения продолжались почти восемь месяцев. Ребёнок умер.

 

Из больницы вышла тенью. Работать не могла. Спать не могла. Есть не могла. Меня трясло, колотило, начались приступы истерик.

 

Отвезли в психдиспансер. Сижу, как на отбойном молотке. Всё трясётся. Мужик посмотрел на меня и вышел из кабинета. Видимо, с Гриней беседовал. Отсутствовал минут двадцать. Зашёл бодренький, ручки потирает, улыбается. Конечно, он же знает, как с психами себя вести. Я пытаюсь справиться с крупной дрожью. Тщетно. Колбасит по-чёрному. Врач что-то пишет. На меня и не смотрит. Потом встаёт, берёт меня за руку и объясняет, так, будто я полная идиотка: «Там муж Ваш, да? Вот. Пойдёмте. Сейчас я отдам ему бумажку. А он купит Вам таблеточки. Их просто так не продают. Вот на бумажке круглый штампик. Вот. Вам и продадут. И поезжайте-ка Вы на природу. Есть дача? Есть. Вот и славно. Всё пройдёт. Всё будет хорошо. Только таблетки долго не пить! Не пить долго! Нельзя. Ну, пошли, пошли потихоньку».

 

Гриня отвёз меня на дачу, к родителям. Всё лето я приходила в себя. Сначала просто валялась в лесу, в траве. Потом стала ходить на «море», смотрела, дышала. Потом попробовала поплавать. Хорошо. Потихоньку успокаивалась. Но спать без таблеток не могла. Через месяц бросила их принимать. Через два — вернулась на работу. Вроде, живая. А на самом деле — труп трупом.

 

Опять тащить себя из ямы. Ну, да я теперь учёная. Опыт есть. Вытащу.

 

**************************************************************************

 

Олька выросла. И что-то пошло не так. Мучились обе. Она от недопонимания, я — от чёткого понимания всего происходящего.

 

Олька заканчивала одиннадцатый класс. И ей крупно повезло. То, что сейчас для всех стало нормой, тогда моя дочь и её сверстники делали впервые, как подопытные кролы. А именно — ЕГЭ. Что это такое и с чем его едят, никто не знал. Учителя, как и школяры, с любопытством и небольшим шоком ждали начало экзаменов. Ольке всё было по фиг. Никакого волнения, никакой зубрёшки. Просто пошла и сдала. Только вот сдала почти всё на трояки.

 

А дальше мамина, то есть моя, забота. Денег хватило только на Аграрный университет. Олька хотела стать ветеринаром. Любовь к животным присутствовала, знание химии отсутствовало. За деньги можно было и в мед. поступить, а уж на айболита и подавно. Но мне стало жаль зверьков, потому что одной любовью их не вылечить, а учиться моя дочура не хотела, и пошла Ольга Григорьевна уничтожать сорняки.

 

Особого рвения не выказывала, училась скверно, а потом и вовсе перестала появляться в универе. Меня пригласили к декану и открытым текстом проинформировали, что если моя дочь будет просто приносить свою задницу на все лекции и практики, то троечки — четвёрочки ей гарантированы. Но если нет — уж и не обижайтесь.

 

Олька пообещала. А на следующий день, когда я случайно заглянула в обед домой, дочь свою обнаружила в шкафу. Обалдела от такой наглости и глупости на столько, что, увидев дочь, скукожившуюся в шкафу, я сказала «привет», закрыла шкаф и вышла из квартиры.

 

Мне всегда везло на хороших, отзывчивых людей. Я хранила и храню их, как редкие книги, бережно и стараюсь без особой надобности не тревожить. Знаю, что они выручат, помогут, сделают всё возможное, а иногда и больше. Ольку отчисляли за прогулы. Спасти мог только академический отпуск по состоянию здоровья. Здоровье, к счастью, находилось в идеальном состоянии. И я пошла к прекрасному человеку и гениальному врачу. Было стыдно, гадко, в глаза ему смотреть не могла, не знала, с чего начать и он помог. Олька могла оставшиеся полгода пинать воздух, слушать свой любимый «Пикник», спать, жрать и наглеть. Академ я ей сделала. И, как потом выяснилось, зря.

 

В сентябре следующего года дочь моя пошла второй раз на первый курс. И всё повторилось. Опять пропуски, опять академ и так три года. Три года вычеркнуты из жизни моей и её.

 

Точку в обучении поставила бабушка. Ольку насильно, через ругань и слёзы, определили на работу. И пошла моя любимая Олёшка трудиться в Нью-Йорк пиццу. Сначала фыркала, ругалась, злилась. Но постепенно втянулась, а потом ей даже понравилось, и о дальнейшем обучении Олька забыла, как о кошмаре ночном.

 

Я какое-то время переживала сильно, но скоро столько всего свалилось на меня, что Олькины выкрутасы меркли.

 

********************************************************************************

 

Смотрела я на дочь и вспоминала себя. Вспоминала и понимала, что Олька, по сравнению со мной, невинная овечка. Ведь ей 17. А я в свои 17 и спирт пила, и домой могла не приходить, и …………. А Олька всего-то ленивая и вредная. Кстати, вредности и мне было не занимать. Отстать надо от ребёнка, пусть перебесится, пообтешится. А я понаблюдаю аккуратненько, но пристально. Мало ли чего.

 

С Гриней у Ольги обозначились боевые действия. Гриня хорохорился, а напрасно. Победить подростка — проиграть войну. Я занимала нейтральную сторону. Было интересно. Ставку сделала на дочь. Гришка был весь открыт, как ледоход весной. Бурлил, ломал, крушил. Если что не так — крик, шум, угрозы.

 

Олька вела бой профессионально. Начинала с психической атаки. Она поджидала «врага» и, как только уставший и расслабленный папаша растекался по креслу, заботливая дочурка врубала на всю громкость известную «милую» песенку Телевизора «Твой папа — фашист». Папа бледнел, потом багровел и орал так, что лаяли соседские собаки. Довольная Олька, ухмыляясь, запиралась в комнате или уходила прогуляться и прикупить новеньких «старых» дисков.

