РУСЬ БУНТАРСКАЯ. Глава 3
РУСЬ БУНТАРСКАЯ
Сцены Пугачёвской смуты
(Продолжение)
Осень 1773 года. Губернаторский совет. Взятие крепости Татищева. Увещеватель от Рейнсдорпа.
Заседание губернаторского совета в Оренбурге. Губернатор Рейнсдорп, члены совета, секретарь. Обстановка напряжённая.
РЕЙНСДОРП
Прямо, не знаю, с чего и начать... С сообщений, пожалуй...
Вот эта папка... Признаться, её открывать я боюсь...
Что-то с губернией нашей казацкой неладное стало.
Кажется, новый пожар потрясёт православную Русь.
Первым прислал сообщенье Будоринский пост. Говорилось
В нём, что почти целиком гарнизон из трехсот казаков –
Трудно представить! – колоднику беглому сдался на милость.
Шайку возглавили Чика Зарубин, Пугач, Мясников.
Следом за этим пришло сообщенье яицких соседей.
Там у них выдался случай намного чудней и грустней.
Вышли немалым отрядом, без всяких сомнений в победе,
А получили погибель от вестника беглых людей.
ГОЛОСА ЧИНОВНИКОВ
Как? От посланца мятежной оравы? Кудесник он, что ли?
РЕЙНСДОРП
Хуже, друзья мои. Дал авангарду письмо прочитать.
Ну а в письме – обещания. Как не завидовать доле
Тех, кто умеет успешно нелепицу благ обещать.
ГОЛОС
То, что нелепицу – правда бесспорная. Только нельзя ли
Эту нелепицу вслух зачитать?
РЕЙНСДОРП
Отчего же нельзя?..
Просит секретаря зачитать текст листовки
СЕКРЕТАРЬ
Видно, подмётные письма с листовки одной размножали.
Текст одинаков везде. Соизвольте заслушать, друзья.
«Я, Пётр Третий, обманом лишённый наследственной власти,
Тайно в Россию пришёл, чтоб с народом моим навести
Данный Всевышним порядок. Царящие нынче напасти
Екатерининской челяди вместе сметём мы с пути.
Службу и дело бросайте. С оружием или с желаньем
Дружно идите ко мне, умножайте отряды мои.
Пьющих народную кровь нашей правдой и нашим стараньем
В собственной ихней звериной и чёрной утопим крови.
Всех, кто со мною пойдёт и кто в верности даст мне присягу,
Милостью высшей моей награжу до скончания лет –
Царским крестом, бородою, землёй и свободой ко благу,
Дробью и порохом. Всем же, в ком чести и совести нет,
Нет послушанья – тому перекладина, пуля и сабля.
Грамота собственноручно подписана Третьим Петром».
ГОЛОСА
Это – крамола. Безбожная ложь. Но по слову – не слабо.
СЕКРЕТАРЬ
Есть там такой – Падуров. Он неплохо владеет пером.
РЕЙНСДОРП
Я вас, друзья, познакомлю поздней с падуровскою прозой.
Ну, а сейчас – к сообщениям с мест. Я вам только из двух
Факты привёл. За яицкой глупейшей нежданной угрозой
Новая встала. Да, право, такая, что чувства и дух
В теле вскипают. Веловский в своей торопливой записке
Мне сообщает, что крепость Илецкую занял злодей
Не штыковою атакой, а снова предательством низким,
Вновь переходом к разбойникам наших служивых людей.
Только Веловского я прочитал, как мне Харлов доносит,
Что Рассыпная взята, что Веловский повешен, а с ним
Все офицеры и местный священник. Не пулями косит
Наши войска самозванец – увы, обещаньем одним.
На Рассыпную надеялся я, как на Господа Бога.
Так и она подвела, чуть не полным составом сдалась.
Но сообщенья не все. Господа! их пока еще много.
Длинная горькая цепь. Сумасшедшая цепкая связь.
Вот из Татищевой Билов в короткой и нервной депеше
Пишет о взятии Нижне-Озёрской. Один, без солдат,
Харлов сражался. За что был жестоко избит и повешен.
А гарнизон с пугачёвцами пил, ложной вольности рад.
Я в подкрепленье Татищевой выслал отряд. Бедолаги
Вспять возвернулись и новую страшную весть принесли.
С Билова голову сняли, зарезан полковник Елагин,
Ну а защитники крепости вновь к Пугачу перешли.
Ладно. Еще расскажу об одном. Все другие похожи,
Словно две капли воды. К Чернореченской двинулся вор.
Славные воины там. Были встретить готовы. И что же?
Встретили тем, что смутьяну сдались. Ну не стыд и позор?!
Словом, прошло, господа, две недели. Всего две недели!
Было три сотни бандитов, теперь же их тысячи три.
Было две пушки, а нынче за двадцать, считай, заимели.
Как бы всей этой армадой на нас не пустились, смотри!
ГОЛОСА
Да, господа! Это слишком опасно. Большая угроза.
