Набатом бью в колокола!-10
НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА!
Трилогия
Книга первая
НАС ОТ УСТАЛОСТИ ШАТАЛО...
Студенту хочется
послушать Скрябина...
Евгений ЕВТУШЕНКО
«Москва-Товарная»
Нас от усталости шатало.
Плыл небосвод ненастно-хмур.
В зерно мы падали устало
И объявляли перекур.
Но бригадир наш, горец Гога,
Был в уговорах первый спец:
«Еще, ребята, полвагона,
Ещё немного — и конец!»
И снова мускулы гудели
(Так на ветру гудит сосна),
И мы уверенней глядели
На горы зыбкого зерна...
Когда становится мне туго,
Когда в ненастье попаду,
Когда в борьбе с холодной вьюгой,
Изнемогая, упаду, —
Я вспоминаю голос Гоги,
Отяжелевших слов свинец:
«Ещё, ребята, полвагона,
Ещё немного — и конец!»
И я встаю. И звёзды с неба,
И ветер нежен, как зурна,
И тают, тают горы снега,
Как горы зыбкого зерна.
27-29.10.64 г.
7.06.16 г.
ИЗ БИОГРАФИИ В СТИХАХ
«НЕЧТО О НЕЗНАЧИМОМ»
...111.
А вечером вновь гость у нас случился.
Ещё недавно он в УрГУ учился,
Теперь бросал на нас с экранов взор,
И вот известный телерепортёр
В гостях у нас тем вечером случился.
112.
«Ну, сознавайтесь, кто у вас стихи, —
Спросил он, — пишет? Кто здесь от сохи?
Из глубины российской?» — Закивали
Друзья да на меня и показали:
И от сохи, и пишет, мол, стихи.
113.
«И славненько! — сказал пришелец мирный. —
Стихами мне забьёшь пробел эфирный.
Получишь гонорар — и в ресторан.
Обмоем выход на телеэкран.
И славненько! — сказал пришелец мирный. —
114.
Ну, а пока, дружок, держи аванс.
Ведь надо же заботиться о вас.
Бутылок пять купи хорошей водки,
Ржаного хлеба, луку и селёдки.
На всё на это и потрать аванс».
115.
Эх! утром я с весельем распростился,
А вечером опять развеселился,
И Юра Уткин, тележурналист,
Всё говорил, и весел, и речист,
И только утром с нами распростился.
116.
О, праздный рай студенческой поры!
Щедры твои лишенья и дары —
То ни рубля в изорванной кармане,
То царский пир, и даже в ресторане...
О, праздный рай студенческой поры!
117.
То полное незнанье и шпаргалки,
То убежденье, да такой закалки,
Что и сам бог не переубедит,
И как стрела оно в тебе сидит,
И никакие не нужны шпаргалки.
118.
То времени летящего в обрез,
А то его до самых до небес —
Как вёрст известных, что всё лесом, лесом,
И хоть им начинай делиться с бесом,
А то его, глядишь, опять в обрез.
119.
Но вот беда! Когда чего-то много,
Его не ценишь. Для отделки слога,
Настройки лиры, прочего всего
Затратил я всего-то ничего...
Не ценим мы, когда чего-то много.
120.
Тогдашние фантазии в стихах
Взошли всего на нескольких листах
Обычной ученической тетрадки.
Но как они для сердца были сладки,
Тогдашние фантазии в стихах!
121.
За рядом ряд они толпились, вроде
Той помидорной рати в огороде,
Которую выращивал отец,
Завхоз горпищеторга, не борец,
Сам мирной помидорной рати вроде.
122.
Но я-то, без сомненья, был борцом,
И я не только воевал с отцом,
Но и со всем заевшимся мещанством
Во всем моём отечестве несчастном,
Поскольку был поэтом и борцом.
123.
«Цитируем, на пьедестал возносим
С летящим жестом поднятой руки.
На левой стороне, у сердца носим
С его изображением значки.
124.
Но вижу я — с завидною упорностью
Круша с трибуны подлость, как таран,
Оратор, в жизни встретившийся с подлостью,
Теряет свой ораторский талант.
125.
Художник, посвятив себя искусству,
Борьбе со злом за торжество добра,
Меж ними так лавирует искусно,
Всё дальше уходя от Октября.
126.
Рабочий из словесного ружьишка
Палит по шефу: “Бюрократ! Битюк!”,
Но там, где надо, выстрела не слышно,
Ружьишко камнем падает из рук.
127.
“Раздвоенность — плебейское явление!
Раздвоенность — опаснее оков!” —
Предупреждает нас товарищ Ленин
С портретов, партбилетов и значков»...
128.
«Ну, это здорово! — сказал мне Уткин,
Когда с телеэкрана через сутки
Я свой шедевр тогдашний прочитал. —
Хорошую пощёчину ты дал
Мещанам нашим», — так сказа мне Уткин.
129.
Но, правда, от пощёчины моей
Никто из омещаненных людей
Не охнул, не икнул, не пошатнулся,
А может, даже кто-то усмехнулся
От звонкой той пощёчины моей.
130.
По-прежнему ораторы кричали
О подлости, но лишь её встречали
В обычной жизни — тут же немота
Им открывать не позволяла рта,
И лишь с трибун о подлости кричали.
131.
Рабочие в курилках у себя
Ругали шефов, шибко не любя
Их за враньё, гордыню и чванливость.
Но в целом-то хранили молчаливость,
Не то что там, в курилках у себя.
132.
Художники, вершители искусства,
Лавировали смело и искусно
Меж Сциллой зла, Харибдою добра,
Ну, словом, процветали, как вчера,
Художники, вершители искусства.
133.
И так же длиннорукий истукан
Всех пролетариев подлунных стран
Беззвучно призывал соединяться,
Но всё до них не мог он докричаться,
С протянутой рукою истукан...