 

В Грине медленно, но уверенно зарождалось чувство ненависти к Ольке. Дочь отвечала искренней взаимностью. Долго военные действия продолжаться не могли.

 

Вечерами, после работы, мы с мужем подводили итоги, запивая наши успехи и поражения пивом. В тот вечер шёл обычный процесс сверки и отчёта. Гриня, как обычно, пытался уличить меня в нечестных подсчётах прибыли. Никак не мог согласиться с превосходством моего заработка. Приходилось долго и нудно доказывать, что я не верблюд. Слово за слово разговор перешёл на Ольку. И тут Гришаня выдал мне всё. Захмелев от лошадиной дозы мерзкой Балтики 9, муженёк развалился вальяжно на диване, закинул ноги на стол и, противно растягивая слова, заявил: «А знаешь, что? Я твою Ольку не люблю. Рад бы, да не могу. Противная она. Пусть к бабушке переезжает».

 

Поразительно, как же он был уверен в моём выборе! Вот тебе и умный, и красивый, и добрый. Дурак ты, Гриня. Я была спокойна. Как всё быстро и просто решилось. Ничего ему не ответила. Допила пиво, вызвала такси и уехала домой. К себе домой. Гришка собрался было со мной, но я молча, взглядом, остановила, охладила и объяснений не требовалось.

 

Теперь мы остались вдвоём с Олёшкой. Гриня снял квартиру, перевёз туда свои вещички. На работе всё осталось по-прежнему, включая вечерние посиделки с пивом. Иногда по выходным или пятницам играли в преф. Всё как всегда.

 

Агентство работало на полную катушку. Людей не хватало. Дали объявление. Посыпались звонки. Гришка, как «хороший психолог», проводил собеседование, а я, как серый кардинал, строчила за компом договоры и чутко слушала, смотрела, давала согласие или не согласие кивком головы. В основном народ приходил толковый, но нам нужны были люди со своей клиентской базой. И вот повезло или не повезло. Кому как.

 

Утром я задержалась в «любимой» налоговой. Зайдя в офис, увидела сексуальную блондинку лет тридцати. Гришка распустил хвост, пел соловьём и делал мне всяческие знаки, что девчонка подходит на все сто. Да кто бы сомневался! Имя у потенциальной любовницы моего бывшего мужа оказалось хорошим — Лариска! Клиентская база имелась. Опыт тоже. Внешность более чем, язык не заплетался. Ну, что ж, берём!

 

Эх, Гриня ты Гриня, если бы ты знал тогда, чем это закончится, то даже и не взглянул бы на Ларку. Если бы я знала — приняла бы и без базы, и без внешности.

 

***************************************************************************

 

Лариска как-то быстро и безболезненно оклиматизировалась. Первые несколько дней сидела на телефоне, как привязанная. Потом потихоньку стала выезжать на показы объектов, пыталась оформлять документы, но бумажки не поддавались дрессировке.

 

Гришка окружил новую пассию заботой и опекал, как ребёнка. Мне было всё равно. С новой сотрудницей оказалось приятно беседовать. Не скажу, что она много знала, читала всякую ерунду, но разговор строила легко, интересно. Мы успели подружиться.

 

Гришка насторожился, ушёл на время в тень. Наблюдал. Готовился к атаке.

 

А Лариска чувствовала себя не совсем уютно. С одной стороны, Гриня её привлекал, но с другой стороны, ей не хотелось портить отношения с «новой подружкой», т.е. со мной. Она знала, что Гришка мой муж, а что там и как — мы не распространялись.

 

Ситуация закручивалась, мне пришлось всё разруливать самой. А что может быть лучше и проще посиделок пивных?

 

Оказалось. Что Ларка очень даже не прочь выпить. Гришка угощал. Я от угощения его отказалась. Вот ещё! Сама себя в состоянии напоить. Под пивко всё и выяснили. А заодно мимоходом узнали, что имеется муж у сексопильной блондинки.

 

Ну, муж так муж, мне-то без разницы, а вот Григорий призадумался. Неизвестно ещё, что там за муж. А то ведь, и схлопотать можно. Ларка чирикала канарейкой. Я ухмылялась про себя. Гришка озабоченно уничтожал пиво.

 

И тут двери офиса открылись, появилась лохматая чернявая голова, пронзительно голубые глаза и отрешённая улыбка. У меня перехватило дыхание.

 

А Лариска проворковала: «О! А вот и муж! Знакомьтесь — Димон!»

 

В моей дурной голове проснулась белка и нагло простучала одно единственное слово: «Мой!»

 

Всё! Судьба Димона решена. От белки хрен ты куда денешься. Вслух же я произнесла: «Привет». И уставилась на Ларкиного мужа открыто и откровенно. Он не смутился. Подошёл ко мне, окатил своей отрешённостью и сел рядом. Улыбчиво осведомился: «Чего пьём?» Я протянула кружку и уточнила: «Пиво. Пока пиво».

 

Глазки наши пересеклись, перемешались и всё выяснили на ближайшие несколько лет.

 

*********************************

 

Десять лет. Много? Мало? Я не знаю. Десять лет провели мы вместе. И всё потеряли. Всё выскребли. Жаль. Я вспоминала… Гришка смог вытащить меня из такой ямы. Сколько ему пришлось терпеть, ждать.

 

Медовый месяц. Мы поехали к Гришкиным родителям в Кишинёв. Но сначала застряли на несколько дней в Москве. Приютили нас его друзья. Терпели и нас, и пуделиху серебристую с жеманной кличкой «Римей Жези», а попросту Жезючка, так как нраву она была крутого и плохо, отвратительно воспитана. Рычала, воровала всё, что могла достать, и обожала передвигаться на задних лапах.

 

В Кишинёве поболтались пару деньков и рванули в Одессу. О! Что мы там вытворяли! Даже сейчас пылают щёки и не только от воспоминаний.