Было бы надо с начала быка ухватить за рога.
СЕКРЕТАРЬ
Так ведь бунтарь все в округе пути перекрыл для провоза.
Несколько дней пролетает – получим известье пока.
РЕЙНСДОРП
(С иронией)
Были, конечно, в те дни и другие предприняты меры.
Битову было заданье в Яицкий идти городок,
Всех забирая с собой по дороге. Другим офицерам
Распоряженья давались – пока еще мал очажок,
Не допускать расходиться пожару. Но как понарошке
Мимо ушей все приказы мои проскочили у них.
Надо бы их по сидячему месту отшлёпать ладошкой,
Да, к сожаленью, уже никого не осталось в живых.
(Обращаясь к членам совета)
Но, господа, перейдём к рассмотренью рабочего плана.
Мной он составлен с учётом событий последних недель…
Несколькими днями раньше. Крепость Татищева отбивается от мятежников. Пугачёв наблюдает за новой атакой. Внимание привлекают скирды сена вблизи крепостных стен.
ПУГАЧЁВ
(татарину с колчаном зажигательных стрел)
Ну-ка скажи, дорогой, до скирды твои стрелы дотянут?
ТАТАРИН
Стрелы, вай-вай. Будет сразу гореть. Бестолковая цель.
ПУГАЧЁВ
(смеясь)
Цель бестолковая? Вот и стреляй. Нам толковых не надо…
Видишь, пылает? А с ней загораются стены, вай-вай!
Крайние избы горят. Заметались людишки, как стадо.
Ты, брат, в соседние избы горящие стрелы пускай.
(отыскав Зарубина)
Видишь, фельдмаршал, как славно огонь тот забор разъедает?
Сотню сюда приводи и пехоту с баграми. А ну,
Кто нам с тобою Татищеву крепость занять помешает?
Всех пощажу. Офицерам лишь глупые бошки сверну.
Пехота с топорами и баграми разрушает прогоревшую стену, сотня конников врывается в крепость. Местные казаки сдаются Пугачёву.
Елагин и Билов отчаянно сопротивляются в центре крепости, мятежники окружают их. Билову отрубают голову, полного Елагина закалывают.
ПУГАЧЁВЦЫ
Етот-то больно уж худ, головы его как не бывало.
Ну а соратник его – и втроём его не охватить.
Надо разделать его. Я слыхал, человеческим салом
Дюже пользительно раны и всякую скверну лечить.
(Со страшным воплем бежит к Елагину жена его)
ЖЕНА ЕЛАГИНА
Что же вы, ироды! Он же служитель державы российской.
Лучше меня, половинку его, изрубите в куски.
(Один из пугачёвчев, смеясь, разрубает ее на части)
ПУГАЧЁВЕЦ
Ох, никогда не слыхал я такого ужасного писка.
Что это бабы бывают на голос, как свиньи, резки?
Неподалёку сбивают несколько виселиц. Подходит Пугачёв.
ПУГАЧЁВ
Лучшее кресло тащите сюда из елагинской хаты.
Да приведите их дочку. За Харловым стерва была.
Да офицеров гоните на суд. Ими крепость богата.
Будем дворянчиков скопом судить за дряные дела.
Приносят кресло. Но атаман не садится. Видит Харлову с мальчиком-братом, которых подгоняют казаки плётками. Харлова изумительно красива.
ТАТАРИН
(ставя кресло)
Бачка наш царь! Вот тебе твоя лучшая царская кресла.
Сядь на здоровье.
ПУГАЧЁВ
Пошёл, дуралей! Отойди. Не мешай.
(тихо)
Господи, вот кто мне будет царица, жена и невеста.
Только лишь это одно. И не нужен мне, Господи, рай.
Подводят офицеров, Харлову и её брата.
ПУГАЧЁВ
Женщина! Руку целуй. Это брат твой? Пусть тоже целует.
ХАРЛОВА
А откажусь целовать?
ПУГАЧЁВ
Вместе с братом придётся висеть.
ХАРЛОВА
Я поцелую. Но с братом, клянись, не сыграешь ты злую
Шутку, лихой атаман?
ПУГАЧЁВ
А не хочешь казацкую плеть?
Если я что говорю – мне ни чёртом, ни Богом не надо
Клястся, пусть даже такой небывалой, как ты красоте.
Ну, так целуй же! И брат пусть целует.
(целуют руку атамана)
И ладно. И ладно.
Милую вас. И молитесь тому, кто погиб на кресте…
Через несколько дней в Оренбурге. Продолжается губернаторский совет. Рейнсдорп предлагает план выхода из осложнившейся обстановки.
РЕЙНСДОРП
После нелёгких раздумий пришёл я к нерадостной мысли.
Справиться с бунтом низов нам не хватит ни воли, ни сил.
Наши провинции в тёмных болотах мещанства закисли,
И я не вижу, кто жизнь бы духовную в нас воскресил.
