Женщина в начале
Пока вчерашний снег бумажно тонок,
до дыр исчёркан коготками птиц,
годимся в звёзды утренних потёмок
мы с шапкой, белые, и рыжий лис
фонарь крадётся пристально, хватая
нас отсветом – лишь косточки летят.
И удивлённо буква золотая
открыла день и рот, строку и взгляд.
Абзац и солнце, разве не прелестно,
бурчат с берёзок рифменные льды.
У мирового древа или текста
похожи корни, стражи и плоды.
Быть может, обозвав змеиным жалом
бедняжку ветку, первая из жён
с фантазией воспользовалась жанром,
где женский род повально искушён
нахальством и чешуйчатым извивом,
крылом небесным или чем ещё.
К платочкам, свечкам, к мётлам или вилам
чертовски близко – с двух сторон печёт
едва ль не одинаково. Простите,
что стала сравнивать. Похоже, лис
фонарь сойдёт – предел и охранитель
метафоры и нравственных границ.
Кто бросит: оставайся-ка в пейзаже,
пришей зиме узорчатый рукав, –
напишет трещиной, напишет сажей,
напишет женщину и будет прав.
Кто скажет: здесь темно, но ты – светлее,
ты зимний луч, что не затмить другим, –
прильнёт речами, повторив за змеем,
не будет прав, но, может быть, любим.
Пока вчерашний день бумажно тонок,
исхожен лист синицами и мной,
я здесь по-птичьи вписанный потомок
льстецов, плодов и женщин с рыжиной.
Они крадутся пристально, хватая
за горло – только пёрышки летят.
И поскорее буква золотая
бежит в конец строки, отводит взгляд.
2019
