Я тихо трону тонкую струну.
Я тихо трону тонкую струну.
Душа взметнется в радостном мажоре
Не потому ль, что в дальнюю страну
Я еду на гитарном переборе?
Там не пыхтит по рельсам паровоз,
Не слышен даже лошадиный топот,
А лишь струится чудный запах роз
И слышится волны несмелый шепот.
Ты станешь Пятницей, я стану Четвергом.
И голосом, вдруг севшим от волненья,
Упершись в ствол твердеющим челом
Я затрублю призывно по-оленьи.
А коль тебе невнятен этот звук –
Покорною овечкою заблею.
И это не поймешь, я сетью, как паук,
Жужжанье мух до крика разогрею.
А если хочешь, рыбы сонный всплеск
И шорохи прибрежных камышинок,
И клена старого от ветра тихий треск
Я превращу в стук пишущих машинок.
А хочешь, и спокойный хоровод,
Что звезды водят дружною плеядой,
Я превращу вмиг в огненный фокстрот,
Застрекотав вечернею цикадой.
И если сердца участился тик,
И голова вскружилась от волненья,
То это значит, мой сумбурный стих
Тебе напомнил сладкие мгновенья.
1992
Душа взметнется в радостном мажоре
Не потому ль, что в дальнюю страну
Я еду на гитарном переборе?
Там не пыхтит по рельсам паровоз,
Не слышен даже лошадиный топот,
А лишь струится чудный запах роз
И слышится волны несмелый шепот.
Ты станешь Пятницей, я стану Четвергом.
И голосом, вдруг севшим от волненья,
Упершись в ствол твердеющим челом
Я затрублю призывно по-оленьи.
А коль тебе невнятен этот звук –
Покорною овечкою заблею.
И это не поймешь, я сетью, как паук,
Жужжанье мух до крика разогрею.
А если хочешь, рыбы сонный всплеск
И шорохи прибрежных камышинок,
И клена старого от ветра тихий треск
Я превращу в стук пишущих машинок.
А хочешь, и спокойный хоровод,
Что звезды водят дружною плеядой,
Я превращу вмиг в огненный фокстрот,
Застрекотав вечернею цикадой.
И если сердца участился тик,
И голова вскружилась от волненья,
То это значит, мой сумбурный стих
Тебе напомнил сладкие мгновенья.
1992