 

Денег, как всегда, не хватало, потому что тратить разумно никто из нас в то время не умел да и не хотел. Остановились в летнем домике у какой-то тётушки. Почти сутками шатались по городу. С утра, обычно, жарились на пляже, потом бродили, сидели в кафешках. А в головах и телах бомбардировал секс. Где мы им только не занимались! С ума сойти можно.

 

На пляже народу много. Мы расположились у самого моря. Лежим. Загораем. Почти голые. Ну, невозможно! «Хочу, хочу» пёрло буквально изо всех щелей. Мы себя не сдерживали. Не могли и не хотели.

 

Гришка ужасный экстремал. Он всё и начинал. Фантазия опережала рассудок. У нас была пара полотенец и покрывало. И тьма тьмущая скучающих людей. И вот, устав, намаявшись от нетерпения, Гриня шепчет: «Я больше не могу. Давай под покрывало спрячемся.» Да без проблем! Спрятались! Правда только на половину, чтобы наблюдать за окружающими дикарями.

 

План был простой: пока Гришка копошится под покрывалом с моим купальником, я должна с непроницаемым лицом отслеживать — не заметил ли кто, чем мы тут занимаемся. Народ, что поближе, заинтересовался нашей вознёй, быстро сообразил, что к чему и притих в ожидании. Мы же, спрятавшись под покрывало и никого не видя, как малые дети, решили, что и нас никто не видит. Ну, и дали джазу по полной программе, без антракта, во всю мощь. Войдя в раж, отключились совершенно и контроль потеряли окончательно, забыли где мы и что мы.

 

Когда, вспотевшие и счастливые, выползли из своей норки, то обалдели. Десятки смеющихся глаз воткнулись в нас. Особо наглые зрители стояли и откровенно ржали. Многие аплодировали. Гриня повязал полотенце на задницу, раскланялся, приложив ручку к сердечку, и потрусил в море охлаждаться.

 

Я, придя в себе, отдышавшись, поняла, что сижу абсолютно голая и только маленький, но самый опасный, кусочек тела моего, прикрыт небрежно Гришкиными трусами. Пошарила рукой в поисках чего поприличней — не нашла. Напялила мужнины труселя и гордо прошествовала вслед за Гришкой.

 

Он встретил меня в море на расстоянии где-то по пояс. Утащил поглубже и алчно прорычал: " Давай повторим. Смотри как классно в воде. И нет никого». Я отказать не смогла.

 

После морского активного отдыха жрать хотелось дико. Забрели в кафе. Уютное такое, интерьер симпатичный, пахнет вкусно. Музычка приятная. Уселись, ждём официанта. А он не подходит. Мечется между столиками. Успел мимоходом сунуть нам меню и прочирикал: " Ребятки, подождите. Зашиваюсь. Потанцуйте пока». Мы танцевать любили и умели. У меня работа такая была, а Гришка в душе танцор. Музыка играла классная. Народ, обнявшись друг с дружкой, переносил вес тела с ноги на ногу. Мы отошли подальше друг от друга. Через несколько секунд кроме нас никто не танцевал. Импровизировали на ходу. В танец вложили все чувства и желания. Что творили, что мы творили!

 

Когда сели за столик, подскочил официант с шашлыком и коньяком. Мы задохнулись. Денег на такую роскошь не было. Пока соображали, паренёк выпалил: " Кушайте! За счёт заведения. Приходите вечером, а. Пожалуйста. Придёте?» Мы дружно закивали головами.

 

Когда остались одни, Гриня, пережёвывая мясо, азартно предложил: " Наташка, а Наташка, а давай будем с тобой танцами деньги зарабатывать. А ещё можно секс через стекло показывать. Я в порнушке видел». Потом подумал и добавил: " Не, секс не будем. Денег у них не хватит».

 

Вечером никуда мы не пошли. Были дела поважнее.

 

****************************

 

Куда-то всё подевалось. Безразличие у меня, злость у Гришки. Это был конец. Мы понимали, что ничего нет, только прошлое, только короткое счастливое прошлое. Всё цеплялись за клочки бывшего, словно боялись потерять и воспоминания. Расстаться бы спокойно, сохранив себя. Но нет. Не вышло.

 

Димка. Не просто так он появился. Ничего просто так не бывает. Во всём есть смысл. В случайности я не верю.

 

«Дружили» домами. Гриня обхаживал Лорку. Димка пялился на меня. Пока всё невинно и пристойно. Пока.

 

Мы часто стали приезжать в гости друг к другу. В основном, мы к ним. Дом на окраине, Река на участке, банька, шашлыки и тонны спиртного.

 

Димка с Лариской пили по-чёрному. Я им и в подмётки не годилась, не говоря уже о Грине. Первый визит сразил меня сразу и наповал.

 

Как-то, прикончив обычную дозу пива, Димон пригласил нас в гости. Мы согласились, была пятница, впереди выходные и время выспаться будет.

 

То, что мы увидели, передать невозможно. Дом выглядел заброшенным, по всему огромному участку валялись пустые банки, бутылки, пакеты и прочий мусор. Внутри дома голодная кошка безумными глазами пялилась на наглых мышей, вольготно разгуливающих по кухне. Заплёванный пол, горы грязной посуды, липкие стены, рассыпанные окурки на полу. Они пили страшно. Пиво без водки и водку без пива не признавали. Есть было нечего.

 

Котейка остервенело отдирала с пола какую-то засохшую массу, напоминавшую блевотину. Я всучила Лариске тряпку и ушла в магазин. Гриня вызвался помочь с уборкой. Димон поспешил за мной.

 

Когда вернулись, перемен особых не заметили, но ноги к полу прилипать перестали. В таком гадюшнике пить мне не приходилось. И не хотелось. Вызвала такси, загрузились и приехали к нам.

