Стихи Пустыне
(неокончено)
1
Безумно многомиллионолетний факт
свершающийся каждый день:
пред ликом вечности ландшафт —
вселенского молчанья тень.
2
Когда родился этот мир?
С каких пришёл потоков мирозданья?
На сей вопрос ответ один, —
но он сложней людского осознанья.
3
Потоки жажды жизни человечьей
на нём не раз рождали города.
Но время городов конечно:
и вот, — сменяет их барханов череда.
4
Седой песок струится меж камней.
Одна Пустыня — вечности верна!
Как много жило и умерло в ней?!
Но на песке не сохранились имена.
5
Они не ва́жны для вселенной,
их было слишком много у неё...
И имена, и люди тленны,
и раз за разом, явятся ещё.
6
Они опять построят города;
шуты опять начнут царей сменять.
И всё повторится, ведь было так всегда,
Пустыня станет одинокою опять.
7
Одной стоять ей миллионы лет под солнцем,
снедающим немые ночи каждый день.
Не важно, чья слеза в песок прольётся,
песку те слёзы поглощать не лень.
8
Песок, похожий на забвенья реку,
и слёз, и крови реки иссушит.
И то, что неподвластно человеку
Пустыня одиноко довершит.
9
Она создаст тот идеальный мир
в котором, всё свершенно до предела.
И вечность пригласит на пир.
И ей предложит все свои уделы.
13
Я, в мире том, увижу как народы,
стремясь возвысить имена,
алкают покорить природу,
но исчезают навсегда.
14
Цари, народом управляя смело,
хотят, чтобы мечты сложились в быль:
и устремляют пирамиды в небо.
Но, ветер пирамиды превращает в пыль.
15
И невдомёк царям великим,
что по прошествии веков,
разрушатся на стенах лики...
Другой народ создаст других Богов.
21
Народ как море — лиц не разглядеть —
волной бросается на камни.
Желаю Человека я узреть,
но, только, что-то мне мешает.
22
Один стою я перед этим морем
в безудержном мелькании теней.
Народ кумирам тропы торит,
который век, который день.
16
И будет, жизнь сменяться смертью;
и будет, смертью порождаться жизнь.
И, во вселенской мира круговерти,
лишь прах способен подниматься ввысь.
17
Его беспечно ветер носит,
ему неважно вверх лететь, иль тлеть.
И ниву жизни безустанно косит
Пустыня, — ведь в Пустыне смерть.
18
Один стою я пред Пустыней.
Одна она — раскинулась пред мной.
И клонится к закату день.
И только Бог тому виной!
19
Она нема передо мною,
и я молчу, — уж не осталось слов.
И я глаза свои закрою,
и улечу, как все, в страну Богов.
20
И снова будет день сменяться ночью,
и ветер пролетит сто тысяч лиг...
Я не смогу увидеть всё воочию:
пред вечностью, жизнь человека — миг.
10
Вот вижу я, — идёт дитя,
к пылающим от жажды почкам,
в руках несильных воду поднося.
Его шаги слабы, неточны.
11
Вода в песке укроется от солнца,
и деревце его вкусит.
И, через тридцать тысяч солнц
прохладной тенью старца одарит.
12
И старец наш, проживший много лет,
под этим деревом уснёт, душа его покинет.
Песок его останки занесёт,
и он из мира в вечность сгинет.
36
Как много лет тот прожил человек?
И многих он учил, у многих он учился.
И не один содеял грех.
И радостен он был. И злился.
37
А дерево, то, что он посадил,
под солнечными жгучими лучами,
питаясь соком из могил,
о человеке том не раз скучало.
38
Сарказм судьбы в том акте заключён —
что мы, в теченьи жизни, жизни дарим.
А тот ребёнок, что от нас рождён,
по праху нашему пройдёт ногами.
39
На прахе том взрастают травы, —
и мы колосья в ниве той.
Неважно, правы мы — не правы —
уж всё предрешено судьбой.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
23
Украдкой пресмыкаясь, тени,
боясь единственного из светил,
желают, чтоб не начинался день,
и жаркий полдень вовсе им не мил.
24
И ночь боятся тени тоже, —
ведь темнота стирает все черты,
и тень в ночи существовать не может,
ведь мир ночной похож на чистые листы.
