Чёрно-белое. Я часто зрил пустое дно бутылки...
Я часто зрил пустое дно бутылки.
Через него не раз казалось мне:
В «Матросской тишине», или в Бутырке
Я след свой оставляю на стене.
Но, к счастью для себя, я только зритель –
Тапёр играет, крутится кино.
Моим пределом стал лишь вытрезвитель,
Когда ещё одно увидел дно.
Глаза открыл, привстал – лежу на койке,
Накрытый, как покойник простынёй,
И запах перегара слишком стойкий,
Как ангел над моею головой.
Кругом сопенье, храп и скрежет сеток,
В глазах – кино, а в голове – тапёр.
Удар «Кавказа»* был ужасно меток,
Магнитофон частично память стёр.
Как начиналось всё – предельно ясно.
Всё, как обычно было – по рублю,
Потом ещё – и на душе прекрасно,
Потом: «Никола, я тебя люблю!»
А далее приходит ускоренье,
Где, как, на что – уже не в этом суть.
Душа твоя нашла успокоенье,
А тело – мент, и ты отправлен в путь.
Был, не был слишком до вина я падок
Уже – история, осталось вспоминать.
Но чтоб не выпасть в вермуте в осадок,
Решил я этот фильм не продолжать.
******
* - "Кавказ" - портвейн советских времён.
Через него не раз казалось мне:
В «Матросской тишине», или в Бутырке
Я след свой оставляю на стене.
Но, к счастью для себя, я только зритель –
Тапёр играет, крутится кино.
Моим пределом стал лишь вытрезвитель,
Когда ещё одно увидел дно.
Глаза открыл, привстал – лежу на койке,
Накрытый, как покойник простынёй,
И запах перегара слишком стойкий,
Как ангел над моею головой.
Кругом сопенье, храп и скрежет сеток,
В глазах – кино, а в голове – тапёр.
Удар «Кавказа»* был ужасно меток,
Магнитофон частично память стёр.
Как начиналось всё – предельно ясно.
Всё, как обычно было – по рублю,
Потом ещё – и на душе прекрасно,
Потом: «Никола, я тебя люблю!»
А далее приходит ускоренье,
Где, как, на что – уже не в этом суть.
Душа твоя нашла успокоенье,
А тело – мент, и ты отправлен в путь.
Был, не был слишком до вина я падок
Уже – история, осталось вспоминать.
Но чтоб не выпасть в вермуте в осадок,
Решил я этот фильм не продолжать.
******
* - "Кавказ" - портвейн советских времён.