 

Димка, увидев гитару, цапнул несколько аккордов и выдал «Дурачка» гражданки. Выдал на все сто. И пел, и играл он отменно, также, как и пил. Я уселась напротив и слушала. А наши «половинки» вошкались на кухне. Нам не до них. Разговаривали взахлёб. Понимали с первых букв. Так не бывает!

 

Любимая группа — Кримсон, любимая книга — Заратустра, и далее всё, всё совпадает. Выстрел чёткий — два трупа, двое воскресших.

 

Примерно через неделю Димон вновь пригласил нас в гости. Мы насторожились. Он улыбнулся отрешённо и как-то внутрь себя, и, передёрнув плечами, сказал: " Поехали». И всё. Он вообще немногословный, трепаться не любил.

 

В этот раз дом сверкал, пах и улыбался Димкой. Спиртного не много, закуска в достатке, кошка сытая, мышей нет. И опять гитара, я и Димка. «Половики» нагло ушли в спальню. Характерную возню заглушал необыкновенный голос Димона.

 

Вот уже более часа мы сидели вдвоём. Классно нам было. Может чего и хотелось, но уж точно не здесь и не так. Вот из спальни выпорхнули удовлетворённые любовники, уселись за стол, разлили водку. Лорка щебечет, Гриня прячет красные глазёнки, несёт какую-то ерунду. Звякают вилки-ложки, булькает водка, чавкает закуска, пошлые улыбочки, масляные липучие взгляды и вдруг, над всем этим бардаком чётко, громко, по слогам, глядя мне в глаза и проникая внутрь меня, Димкин голос: " Я люблю Наташку».

 

Гробовая тишина. Все смотрят на меня. Онемевшие губы не слушаются. (Так не бывает!) Я слышу незнакомый голос, надломленный и металлический: " Я люблю Димку?»

 

********************************

 

Чем-то он напоминал мне Сашку. Чем? Не понимала. Сашка и пел отвратительно, и не был так красив, и книжек заумных не читал. Но было что-то неуловимое, щипучее и родное. Только через много лет до меня дошло — оба они говорили то, что думают и плевали на правила.

 

Мой нелепый вопрос повис над столом, как абажур. Гришка так и застыл с поднятой рюмкой. Лариска перестала жевать и выглядела смешно с торчащим солёным огурчиком из открытого рта. А мы, не моргая, уставились друг на друга. Слова сказаны. Теперь — действия. Но что делать я не знала. Сидеть и пить, вроде бы, глупо. Уйти? Можно, но, а дальше- то что?

 

И тут Гришка сломал ситуацию. Он встал, покружил по комнате, растирая и без того красную физиономию, потом сел на место, посмотрел на меня воровато и глухо спросил: «Наташа, скажи мне, только я очень тебя прошу, честно. Ты меня, когда-нибудь хотя бы чуть-чуть любила?» Я в ту же секунду отрезала: «Нет. Никогда».

 

Гришка сжался, как от удара, налил стакан водки и залпом выпил. Потом встал, зацепил по пути Лорку и уволок, как машинку игрушечную на верёвочке, в спальню.

 

«Мне жаль его. По-другому нельзя было?» — вздохнул Димка. Ну, что ж ты такой умный и такие дурацкие вопросы мне задаёшь ……. Как? Как по-другому? Я и тебя не люблю. И себя не люблю.

 

Так и сидели мы рядом на старом диванчике. И всё равно нам было. Из спальни вылезали равномерные скрипучие звуки, стоны — мышиная возня. Ребятки затрахивали горе. И правильно делали. Лучшего способа, чем оргазм, я не знаю. Он и нервы успокаивает, и от похмелья спасает лучше любых лекарств. Примерно через полчаса к нам прибежала Лариска, почему-то в свитере, но без трусов. Повертела пред нашими равнодушными очами голым задом и унеслась обратно в спальню. Поползло горячее шушукание. Появился Гриня. Пьяный, одетый, злой. На меня резко глянул и отвернулся к Димке: «Слышь, Димон, затопи печку. Зябко что-то мне».

 

Я насторожилась. Странно, чего ему зябко? На улице плюс 20. Внутри — раз десять по плюс 40. Но кроме меня никто подвоха не заметил. Димка ушёл за дровами. Мы остались вдвоём, а точнее — я и их двое.

 

Я ждала удара, но слишком разные весовые категории. Мои сто семьдесят сантиметров и пятьдесят пять килограмм против ста девяносто и девяносто — всё равно, что ёж и голый зад. Из-за угла наблюдала Лорка.

 

Упала от первого удара. А дальше старательно группировалась, закрывая лицо и живот — вспомнила всё, чему учили в детстве и Сашка. Бил Гришка молча, с ненавистью и со всей силы. Скоро я не могла уже сдерживать глухие стоны, на крик была не способна. Чувствовала, что вот-вот отключусь, и меня убьют. Сквозь боль слышала, как злорадно комментировала каждый удар Лариска.

 

Димка вернулся вовремя. Бросил поленья, оттащил Гриню, приподнял его и шваркнул об пол. Я отключилась.

 

Когда пришла в себя — никого рядом. Полумрак. Невнятный разговор. Попробовала встать. По резкой дикой боли поняла, что сломаны рёбра. Дышать пришлось потихоньку. Вставала долго, закусив губу, чтобы не стонать. Осторожно, на цыпочках, подошла к двери, приоткрыла на миллиметр, оценила обстановку. Подошла к шкафу. На полках всякая всячина. Стала взвешивать в руке, нужен был тяжёлый, не острый и не громоздкий предмет. Нашла. Им оказался обыкновенный глиняный горшок. Спрятала за спину, вышла в кухню.

 

За столом сидели Димка и Гриня. Димка — ко мне лицом, Гриня — спиной. Тихо, но быстро подошла к Грине и со всей силы опустила несчастный горшок наголову. Гриня упал. Горшок разбился.

 

Прошла в спальню. Стащила с кровати Лариску, врезала пару раз коленкой в нос и ушла.

 

Домой ехать не хотелось. Ничего не хотелось. Никого. Зашла в кафе. Мы часто здесь бывали с Риткой. Давненько я её не видела. И не хотела видеть.

