Бутырский хутор. Часть четвёртая
Часть четвертая
На пути в школу 218 в самом конце Левого проезда Бутхута притаилась за бараками забегаловка «Голубой Дунай». В послевоенные годы все пивные, закусочные и рюмочные называли в Москве «Голубой Дунай» и они действительно были выкрашены в голубой цвет. Это единственное питейное заведение, где проводили свой культурный досуг Бутхутовские мужики из барачных домов. Там подавали к пиву варёные речные раки, достопримечательность послевоенного времени.
В 1947 проведена вторая денежная реформа в форме деноминации. После отмены карточек при зарплатах большинства городского населения в 500–1000 рублей, килограмм ржаного хлеба стоил 3 рубля, килограмм сахара стоил — 15 рублей, кофе — 75 руб., десяток яиц — 12–16 руб. в зависимости от категории., а бутылка пива «Жигулевское» — 7 рублей.
Рядом с пивной притулился небольшой деревянный домик в нем керосиновая лавка. Мать посылала Светлого за хозяйственным мылом и мастикой для натирки полов. Почти всякий раз, когда Светлый оказывался рядом с магазинчиком его перехватывал, невесть откуда появившийся, как чёртик из табакерки, какой-нибудь местный «ханыга» с жалостливой, но настойчивой просьбой купить поллитровую бутылку денатурата. Это спиртосодержащая жидкость, в которой почти столько же веселящих душу градусов, что и в медицинском спирте, но стоящая в несколько раз дешевле водки. Водка «сучок» стоила 21 рубль 20 копеек. Денатурат использовали в домашнем хозяйстве для протирки стекол и полированной мебели.
Продавщица Зинка - красномордая баба с грудями абсурдных размеров, кулаками с футбольный мяч, едва помещавшая корму за прилавком, отлично знала всех местных "ханыг" в лицо и по имени. Их жены однажды пригрозили продавщицу поджечь вместе с лавкой, если будет спаивать мужей. Зинка солидарна, у самой муж – пьяница. Голь на выдумки – хитра. Местная пьянь, не пальцем деланная, осторожно стала просить малолеток, чтобы те купили «зелье», якобы для дома, для семьи.
Светлый никогда не отказывал весёлым и остроумным, не лезшим за острым словом в карман небритым мужикам в засаленных телогрейках, когда его просили, и отчаянно "загибал" продавщице, что денатурат позарез нужен матери протирать окно. Опрятно одетый пацан не вызывал подозрения у бдительной продавщицы с лицом, просящим кирпича, как говорили на Бутырском хуторе.
Светлый хорошо помнил, что в деревне мужики, сколько он помнил пили водку в выходной день, когда играли в лото на лужайке и радостно выкрикивали номера бочонков, имеющих звонкие бытовые названия.
Пить водку в выходной день считалось нормальным, почти святым делом. "Пить - горе, а не пить - вдвое!" Бабы в деревне придерживались такого же мнения и мужикам не портили выходного дня.
За керосиновой лавкой начинался пустырь до Савеловской железной дороги и Дмитровского шоссе. Над пустырём низко провисала нудно гудящая высоковольтная линия электропередачи ЛЭП-500. Зимой на этот пустырь с центральных улиц Москвы свозили на самосвалах снег, который образовывал огромные горы рукотворных завалов, через эти горы ребятам приходилось перебираться в школу, которая находилась за Дмитровским шоссе.
Матёрым шоферюгам «по барабану», что малолеткам придётся перебираться через рыхлые сугробы, хотя могли бы оставить небольшой проход. У них свой план, давай, хоть удавись!
Они ненавидели пацанов за то, что те цеплялись загнутыми на конце железными прутами за задний борт машины и катились с ветерком по утрамбованной снежной дороге, создавая аварийную ситуацию. Попытки поймать сорванцов всегда кончались победой пацанов, которые разбегались в разные стороны со скоростью света.
Зато по весне радостные ребята, вооружившись подсобным материалом горстями собирали денежную мелочь, рассыпанную беспечными богатыми москвичами, живущими в Центре. Мелочи хватало и на кино, и на мороженное, и на игру в "расшибалку", "казёнку" и на папиросы «Бокс» или «Дели».
Это был настоящий Клондайк! Счастливчики находили золотые кольца и серёжки. Но не каждый пацан, мог решиться в грязной жидкой земле, перебирая доской метр за метром прочесывать солидные площади Клондайка.
За керосиновой лавкой с началом зимы городские хозяйственные власти устраивали ледник площадью с футбольное поле. Слой за слоем из шлангов заливали водопроводную воду. Высотой ледник был не меньше десяти метров. Потом ледник засыпали толстым слоем опилок, а летом из ледника крупные центральные магазины вывозили куски льда для хранения скоропортящихся продуктов. О холодильниках и рефрижераторах советский народ ещё понятия не имел. В магазине колбасу и сыр покупали по сто-двести грамм, чтобы съесть за один «присест», как любила говорить мать Светлого.
По официальным данным, в годы войны Советской армией было взято в плен почти 2 400 000 германских военнослужащих. В Москве немецкие строители возвели десятки новых домов, в том числе главный корпус МГУ и другие высотки. Репатриация (возвращение на родину) проходила до 1950 года, а осуждённые за военные преступления освободились спустя ещё пять лет. Горожане к пленным относились спокойно, ненависть к Гитлеру и к другим военным преступникам на рядовых немцев не распространялась. Впрочем москвичи с пленными практически и не пересекались, немцы работали на стройках под конвоем военных и милиции.
Любопытные местные пацаны ближе других подбирались к фрицам и гансам, как там у Высоцкого: "Вели дела обменные сопливые острожники. На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики. " В этой "Балладе о детстве" поэт вспоминает и криминальные похождения своих ровесников. Для Бутырского Хутора эти куплеты особенно актуальны, рядом тюрьма, рядом воровские "малины" Марьиной Рощи, рядом тёмные узкие переулки между заводами.
На Правом проезде Бутырского Хутора выделялись три ансамбля "немецких" домов. Каждый состоял из нескольких корпусов с внутренним двором. Интерьер подъездов был аскетичен, зато фасады украшались разнообразным изысканным декором. Каждый жилой комплекс был выкрашен в свой цвет - красный, зелёный и жёлтый – за что прозвали "светофор". Остановка троллейбуса номер 23 так и называлась «Зелёный дом».
В отличие от Левого проезда, Правый проезд освещался простенькими фонарями на деревянных столбах, и молодежь с Левого проезда вечерами прогуливалась по Правому проезду, мирно уживаясь - все учились в одной школе и знали друг друга, как свои пять пальцев.
После окончания третьего класса в 1951 году Светлого со всей Бутырской школьной братией перевели автоматически в новую школу номер 250, построенную на одной из улиц Бутхута, тогда ещё без названия.
