Вот и мать у меня отгостила...

ВОТ И МАТЬ У МЕНЯ ОТГОСТИЛА...
 
Вот и мать у меня отгостила.
Скрылся поезд, прощально звеня.
И вся воля моя и вся сила
Как-то враз покидают меня.
 
И лишь в сердце ютятся, ютятся
Промелькнувшие чувства, слова...
 
Вот сидим мы.
Давно за двенадцать.
Но ясна и свежа голова.
 
— Уж, поди, на подходе и книжка?
Ты писал, что закончил её...
— С книжкой, мама,
не то чтобы слишком... —
Я скрываю смущенье своё.
 
— А уж мы ее ждали да ждали.
Почитать собирались с отцом.
Но, видать, не житьё без печали...
— А печаль ты запей-ка винцом.
 
— А и вправду! — долитую рюмку
Мать, сощурившись, пить не спешит,
И смеется, и сонному внуку
Шевелюру рукой ворошит.
 
— А уж мы накатались с Дениской!
Как помчимся, аж сердце замрёт.
Высоко ты живёшь или низко,
А кабинка как раз довезёт...
 
И лицо по-старушьи наморщив,
Мать молчит, и туманится взгляд.
— Это что же, вот так вот вахтёрши
Целый день под лифтом и сидят? –
 
Я смеюсь. Я про лифт объясняю,
И уже улыбается мать:
— То-то я удивляюсь, чудная,
Что нигде никого не видать... –
 
А потом, после крепкого чая,
Мать стоит у ночного окна,
И, должно быть, по дому скучает,
Хоть гостит ровно сутки она.
 
Освещенные отблеском лунным,
Там, внизу, с обжитой вышины
Городские цветочные клумбы
Хорошо ей, наверно, видны.
 
Потому и теплеет во взгляде
И спокойнее сердцу в груди:
— А соседи-то наши в ограде
Насадили цветов — не пройти!
 
Да и чем заниматься на свете?
Старики уж. Силёнок-то нет.
Березуцкой, молодке-то, Свете,
А и той пятьдесят уже лет.
 
Всё стареем, сынок, всё стареем.
Так, глядишь, насовсем и уйдём
И в свой час лебедой да кипреем
К вам на землю из тьмы прорастем... –
 
Сквозь озноб нелегко улыбаться,
Только всё же спешу я сказать,
Мол, задача, чтоб книжки дождаться,
Ну, а там до второй подождать.
 
Но слабеют и воля, и силы силы,
Как шуга на реке, стынет кровь...
Вот и мать у меня отгостила.
Доведется ли встретиться вновь?