 

Кафешка самая обычная. Тысячи таких по городу натыкали. Караоке, шашлык, пиво и прочие радости. Но здесь был замечательный, гениальный мальчик Руслан. Мальчишке лет 20, не более. Работал он постоянно, мне даже казалось, что жил здесь. Он пел. Странный пацан. С его вокальными данными прямая дорога в консерваторию и далее. Но Руслан не хотел. Говорил, что убьют его там. По большому счёту он прав. Я поняла это много позже, когда сын мой учился в специальной музыкальной школе. А тогда мне казалось, что парень выпендривается, набивает себе цену.

 

Глубокая ночь. Полупустой зал. Руслан кемарит в кресле, рядом гитара и бутылка какой- то дряни. Подошла. Села в свободное кресло, повертела бутылку. Ага, ясненько, виски жрём-с. Руслан похрапывал и улыбался. Хлебнула из горлышка — ну, дрянь дрянью, и как он это пьёт. Позвала официантку, попросила коньяк. Девчонка поздоровалась, ушуршала. Через минуту притащила кизляр, бокал и солёные огурцы. Прохихикала: «Приятного аппетита». Исчезла.

 

Пить одной надоело быстро. Пнула Руську по ботинку. Гений отбрыкнулся, почмокал и захрапел с новым энтузиазмом. Вот поросёнок. Придётся принимать радикальные меры. Официантка тут как тут со стаканом воды. Отдала мне стакан, отошла на несколько шагов и замерла в ожидании. Я набрала воды в рот и устроила засоне душ. Подскочил на второй половине стакана. Проворчал: «Дура ты». Потом увидел меня, заулыбался, полез обниматься со словами: «Ой, прости, прости, белочка. Я думал это Машка».

 

Руська, хоть и сопляк сопляком, но мальчик умный и чувствительный. Врубился сразу, что случилась какая-то пакость. Но спрашивать не стал, поскольку хамом не был да и знал, что если надо будет, сама расскажу.

 

Глотнул вонючее виски и взял микрофон. Начал со Славика. А потом всех вспомнил. Пел долго. В конце услышала незнакомую мне песню. Руслан пояснил: «Моя, Наташ. Как?» «Польный п-здец, Руська. И что ты по кафешкам трёшься? Учиться тебе надо». Руська ухмыльнулся: «За отзыв душевный низкое мерси, а вот советы засунь себе в опу. Свобода, Наташка, свобода!»

 

Только утром я собралась домой. Когда уже прощались, Русланчик сказал: «Да не парься ты. Всё будет, все будут, хоп». Дома тихо и уютно. Пусто. Рёбра болели жутко. Ни дышать, ни шевелиться. А скоро добавиться и кашель. Вот тогда я и взвою. Буду сидеть на корточках в обнимку с унитазом и, корчась от боли, выплёвывать куски слизи.

 

Постояла под душем. Долго. Пошла на балкон, хотела покурить. Не смогла. Залезла под одеяло. Не спится. Маюсь. Грызу себя.

 

Звонок был вовсе не кстати. Решила не открывать. Нет меня. Но там находился настойчивый звонарь. Надоел мне до того, что решила открыть. Посмотрела в глазок. Опаньки! Менты! Здрасти вам! Входите!

 

«Комарова Наталья Дмитриевна здесь проживает? Кем Вам приходится?» — ни здрасьте тебе, ни как здоровье. Молчу. Соображаю. Не, убить Гриню не могла. Лорке нос расквасила. Интересно, кто хмырёнку на хмыря настучал?

 

Стою босая, с мокрыми волосами и с пивом. Озадачили меня хранители моего покоя. Начала отвечать последовательно на поставленные вопросы: «Наталья Дмитриевна прожигает, но в другом месте. Здесь она отсыхает. Мне она — сволочь последняя». Менты обозлились: «Паспорт покажите». Нате, смотрите. Полистали. Нахмурились: «Чего голову нам морочите, Наталья Дмитриевна? Давай, собирайся. В отделение поедем». Я уточнила: «На очень долго?» «На совсем», — пошутил молодой.

 

Пошла на кухню. Сгребла в спортивную сумку всё пиво, рыбу, минералку. Подумала. Взяла блок кента. Оделась. Вышла к захватчикам, вытянула вперёд руки. Тот, что моложе, заржал. А который постарше шлёпнул меня по рукам, дёрнул за плечо к выходу: «Чего ты выпендриваешься? Щас с тебя спесь собьют». И увезли.

 

Отделение милиции находилось в двух остановках от дома. Меня усадили на лавку возле обезьянника. Велели ждать. Сижу. Жду. Через час не выдержала. Начала буянить. Скучно и бестолково. Чего сидеть? Пришёл сержант. Открыл стеклянные двери клетки, махнул рукой: «Прошу!» Я опешила: «Не, не хочу». Подошёл ещё один: «Сама пойдёшь или помочь?» Пошла. В сумке брякнули бутылки. Сержант ухватил сумку. Потянул к себе. Я — к себе. Сумку отбила. Защла. Двери захлопнулись, ключ повернули. Подумаешь! Мы и не в таких условиях себя комфортно чувствовали. Напротив двери, у стены, чистая и большая лавка. Залезла на неё, разулась. Достала пиво, рыбу, сигареты. Всё! Могу сидеть сколько угодно. Организм у меня крепкий. Терпеть умею. Через стекло сержант грозит пальчиком. Ну-ну, грози. Постоял, покачал головой. Ушёл. Сидела я там долго. Пиво кончилось. Осталась минералка. В туалет не пускали. Да и не надо. Обойдусь. Но вот интересно, какого лешего меня здесь маринуют, а? Дело-то плёвое. Бытовуха. Набили морды по пьяни. И всё. Нет, что-то здесь не так. Николаичу звякнуть ….. телефон при мне. Нет. Не буду. Пока. А там поглядим.