25
На чистые листы похожа жизнь,
в которой, кровью иль слезами
мы имена свои вписать должны,
пока песок ещё под нашими ногами.
26
Пока ещё мы ходим по земле,
широкими дорогами, тропами,
предавшись радости или тоске,
пока она ещё не стала нами.
27
Пока ещё не стали ею мы, —
в свету растаяв, или растворившись в ночи.
Пока ещё желания чисты,
и точкой на листы упасть не прочь мы.
28
Да, точкой на листы упасть,
окончив описанье мира.
И насладится смертью всласть,
окончив жизнь в бескрайней тьме Надира.
29
Зачем же так? не лучше-ль угле́м тлеть?
Свеча, горящая, пожаром стать пророчит!
Зачем же восхвалять так смерть?
Не буквой в некрологе быть, а точкой.
30
Ну вот, поставлен тенью я в тупик!
Как мне ответить на вопрос каве́рзный?
как растопить души её ледник?
как душу без души в смятенье ввергнуть?
31
Быть может лучше поклоняться Богу?
иль дьяволу, или закону?
Иль целовать кумиру ногу,
и подносить ему корону?
32
Стыдливо, взглядом упираясь в пепел,
которым стали те, кто был до нас,
не видеть как темна ночь а день светел,
не наблюдать который век, который час?
33
Не знать, что день, — лишь перекрестие дорог,
и нам давно идти пора.
Не знать, что наша жизнь всего лишь вздох —
короткий вскрик, как взмах крыла.
34
Как взмах крыла волшебной птицы
алкающей смертельного полёта,
которая, душой стремится
стать всем ветрам крестом – оплотом.
35
Кресты в пустыне ветер точит —
их много. Каждый крест — судьба!
И, проследить сумеет, кто захочет,
вращенье жизни колеса.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
63
И люди, чья жизнь суета —
без всполохов и ярких прозрений —
останутся быть навсегда
в миру сноподобных явлений.
64
В миру, что похож так на наш,
что яркостью снов поражает,
нет шансов сменить тот пейзаж,
который наш дух растворяет.
65
Там всё превращается в сны;
там память сменяет познанье;
там, более мы не вольны
идти по пути осознанья.
66
Вновь в тело вернуться стремится
Душа, что попала в тот мир,
где способов нет измениться,
где жизнь повторяет лишь сны.
67
Где сны повторяют лишь жизнь,
где места сознанию нету,
где речь заменяет мысль,
где люди лишь гости планеты.
68
Тут я взываю к тем умам,
что тайны мира могут раскусить:
— ужель не время чтобы вам
самообман свой прекратить?!
69
Столпы науки, светочи времён,
твердить о том, уже какое поколенье, —
что познан мир, науке покорён, —
есть степень высшая ума затменья!
70
Всё познавать линейкой и пером —
с больным воображеньем логос скован.
Смешно лечить больного топором,
мир не орех, тут не поможет молот.
71
Мир нам известный, тот, что мы
с рожденья и до смерти знаем.
В котором, мы от Божества мудры.
Мир, что для нас неизмеряем.
72
Младенец в нём мудрее чем отец,
и возвращаются в него, кто стары стали.
Мысль в теле — выживания венец.
Где знания от Бога — крепче стали.
73
Сие, дано нам чтобы жить.
Сие, дано и гадам и скотинам.
Эксплуатировать не нужно мысль, —
с тем миром плотью мы едины.
74
Лишь стоит прекратить с собой беседу —
сорвать с себя нецелости клеймо;
избавиться от самоутвержденья плена —
и знанье нужное придёт само.
75
Оно придёт из тех глубин,
из коих, состоим мы сами, —
ведь со вселенной человек един.
Об этом наше тело знает.
76
Написано уже немало книг
о Боге, вере, смысле жизни…
Но тот, кто в тайны текстов тех проник,
давно уже не почитает тексты.
77
Нет мысли в знаках и листах,
хранящихся на пыльных полках.
Нет в книгах смысла более, чем нам
воспринимать дано от Бога.
78
Да, это странно и смешно: —
тот, кто читает, тот прочтёт не более
чем то, что в нём самом отражено!
На это всё Господня воля.
