Женщина в начале

Пока вчерашний снег бумажно тонок,

до дыр исчёркан коготками птиц,

годимся в звёзды утренних потёмок

мы с шапкой, белые, и рыжий лис

фонарь крадётся пристально, хватая

нас отсветом – лишь косточки летят.

И удивлённо буква золотая

открыла день и рот, строку и взгляд.

 

Абзац и солнце, разве не прелестно,

бурчат с берёзок рифменные льды.

У мирового древа или текста

похожи корни, стражи и плоды.

Быть может, обозвав змеиным жалом

бедняжку ветку, первая из жён

с фантазией воспользовалась жанром,

где женский род повально искушён

 

нахальством и чешуйчатым извивом,

крылом небесным или чем ещё.

К платочкам, свечкам, к мётлам или вилам

чертовски близко – с двух сторон печёт

едва ль не одинаково. Простите,

что стала сравнивать. Похоже, лис

фонарь сойдёт – предел и охранитель

метафоры и нравственных границ.

 

Кто бросит: оставайся-ка в пейзаже,

пришей зиме узорчатый рукав, –

напишет трещиной, напишет сажей,

напишет женщину и будет прав.

Кто скажет: здесь темно, но ты – светлее,

ты зимний луч, что не затмить другим, –

прильнёт речами, повторив за змеем,

не будет прав, но, может быть, любим.

 

Пока вчерашний день бумажно тонок,

исхожен лист синицами и мной,

я здесь по-птичьи вписанный потомок

льстецов, плодов и женщин с рыжиной.

Они крадутся пристально, хватая

за горло – только пёрышки летят.

И поскорее буква золотая

бежит в конец строки, отводит взгляд.

 

2019