 

Через стекло увидела Лариску. Обалдеть! Идёт, вся рожа в крови засохшей. Это ж надо! Даже не умылась! А время-то ого-го сколько прошло. Понятненько. На публику играешь, дорогая? Ладно. Давай поиграем. Только потом, чур, не плакать. Следом за Лоркой провели Димона в наручниках. Прям кино в телевизоре смотрю! Димка, как обычно, где-то в себе. Идёт вразвалочку, сам себе улыбается. Так. А где Гриня? Всё. Больше никого не видно.

 

Прошёл еще час. Сержант отомкнул двери: «Выходите». Надо же, на Вы. С чего бы это? А он: «Пожалуйста, вон в тот кабинет. Вас ожидают». Ещё не легче. Кто меня ожидает? Постучала. Вошла. За столом майор сидит. Больше никого. Лицо не знакомое. Нет. Точно не видела его раньше. А он: «Присаживайтесь, Наталья Дмитриевна. Может в дамскую комнату?» «Нет, — отвечаю, — сразу к делу». Майор поперебирал бумажки на столе, тоскливо посмотрел в окно, почесал карандашом висок и начал: «Видите ли, на Вас поступило заявление. Вы нанесли тяжкие телесные повреждения гражданке… эээ …, ага. Титовой Ларисе ………. И гражданину Комарову. Что скажите?» «Где заявления?» — спросила. «А зачем?» — насторожился майор. «А затем», — обозлилась я. Он порылся в бумажках, выудил одну и, держа в своих руках, сунул мне под нос: «Вот».

 

Я начала читать. Ага. Ситуация проясняется. Заявление от Лорки. Угу, побила — убила, а она белая и пушистая. Посмотрела на майора: «Не стыдно? — говорю, — не стыдно?» Майор заёрзал на стуле: «Так Вы избивали гражданку?» Ответила, глядя в глаза: «Конечно, нет». Майор не успокаивался: «А гражданина?» «А где заявление от него?» — уточнила я. «Так вот же, Титова пишет…», — начал он. Я перебила: «А кто она ему? Жена, сестра или может быть мать?» Начальник сник: «Умные все. Ладно. Пиши. Подпись. Дата. Да ты, я вижу, в курсе». Написала. Ушла.

 

Возле кабинета стоял Димка: «Всё? Поехали?» «Куда?» — удивилась я. «Как куда? Ко мне домой. Лорку к родителям увёз. Ты, конечно, не знала. Папа у неё мент в отставке. Подсуетился», — разговорился Димка. Такой длинной речи я от него ещё не слышала. «Нет, Димуля, я к тебе не поеду. Я — домой». И к выходу. Он за мной: «А я тебя не пущу». Совсем плохой. Не пустит он меня! Вышла на улицу и направилась в сторону дома. Погуляю. Димка сгробастал меня, я взвыла от боли. Запихнул в машину: «В больницу, дура, быстро!»

 

В больнице сделали рентген. Ничего нового. Сломаны три ребра. Покой, терпение. Димка отвёз меня домой. Кое-как заползла на шестой этаж. Почти на четвереньках — к унитазу. Димку выгнала. Начался кашель. Зрелище жуткое, мерзкое. Сама справлюсь. Вечером объявился Григорий. Щорс! «Голова повязана, кровь на рукаве». Посмотрела в глазок, посмотрела — решила не пускать.

 

Теперь на работу ездила исключительно на такси. Рулить было больно. Утром, вместо зарядки, исполняла подъём с кровати с «песнями», воплями и матами. Недели две надо терпеть. А куда деваться?

 

Ольга помогала. Всю домашнюю рутину самоотверженно взяла на себя. А я ездила на работу. Ходила так, словно к спине кол привязали.

 

Мне интересно было, как мы все встретимся после разборок. Мне так на всё наплевать. Но остальные?

 

Приехала позже всех. Гриня с забинтованной головой восседал на своём директорском месте гордо. Лариска, отмытая и даже наштукатуренная, висела на телефонах. Димка угрюмо пил кофе в уголке. Он с недавних пор трудился в агентстве водителем. На меня никто не среагировал. Я поздоровалась — тишина. Да и фиг с вами. Лариска фыркнула и выбежала в коридор.

 

Я, направляясь в свой кабинет, поманила Гришку пальчиком. Он не спеша выполз из кресла, пошёл за мной. Плотно закрыл двери. Да, конечно! Не для того тебя позвали. Распахнула двери, уселась на диван, похлопала рядом с собой: « присаживайся, Щорс не добитый, у меня к тебе короткий деловой разговор. Первое — с сегодняшнего дня ни Дмитрий, ни Лариса у нас не работают. Приказ я подготовлю, заявления на стол. Второе — ты подаёшь на развод. Всё. Свободен». Гришка не двинулся: « А что так официально?» Я молча указала на двери. «А ты ничего спросить не хочешь?» — уходить он не собирался. «Нет. Не хочу!» «И тебе не интересно, что у меня под повязкой?» — тон был заискивающий. Щас, договоришься ты точно: «От чего же, интересно. Рога там у тебя пробиваются». И резко содрала бинт. Как и предполагала, ничего, кроме небольшой царапины, на почти лысой башке не обнаружилось.

 

Гришка вскочил и забегал по кабинету: «Я — генеральный директор! И я буду решать кого увольнять! Понятно?!» «Понятно», — я спокойно встала, собрала все документы, взяла сумку и ушла. Он догнал меня на улице: «Чо психи такие? Пошли поговорим. Найдём компромисс». То ли дурак, то ли прикидывается. Дам ему ещё одну попытку: «Нет. Никаких компромиссов. Трахайся с ней где хочешь, но на работе их быть не должно. Понятно? Или на пальцах объяснить?» Он понял. Развернулся и побежал в офис. Я ждала.

 

Вскоре появились Димка с Лариской. Димон хотел ко мне подойти, но мой средний палец остановил его. Сели в машину. Уехали. Теперь можно и поработать.