79
Что толку пялиться в труды
былых эпох, отцов великих,
когда мы духом жалки, а душой грязны,
и не для нас писались эти книги.
81
Что может быть опаснее, когда,
иной осёл читанью научившись,
о чём, не зная даже, смысл труда,
берётся трактовать чужие книги.
82
Не понимая, что на этот труд
мудрец поставил смысл жизни, —
на рубище сменив почтенье и уют
вознёсся к Богу силой мысли.
83
Там с Богом говоря на «ты»
поставил в книге своей точку,
чтоб люди — он писал для них,
смогли бы разорвать свой круг порочный.
84
Вокруг себя прервать вращенье,
чтоб прекратить пустое ликованье —
достичь Божественного воплощенья —
стать единицею вселенского сознанья.
85
Религия не цель, а способ —
как, впрочем, и все наши жизни.
И толку нет менять соху на посох,
когда под шапкой те же мысли.
57
Что громче, водопад иль рокот моря?
что ярче, свет луны или светила?
Лишь тот, кто сам с собой не спорит
перешагнуть сумеет чрез могилу.
58
Кто по часам своё считает время, —
как много прожил, сколько жить, —
тот сам себе большое бремя,
не он веков связующая нить.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
50
Я вспоминаю жизнь не прожитую мною,
я вижу мир глазами не своими,
в досаде, думаю о том порою,
что жизнь чужую мне вручили.
51
Вокруг меня лишь лунные пейзажи,
Пустыню жжёт калёный солнца шар,
и не с кем поделится даже
всем тем, что я в Пустыне потерял.
52
Я потерял надежду человека
познать всё то, что вкруг меня.
Но в мире, обьясненья миру нету,
я не скорблю над тем, что потерял.
53
Путь в Пустыне продолжу я смиренно,
чтобы камнем под ноги вам лечь.
Лишь немые ландшафты нетленны.
Лишь Пустыне себя не изжечь.
48
Среди песков я камни собираю.
Из ка́мней тех себе построю мост
чрез бурную реку неведенья, незнанья.
Но и тогда мой путь не станет прост.
40
Быть может, кто-то спросит у меня: —
не лучше ль отвернуться, не смотреть,
и навсегда забыть о том
что за спиною нашей смерть?
41
Что, лишь Пустыня — вечный океан —
волнами покрывает жизни все.
В бушующих волнах спасенья нету нам,
и мы лишь жертва — дань судьбе.
42
Воскликну я — о нет же, люди!
иметь глаза и не смотреть, — о нет!
Моё, Пустыня, имя не забудет.
Хочу я так. И буду так хотеть!
43
Я буду достигать того предела,
когда, рекой песка вольюсь
в Пустыни океан. За это дело
какую жизнь уже борюсь.
44
И пусть исход уже назначен, —
мне жить не в тягость, умирать не лень.
Свой прах Пустыне предназначил,
чтобы создать Пустыню из Пустынь.
45
Но жив пока, смотреть я буду
на чистые листы вселенской книги.
И удивляться буду чуду,
которое, и вы познать смогли бы.
46
В столетии не так уж много дней.
В глотке́ не так уж много воздуха.
А мы, — лишь камни средь камней, —
мы слово в песне, — мы дрожанье колоса.
47
Познав об этом, вам поведать я хочу,
что никогда я это не познаю,
и обращаясь к вам, с закрытым ртом, кричу,
чтоб вы, глухими будучи, внимали.
54
Не для того пишу я эти строки
чтоб к жизни люди потеряли страсть,
иль потешали разум однобокий.
Но, чтоб мгновения познали власть!
55
Мгновенья властвуют, мгновенья вечны.
Сей парадокс познать нам невозможно.
Век только миг, но час в нём — бесконечность.
Жизнь человека часа больше.
56
Но, час за часом сложатся в года,
года в века, века в эпохи.
Людские жизни — на песке вода,
в веках туманные споло́хи.
60
Великолепны радуги узоры —
их создавала безупречность.
Мосту такому не нужны опоры,
его опора — вечность.
59
Луна и солнце; вечность и мгновенье;
младенец и старик; мужик и Божество;
порок и святость; лень и рвенье —
меж этим всем одно лишь: — тождество!
