РУСЬ УТРЕННЯЯ. Глава шестая
РУСЬ УТРЕННЯЯ
Эпическая поэма
Глава шестая
Договор между греками и болгарами.
Подкуп печенегов. Осада Киева. Хитрость
подростка. Освобождение. Просьба княгини
Ольги. Православные похороны. Перемены
на Дунае. Третий болгарский поход.
«Иду на вы!» Греки откупились.
Царь Иван Цимисхий. Формирование армии.
Молитва перед выступлением. Проход через
Балканы. Разгром дружин Святослава. Битва
за Преславу. Снова Доростоль. Последнее сражение.
Днепровские пороги. Смерть Святослава.
Как злобные деянья не плети,
Они всегда свою проявят сущность.
Или врагов Христовых во плоти,
Или друзей продажную двуручность.
Раскрылся план посланца из Афин.
Никифор-царь в Болгарию посольство
Направил с изобильем лучших вин
И прочего земного хлебосольства.
Царь возвестил: «Мы с вами земляки,
И более — породы христианской.
Помиримся. Пускай умрут враги
Из Киевской державы окаянской.
Ударим нашей хитростью по ним,
Чужою мощью и чужим оружьем.
И пусть они рассеются, как дым,
Который нам, как пьяный бред, не нужен».
Царю Петру известье, как елей,
Пришлось по сердцу. И вещают были,
Они подарком скорого скорей
Соседних печенегов подкупили.
Чтоб те, пока в отлучке грозный князь,
Попробовали взять осадой Киев.
Там нет охраны. Оная снялась
И подалась в разъёзды полевые.
И вот уже кочевников орда
Сплошным кольцом столицу окружила.
Нет хода ни оттуда, ни туда,
Жизнь замерла. Дыханье прекратила.
Скорее надо бы послать гонца,
Чтоб сообщить владыке Святославу,
Что Киеву не долго до конца,
Что степняки чинят над ним расправу.
Послать гонца в заречные поля,
Где воинство, в ученьях упражняясь,
Не ведало, что, до небес пыля,
Орда, зловещей тучею сгущаясь,
Как море, стонет, плещет и кипит
У стен отвесных и могучих башен.
Меж воинами мышь не пробежит —
Растопчут мигом через пару сажен.
Но вот перед княгиней мальчуган
Является со старенькой уздечкой.
«Я родом печенег. Мне этих стран
Знаком язык. Я запросто за речкой,
Сказавшись пастушонком, окажусь».
И вот он за рекой «Савраску ищет».
Какой лазутчик? И какая Русь? —
Когда такие чёрные глазищи!
Парнишка на ворованном коне
К участникам учений вихрем мчится.
Потом по запроточной стороне
К столице пленной конница стремится.
И так удар был страшен и ретив,
Что в ужасе великом печенеги
Бежали в степь, у старых стен забыв
Свои рыдваны, брички и телеги.
А тут нагрянул сам великий князь.
После его стремительных набегов
Орда как бы совсем перевелась.
Лет десять не видали печенегов.
Князь матери в то время так сказал:
«Я Днепр люблю, но мне Дунай дороже.
Я там столицу новую создал.
Она не Киев, но зато моложе».
«Сынок! Уже мои на склоне дни, —
Она ответила. — Закрою очи,
Здесь, в Киеве, меня похорони.
А там живи, где только сам захочешь».
По завещанью Ольгу погребли
Не как язычницу, но христианку.
В Христовом храме службу провели.
Все жители собрались спозаранку.
И хоть, конечно, верою пленён
Был византийской далеко не каждый,
Но преклоненье — русичей закон,
Особое перед персоной важной.
И вот владыка мчится на Дунай,
Но, Боже мой, как всё тут изменилось.
Был разорённым, разобщённым край,
А нынче всё срослось, соединилось.
И в первом же отчаянном бою
Болгары встретили пришельцев смело,
И показали выучку свою,
И отступили стройно и умело.
«Ого! Без греков тут не обошлось! —
Смекает князь. — Приметы их науки.
Вот выплесну на край продажный злость,
И дотяну до византийцев руки».
И снова всем известные броски,
Которых все соперники боялись
И от которых сильные враги,
Как от великих бедствий, разбегались.
Один из литераторов сравнил
С бросками барса эти продвиженья.
Великим правдолюбцем автор был,
Граничит с Истиной его сравненье.
Быстрее, чем в предшествующий год,
Он снова по Болгарии промчался.
Всех подчинил, и служек, и господ,
И за царя пленённого принялся.
«Ну что, Борис! С Перуном поборись.