 

Рекламой занималась я. Ребята подавали информацию по объектам и спросам, а я уже набирала тексты, отправляла и прочее. Выходила реклама в определённые дни. Но если пропускала сроки, то обращалась к знакомой из рекламного отдела. Она вздыхала и за не большую плату впихивала мои горячие объекты. Сейчас нужно срочно выставлять на продажу мою квартиру. Я хотела уехать, исчезнуть и никогда не вспоминать ни Гриню, ни Лариску. И побыстрее. Но Гришка о продаже квартиры до поры до времени знать не должен. Не знаю почему, но не должен. Чуйка такая была. И она меня не подвела.

 

Мне позвонил Николаич. Очень кратко и сухо, всего за несколько секунд, дал исчерпывающую информацию. В трубке давно шли короткие гудки, а я всё сидела и тупо смотрела в одну точку. Да уж. Такого я не ожидала. Это круто.

 

Гришка развалился на стуле и заливал: «……..вот. Там две комнаты. Хата — двушка типовая, в девятиэтажном доме, первый этаж. Одна комната тётки какой-то, а в другой дед загнулся. Прям там на диване. Прикинь, две недели пролежал, уже опарыши жрать начали, а эта дура, соседка по комнате, ни гу-гу! Поехали, глянем. Надо её к рукам прибрать. У дедка родственников нет. Комната в собственности. Мы его похороним, ну, там кое-чего. Короче, эта комната уже наша. А с соседкой через годик разберёмся. Вам с Ольгой пока одной комнаты хватит. Потерпите годик, зато потом вся хата ваша. Давай, давай, погнали».

 

Я переваривала информацию. Витькина накладывалась на Гринину и переплеталась туго. Ну, что же, предупреждён — вооружён. Поехали, дорогой, поехали, урод ты эдакий. Я ж тебя с дерьмом смешаю, гад. Но мило улыбалась: «А? Что? Замечталась что-то. Поехали».

 

За время своей деятельности в недвижимости я много чего повидала. Удивить меня было трудно. Но …..

 

С первого взгляда было понятно, что квартира убита в хлам. Деревянные полы прогнили и провалились, по стенам плесень, с потолка сыпалась то ли штукатурка, то ещё что-то, дверей не было нигде, унитаз расколот пополам, ванна отсутствовала, окна разбиты и заткнуты фанерой. Комната, в которой умер дед, была не более девяти квадратных метров. Диван с опарышами стоял на месте. Вонь не передаваемая. Гриня счастливо улыбался и рисовал мне радужные перспективы. Я кивала.

 

Вечером Гришка нанёс визит. Ольга глянула в глазок: «Ма! Там Гриня! Запускать?» А куда деваться?

 

Я встала перед зеркалом. Примеряла маски. Лёгкое недовольство, чуток «что уж теперь», и немного задумчивости, а в глаза — честность и доверие с перчинкой сомнений. Всё. Хороша Наташа, да хрен вам в одно место, что б голова не качалась.

 

Гришка принёс цветок в горшке, шампанское, торт и амбре обмана и притворства вкупе с французской туалетной водой. Я соответствовала случаю. Две таких гаденьких мерзости.

 

«Ну, приветики, мои родненькие», — б-ять, и как не подавится словами, сука. «Приветики, милый», — и я не подавилась. А Гришка балагурит: «Ну, что? На кухню или в спальню?» Ну, уж нет. В спальню — это перебор. Я ведь и блевануть могу. (Держи маску, ворона!) «А давай на кухне, по-свойски, по-семейному, а? А потом и ……», — я явно переигрывала.

 

Гришка протопал на кухню, сел на лавку, вздохнул: «А-ах! Хорошо дома! И продавать жалко. Давай по шампусику, за нас». Выпили.

 

Гришка разговор начинать не торопился. Споить что ли меня хочет? Нет, он же знает, что шампанским этого не сделать. Во всяком случае не двумя бутылками. Тогда что? Успокаивает? Да нет же, нет! Он меня, как облупленную знает. Что же, что? Ах, ты ж б-ть.! Да прощупывает! Маску пробивает. Ладно, надо ход делать. Пошли шахматы с покером в обнимку, преф на бэк вокале. Тяжело мне будет.

 

«Чего остановился? Наливай! Давно вот так с тобой шампусика не пили. А помнишь, как мы четыре дня не вылазили из постели? А-ха-ха-ха! Класс!» — я несла такую пургу, что самой тошно стало. Гришка лыбился умильно: «Да ты ж моя кисуля-лисуля! Уси-пуси! Чо ты мне тут заливаешь?» взгляд стал жёстким, колючим. Знаем мы эти приёмчики. Резкая смена поведения выбивает из колеи. Хрен тебе.

 

Зло глянула не Гришку: «Ты полегче, полегче, а то на хер будешь послан вместе с комнатой своей. Скажу, и лизать мне будешь всё, что захочу. Понял, чмо?» Гришка замахнулся. Я не шелохнулась. Николаич мне всё рассказал. Знала, долги у Гришки такие, что грохнуть его должны были ещё вчера. А жив, потому что квартиру мою пообещал. Поэтому терпеть будет всё, гад. И пальцем не тронет.

 

«Ладно, хватит цирк устраивать. Короче так. Хату эту продаём. Долгов у меня много. Делить будем так: хату пополам, долги — две трети тебе, одна — мне», — говорил Гриня зло. И морда злая, страшная, как у зверя загнанного. Я держала маску изо всех сил: «Нет. Так не пойдёт. Нас с Ольгой двое. Ты — один. Значит хату на три части. Две нам, одна — тебе. А долги все твои». Гришка не мигая уставился мне в глаза.: «Ну, допустим, с хатой согласен. Но долги тогда так же. Я же на вас тратил». Ага, на нас. Как же! «Нет, Гриня. Или так. Или пошёл вон», — отрезала я, не отводя взгляда. Гришка сверлил меня насквозь. Нервы у меня были на пределе. Внутри била дрожь. А внешне — змея змеёй.