1
Безумно многомиллионолетний факт
свершающийся каждый день:
пред ликом вечности ландшафт —
вселенского молчанья тень.
2
Когда родился этот мир?
С каких пришёл потоков мирозданья?
На сей вопрос ответ один, —
но он сложней людского осознанья.
3
Потоки жажды жизни человечьей
на нём не раз рождали города.
Но время городов конечно:
и вот, — сменяет их барханов череда.
4
Седой песок струится меж камней.
Одна Пустыня — вечности верна!
Как много жило и умерло в ней?!
Но на песке не сохранились имена.
5
Они не ва́жны для вселенной,
их было слишком много у неё...
И имена, и люди тленны,
и раз за разом, явятся ещё.
6
Они опять построят города;
шуты опять начнут царей сменять.
И всё повторится, ведь было так всегда,
Пустыня станет одинокою опять.
7
Одной стоять ей миллионы лет под солнцем,
снедающим немые ночи каждый день.
Не важно, чья слеза в песок прольётся,
песку те слёзы поглощать не лень.
8
Песок, похожий на забвенья реку,
и слёз, и крови реки иссушит.
И то, что неподвластно человеку
Пустыня одиноко довершит.
9
Она создаст тот идеальный мир
в котором, всё свершенно до предела.
И вечность пригласит на пир.
И ей предложит все свои уделы.
13
Я, в мире том, увижу как народы,
стремясь возвысить имена,
алкают покорить природу,
но исчезают навсегда.
14
Цари, народом управляя смело,
хотят, чтобы мечты сложились в быль:
и устремляют пирамиды в небо.
Но, ветер пирамиды превращает в пыль.
15
И невдомёк царям великим,
что по прошествии веков,
разрушатся на стенах лики...
Другой народ создаст других Богов.
21
Народ как море — лиц не разглядеть —
волной бросается на камни.
Желаю Человека я узреть,
но, только, что-то мне мешает.
22
Один стою я перед этим морем
в безудержном мелькании теней.
Народ кумирам тропы торит,
который век, который день.
16
И будет, жизнь сменяться смертью;
и будет, смертью порождаться жизнь.
И, во вселенской мира круговерти,
лишь прах способен подниматься ввысь.
17
Его беспечно ветер носит,
ему неважно вверх лететь, иль тлеть.
И ниву жизни безустанно косит
Пустыня, — ведь в Пустыне смерть.
18
Один стою я пред Пустыней.
Одна она — раскинулась пред мной.
И клонится к закату день.
И только Бог тому виной!
19
Она нема передо мною,
и я молчу, — уж не осталось слов.
И я глаза свои закрою,
и улечу, как все, в страну Богов.
20
И снова будет день сменяться ночью,
и ветер пролетит сто тысяч лиг...
Я не смогу увидеть всё воочию:
пред вечностью, жизнь человека — миг.
10
Вот вижу я, — идёт дитя,
к пылающим от жажды почкам,
в руках несильных воду поднося.
Его шаги слабы, неточны.
11
Вода в песке укроется от солнца,
и деревце его вкусит.
И, через тридцать тысяч солнц
прохладной тенью старца одарит.
12
И старец наш, проживший много лет,
под этим деревом уснёт, душа его покинет.
Песок его останки занесёт,
и он из мира в вечность сгинет.
36
Как много лет тот прожил человек?
И многих он учил, у многих он учился.
И не один содеял грех.
И радостен он был. И злился.
37
А дерево, то, что он посадил,
под солнечными жгучими лучами,
питаясь соком из могил,
о человеке том не раз скучало.
38
Сарказм судьбы в том акте заключён —
что мы, в теченьи жизни, жизни дарим.
А тот ребёнок, что от нас рождён,
по праху нашему пройдёт ногами.
39
На прахе том взрастают травы, —
и мы колосья в ниве той.
Неважно, правы мы — не правы —
уж всё предрешено судьбой.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
23
Украдкой пресмыкаясь, тени,
боясь единственного из светил,
желают, чтоб не начинался день,
и жаркий полдень вовсе им не мил.
24
И ночь боятся тени тоже, —
ведь темнота стирает все черты,
и тень в ночи существовать не может,
ведь мир ночной похож на чистые листы.