Сознайся, чем грешны передо мною
Афины. А грешны, так помолись.
Они заставили пойти войною?»
«О, да — Цимисхий. Он их новый царь.
Он подчинить решил весь край болгарский». —
«Ну подожди, афинский государь!
Ждёт нынче и тебя подарок адский».
И он берёт перо, из царских книг
Страницу вырывает, что почище:
«Иду на вы! Расплаты близок миг», —
Выводит богатырскою ручищей.
Недолги сборы были, как всегда.
Сговорчивы в войну народ с народом.
И вот уже несметная орда
Идёт к Царьграду огненным походом.
Всё перед войском стонет и горит,
До неба тучи пламени и дыма.
«Неладно, — царь афинский говорит. —
Не справиться с пришельцами такими».
«Есть старый способ, — следует совет. —
От скифа можно мигом откупиться.
Подарков больше дать, и горя нет.
И он опять домой к себе умчится».
Так получилось и на этот раз.
С тяжёлыми и многими дарами
Ушли войска. Афины не Кавказ.
Красна война с покорными царями.
Но царь Цимисхий был не тем бойцом,
Чтобы при первой трудности сдаваться.
Он был с искусством воинским знаком.
Был терпелив. Умел, как лев, сражаться.
Среди борцов он равного не знал,
С разбега на коня легко садился,
Из лука, словно Одиссей, стрелял,
Владел мечом, как будто с ним родился.
И только русский князь войска увёл,
Как тут же по селеньям Византии
Наборы поголовно произвёл
Царь в новые дружины боевые.
Наверное, и года не прошло,
А воинство таким умелым стало,
Что сам бы Святослав сказал: «Зело!»,
Не удивившись этому нимало.
Но царь Иван об этом знал и сам.
Однако перед тем, как в путь-дорогу
Отправиться, пошёл в Великий Храм
Молиться Богородице и Богу.
В молитве несколько часов подряд,
Он простоял, покуда не услышал:
«Готовься в путь. Феодор Стратилат
Поможет вам». И царь из храма вышел.
Войска ущельями Балканских гор
Пробрались, словно кто-то в самом деле
Помог им, скрытен, всемогущ и скор.
Дозорные, увы, не углядели.
И города, в которых Святослав
Для крепкой власти разместил дружины,
Отряды конников своих послав, —
Цимисхий взял усилием единым.
Но на Преславу, где болгарский был
Престол, где царь Борис в плену томился,
У полководца не хватило сил,
Не день, не три тяжёлый приступ длился.
«Семь тысяч славных киевских бойцов
В кремле засели, — летопись вещает, —
И сколько раз отбились от врагов,
Один лишь Бог об этом правду знает.
У стен кремля, как мёртвые снопы,
Валились греки, справедливой кары
Не в силах избежать. Страшны судьбы
Рождённые возмездием удары».
И лишь когда пришельцам удалось
Поджечь прославленною нефтью стены,
Защитникам в открытый бой пришлось
Вступить с противником и непременно
Под натиском орды на поле лечь,
Но не бесславно, а легко, геройски.
Цимисхий произнёс в столице речь,
Героев русских похвалив по-свойски.
Но тут же Святославу написал,
Чтоб уводил в места родные войско.
«Достаточно ты, брат, повоевал,
Довольно несуразного геройства». —
«Ты войско просишь увести? — Изволь.
На этот раз приказу подчинимся.
Но я иду с дружиной в Доростоль.
Иду на вы. Там, славный грек, сразимся»...
* * *
Ах, мне бы летописцев древний дар
Рассказывать привольно о сраженьях!
Но дань сраженьям я уже отдал.
Не остаётся сил для освещенья
Геройской жизни. И к тому ж пора
Заканчивать главу о Святославе.
Ещё немного строк из-под пера,
Вернее, ноутбука. Автор вправе
Достойно мысль в рассказе завершить.
Мир заключил наш князь с царём Иваном.
В той битве грекам удалось сломить
Славянский пыл военный. Перед станом
Цимисхия промчался ураган,
Явился воин в огненной одежде,
И русичам пример был страшный дан,
И гению понятный, и невежде.
А вскоре возвращался князь князей
Домой через Днепровские пороги,
И там с охраной верною своей
Попал в засаду печенегов. Строги
Языческие нравы у детей
Просторных вольных киевских степей.
Убили всех. А князя самого
Особым уважением почтили.
Из черепа высокого его
Подобье дивной чаши источили,
И не случалось после торжество,
Чтоб из неё они вина не пили.
29.08.16 г.,
Перенесение в Константинополь
Нерукотворного Образа Иисуса Христа