 

Наконец он сказал: «Ладно. С долгами ещё подумаем. За сколько хату продавать будем?» «Зависит от сроков…», — начала я. Он подскочил, зло прорычал: «Нет у меня сроков. Нет». Я спокойно ответила: «Тогда пара лямов». «Устроит» и вышел.

 

Я села на пуф в прихожей. Ни копейки ты не получишь. Ни копейки. Я тебя уничтожу.

 

Подошла Оля. Села рядом. Обняла. Молчим. Нам страшно. Но мы справимся.

 

Погода резко испортилась. Стало холодно. Но снега не было. Я решила прогуляться от офиса до дома пешком. Всего-то остановок пять — шесть. Успокоюсь. Подумаю. «Наташ…», — впереди стоял Димка. Притормозила. „Давай подвезу“, — предложил он. Молча прошла мимо. Через пару кварталов опять: „Наташ“. Димка не сдавался. „Чего тебе?“ — он раздражал меня. „Садись в машину. Разговор есть“. Села. „Давай уедем. У меня ни денег, ни ума нет, но я тебя люблю. Давай уедем“. Я посмотрела на него внимательно. А что? Это выход! „Куда“. Димка пожал плечами: „Да один хрен. Но лучше бы в тепло“. Попыталась отшутиться: « До Майами у меня денег не хватит». Димка грустно хмыкнул: «Давай в Краснодар что ли». Я оживилась: «А давай!» Он не верил: «Правда?» «Правда, правда! Только никому ни звука. Понял?» — предупредила я. Димка грустно ответил: «Да, понял. Давно всё понял. Мне Гриня сказал, когда пили, что хочет тебя с дочкой в комнату из-под мертвяка запихать. Я вот и приехал тебя предупредить». Ну, надо же! Неожиданно! Может и любит. Потом разберусь. Сейчас это не важно.

 

«Тогда слушай внимательно», — я начала делиться с Димкой частью своего плана. Очень маленькой частью. Никому не верила.

 

Покупатели шли косяком. Смотрели, восхищались и уходили. Долго не могла понять, в чём дело? Спросила у очередного. Ответ был прост и туп до безобразия. Их всех смущала низкая цена квартиры! Логика проста — если низкая цена, значит квартира плохая. А глазки вам на что даны?

 

Позвонила в рекламный отдел, задрала стоимость баснословно. На следующий день можно было аукцион устраивать. Я даже задаток брать не стала. Договорились на завтра. Полный расчёт, оформление.

 

Гришка ни на секунду не оставлял меня. Следил. Мне нужно было снять квартиру для видимости. Так он быстренько нашёл несколько вариантов. Выбрала трёшку рядом с работой. Перевезла мебель. Гриня дышал в затылок, везде сопровождал.

 

Когда с хозяином всё обговорили, получили ключи от квартиры, рассчитались, решили здесь же, на кухне выпить кофейку и перекурить. Помню, как стояла у окна, потягивала кофеёк, продумывала предстоящую на утро сделку, и вдруг резко подскочил ко мне Гришка и, глядя в глаза, огорошил: «А ты, случайно, не свалить ли собираешься завтра?» Я запаниковала. Но выдержала. Глаз не отвела, честно и открыто спокойно ответила: «Чё к чему-то?» Гришка присматривался, как мне показалось, целую вечность. Потом расслабился: « Ладно, я просто так спросил. Что-то тревожно мне. Завтра во сколько расчёт?» Эх, Гриня ты Гриня! Раньше надо было тревожиться. Поздно. Теперь поздно. Трындец тебе.

 

В ночь перед сделкой мы с Олькой и Димкой сидели на кухне в съёмной квартире. Вещи все перевезены. Всё сто раз обговорено. Но лучше перебздеть, чем недобздеть. И по сотому кругу я мучила своих подельников. Ошибаться нельзя. Иначе …..Об этом даже думать страшно.

 

С утра всё расписано по минутам. Я ехала на оформление сделки. Мне кровь из носу нужно успеть взять деньги за квартиру и уехать раньше, чем появится Гришка. На всё про всё не более получаса. Покупатели попались не нудные. Деньги передали быстро, я посчитала ещё быстрее, поскакали по машинам и в юстицю. Там с ходу прошли в кабинет. Сдали документы минут за пятнадцать — двадцать. Всё. Теперь бы Димон не подвёл. Я вышла на улицу. Никого. И где он?

 

Из-за угла высунулась красная морда Форда. Фу, кажется, успеваем.

 

Дело в том, что накануне сделки мы с Димкой поехали на автомобильный рынок. Выбрали подходящий микроавтобус, договорились с продавцом, что завтра рассчитаемся наличкой и оформлять машину не будем. Нам нужна только доверенность. Мужик попался понимающий. Согласился. Даже помог загрузить в Форда бытовую технику и кое-какую мелочь.

 

И теперь нам предстояло выписать у нотариуса доверенность. Нотариус у меня был знакомый и не один. А вот надёжный — только тот, который меня не знал.

 

Гриня обрывал телефоны. Звонил то мне, то Ольке. Я не отвечала. Ольга говорила, что понятия не имеет, где я. Гриня истерил, орал. Я спешила.

 

Наконец, всё сделали и можно ехать. Третья декада ноября, минус 28, темно, вечер. Незнакомая машина. Непонятно зачем нужный Димка. Дочь ехать отказалась. Я оплатила ей на несколько месяцев вперёд квартиру, оставила денег.

 

Поезд, самолёт — опасно использовать. Самый надёжный способ — это авто, а новое авто — супер! Попробуй, найди.

 

Я знала, что Гришка будет пытать Ольгу. Ольга выдержит, не маленькая. Потом он обратиться к бандитам. Это тоже ерунда. Зацепок нет никаких. И только потом он объявит нас с Димкой в розыск, но время будет упущено. Мы проскочим. Я на это надеялась. А что ещё мне оставалось.

 

Мы уехали в ночь, в метель, в никуда.