25
На чистые листы похожа жизнь,
в которой, кровью иль слезами
мы имена свои вписать должны,
пока песок ещё под нашими ногами.
26
Пока ещё мы ходим по земле,
широкими дорогами, тропами,
предавшись радости или тоске,
пока она ещё не стала нами.
27
Пока ещё не стали ею мы, —
в свету растаяв, или растворившись в ночи.
Пока ещё желания чисты,
и точкой на листы упасть не прочь мы.
28
Да, точкой на листы упасть,
окончив описанье мира.
И насладится смертью всласть,
окончив жизнь в бескрайней тьме Надира.
29
Зачем же так? не лучше-ль угле́м тлеть?
Свеча, горящая, пожаром стать пророчит!
Зачем же восхвалять так смерть?
Не буквой в некрологе быть, а точкой.
30
Ну вот, поставлен тенью я в тупик!
Как мне ответить на вопрос каве́рзный?
как растопить души её ледник?
как душу без души в смятенье ввергнуть?
31
Быть может лучше поклоняться Богу?
иль дьяволу, или закону?
Иль целовать кумиру ногу,
и подносить ему корону?
32
Стыдливо, взглядом упираясь в пепел,
которым стали те, кто был до нас,
не видеть как темна ночь а день светел,
не наблюдать который век, который час?
33
Не знать, что день, — лишь перекрестие дорог,
и нам давно идти пора.
Не знать, что наша жизнь всего лишь вздох —
короткий вскрик, как взмах крыла.
34
Как взмах крыла волшебной птицы
алкающей смертельного полёта,
которая, душой стремится
стать всем ветрам крестом – оплотом.
35
Кресты в пустыне ветер точит —
их много. Каждый крест — судьба!
И, проследить сумеет, кто захочет,
вращенье жизни колеса.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
63
И люди, чья жизнь суета —
без всполохов и ярких прозрений —
останутся быть навсегда
в миру сноподобных явлений.
64
В миру, что похож так на наш,
что яркостью снов поражает,
нет шансов сменить тот пейзаж,
который наш дух растворяет.
65
Там всё превращается в сны;
там память сменяет познанье;
там, более мы не вольны
идти по пути осознанья.
66
Вновь в тело вернуться стремится
Душа, что попала в тот мир,
где способов нет измениться,
где жизнь повторяет лишь сны.
67
Где сны повторяют лишь жизнь,
где места сознанию нету,
где речь заменяет мысль,
где люди лишь гости планеты.
68
Тут я взываю к тем умам,
что тайны мира могут раскусить:
— ужель не время чтобы вам
самообман свой прекратить?!
69
Столпы науки, светочи времён,
твердить о том, уже какое поколенье, —
что познан мир, науке покорён, —
есть степень высшая ума затменья!
70
Всё познавать линейкой и пером —
с больным воображеньем логос скован.
Смешно лечить больного топором,
мир не орех, тут не поможет молот.
71
Мир нам известный, тот, что мы
с рожденья и до смерти знаем.
В котором, мы от Божества мудры.
Мир, что для нас неизмеряем.
72
Младенец в нём мудрее чем отец,
и возвращаются в него, кто стары стали.
Мысль в теле — выживания венец.
Где знания от Бога — крепче стали.
73
Сие, дано нам чтобы жить.
Сие, дано и гадам и скотинам.
Эксплуатировать не нужно мысль, —
с тем миром плотью мы едины.
74
Лишь стоит прекратить с собой беседу —
сорвать с себя нецелости клеймо;
избавиться от самоутвержденья плена —
и знанье нужное придёт само.
75
Оно придёт из тех глубин,
из коих, состоим мы сами, —
ведь со вселенной человек един.
Об этом наше тело знает.
76
Написано уже немало книг
о Боге, вере, смысле жизни…
Но тот, кто в тайны текстов тех проник,
давно уже не почитает тексты.
77
Нет мысли в знаках и листах,
хранящихся на пыльных полках.
Нет в книгах смысла более, чем нам
воспринимать дано от Бога.
78
Да, это странно и смешно: —
тот, кто читает, тот прочтёт не более
чем то, что в нём самом отражено!
На это всё Господня воля.
79
Что толку пялиться в труды
былых эпох, отцов великих,
когда мы духом жалки, а душой грязны,
и не для нас писались эти книги.
81
Что может быть опаснее, когда,
иной осёл читанью научившись,
о чём, не зная даже, смысл труда,
берётся трактовать чужие книги.
82
Не понимая, что на этот труд
мудрец поставил смысл жизни, —
на рубище сменив почтенье и уют
вознёсся к Богу силой мысли.
83
Там с Богом говоря на «ты»
поставил в книге своей точку,
чтоб люди — он писал для них,
смогли бы разорвать свой круг порочный.
84
Вокруг себя прервать вращенье,
чтоб прекратить пустое ликованье —
достичь Божественного воплощенья —
стать единицею вселенского сознанья.
85
Религия не цель, а способ —
как, впрочем, и все наши жизни.
И толку нет менять соху на посох,
когда под шапкой те же мысли.
57
Что громче, водопад иль рокот моря?
что ярче, свет луны или светила?
Лишь тот, кто сам с собой не спорит
перешагнуть сумеет чрез могилу.
58
Кто по часам своё считает время, —
как много прожил, сколько жить, —
тот сам себе большое бремя,
не он веков связующая нить.
&
. . .
. . .
. . .
. . .
50
Я вспоминаю жизнь не прожитую мною,
я вижу мир глазами не своими,
в досаде, думаю о том порою,
что жизнь чужую мне вручили.
51
Вокруг меня лишь лунные пейзажи,
Пустыню жжёт калёный солнца шар,
и не с кем поделится даже
всем тем, что я в Пустыне потерял.
52
Я потерял надежду человека
познать всё то, что вкруг меня.
Но в мире, обьясненья миру нету,
я не скорблю над тем, что потерял.
53
Путь в Пустыне продолжу я смиренно,
чтобы камнем под ноги вам лечь.
Лишь немые ландшафты нетленны.
Лишь Пустыне себя не изжечь.
48
Среди песков я камни собираю.
Из ка́мней тех себе построю мост
чрез бурную реку неведенья, незнанья.
Но и тогда мой путь не станет прост.
40
Быть может, кто-то спросит у меня: —
не лучше ль отвернуться, не смотреть,
и навсегда забыть о том
что за спиною нашей смерть?
41
Что, лишь Пустыня — вечный океан —
волнами покрывает жизни все.
В бушующих волнах спасенья нету нам,
и мы лишь жертва — дань судьбе.
42
Воскликну я — о нет же, люди!
иметь глаза и не смотреть, — о нет!
Моё, Пустыня, имя не забудет.
Хочу я так. И буду так хотеть!
43
Я буду достигать того предела,
когда, рекой песка вольюсь
в Пустыни океан. За это дело
какую жизнь уже борюсь.
44
И пусть исход уже назначен, —
мне жить не в тягость, умирать не лень.
Свой прах Пустыне предназначил,
чтобы создать Пустыню из Пустынь.
45
Но жив пока, смотреть я буду
на чистые листы вселенской книги.
И удивляться буду чуду,
которое, и вы познать смогли бы.
46
В столетии не так уж много дней.
В глотке́ не так уж много воздуха.
А мы, — лишь камни средь камней, —
мы слово в песне, — мы дрожанье колоса.
47
Познав об этом, вам поведать я хочу,
что никогда я это не познаю,
и обращаясь к вам, с закрытым ртом, кричу,
чтоб вы, глухими будучи, внимали.
54
Не для того пишу я эти строки
чтоб к жизни люди потеряли страсть,
иль потешали разум однобокий.
Но, чтоб мгновения познали власть!
55
Мгновенья властвуют, мгновенья вечны.
Сей парадокс познать нам невозможно.
Век только миг, но час в нём — бесконечность.
Жизнь человека часа больше.
56
Но, час за часом сложатся в года,
года в века, века в эпохи.
Людские жизни — на песке вода,
в веках туманные споло́хи.
60
Великолепны радуги узоры —
их создавала безупречность.
Мосту такому не нужны опоры,
его опора — вечность.
59
Луна и солнце; вечность и мгновенье;
младенец и старик; мужик и Божество;
порок и святость; лень и рвенье —
меж этим всем одно лишь: — тождество!