Но если кто и спасёт нас, так это верховные власти,
Императрица, в которой по-прежнему светится Бог.
Я ежедневно пишу ей про наши лихие напасти,
Пусть если даже посланья мои только в несколько строк.
Трудное время в России, идут непрерывные войны.
Но всё равно на местах можно нужные силы набрать,
И окружить самозванца, и гнать его. Будьте спокойны,
Время настанет, когда сам себя он надумает сдать.
Нас и Россию спасти может только лишь Екатерина,
Только она, – и попробуй не выполнить этот приказ.
Ну а для нас, в страшный омут событий попавших безвинно,
Надобно выстоять этот тяжёлый трагический час.
ЧЛЕН СОВЕТА
Час этот может и месяц, и два, и четыре продлиться.
РЕЙНСДОРП
Вот потому и прошу вас покорно прожект мой принять.
В самых начальных строках документа о том говорится,
Что все мосты на Сакмаре разумно быстрее сломать.
Надо изъять у поляков, людей без того ненадёжных,
Всякого рода оружие и под надзор их послать
В Троицкой крепости с годик пожить вместе с шайкой острожных,
Пусть привыкают к порядку, им нечего, право, терять.
Всем разночинцам с оружием личным скорее назначить
В городе нашем места для защиты от гнусных воров.
Всем же оставшимся гражданам, вплоть до служанок и прачек,
Строго дежурство нести по охране домов и дворов
От вероятных пожаров. Татар из предместных лачужек
Переселить в Оренбург под надзор должностного лица.
Статский советник Старов-Милюков из пятнадцати пушек
Каждую пусть доведёт до ума, но без траты свинца,
Так как запасы его ограничены и пригодятся
В жарких баталиях. Срочно закончить надёжный ремонт
Всех городских укреплений. Кто может, тот должен собраться
В крепости нашей как можно скорей, но без паники. – Вот
План наших действий в ответ на деянье злодеев. Охотно
Все замечания ваши в параграфы плана внесём.
ЧЛЕНЫ СОВЕТА
Да уж чего и вносить. Всё продумано, чётко, добротно.
Лишь одного мы от вас, генерал, с нетерпением ждём.
РЕЙНСДОРП
Так, господа. Но чего же?
ГОЛОСА
Разбойной обещанной прозы!
РЕЙНСДОРП
А ведь и правда. Уж вы извините. Андрей, прочитай.
СЕКРЕТАРЬ
Сколько бы раз ни читал, выжимает послание слёзы.
Вот ведь разбойник безбожный, а юмору впрямь через край.
(читает)
ПИСЬМО ПУГАЧЁВА
ОРЕНБУРСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ РЕЙНСДОРПУ
«Сыну рогатого дьявола и сатанинскому внуку,
Увещеванье твоё, безобразней которого нет,
Нами получено было и вот мы на подлую штуку,
Мира всего ненавистнику, пишем с поклоном ответ.
Сколько бы ты по мудрёной подсказке лохматого чёрта
Ни ухищрялся, хоть ты как трещётка пустая шумишь,
Перемудрить, обхитрить власть премудрого Бога хоть в чём-то,
Не обхитришь ты её никогда и не перемудришь.
Ведай, мошенник: всему уже свету Христову известно
(Да и тебе, вороватому бестии, ведать дано):
Сколько б ни пробовал ты безобразного счастья телесно,
Только отцу твоему, сатане, угождает оно.
Бестия, ведай: хотя ты по дьявольской воле немало
Всяких капканов расставил на нас по различным местам,
Нам обижаться на жадность твою уж совсем не пристало,
Яко силки никакого урона не сделали нам.
А на тебя здесь хотя и не хватит верёвочных петель,
У мордвина мы, хоть гривну дадим, но мочальник возьмём,
Да на тебя втихаря, чтобы ты из дворца не заметил,
Не сумневайся, мошенник, хороший ошейник сплетём.
Наш милосердный монарх, как орёл поднебесный, бывает
В армиях сразу во всех, но он с нами, как в небе звезда.
Выбрось зловредие, так как наш добрый отец призывает
Всех собираться к нему, горделивость забыв навсегда.
Если придёшь в покорение, сколько б твоих озлоблений
Ни было в сердце твоём, он тебя милосердно простит.
Да сверх иного всего и твоих при еде осквернений
(Кушанья мёртвого мяса) отец наш родной не лишит.
Тако сие объявив, пожелаем, чтоб жись твоя чашей
Полной была до краёв и не очень уж горькой была.
Да пребываем извечно к услугам по склонности вашей
Неистребимой, порочной и алчной. Такие дела».
(Письмо, на которое пришёл от пугачёвцев ответ, в архиве губернатора не сохранилось).
Оренбургский острог. Комната для допросов. Рейнсдорп рассматривает приспособления для пыток
РЕЙНСДОРП
Надо, пожалуй, признать, что по поводу дерзкого бунта
Я спохватился с большим опозданием. Думалось мне,
Что недовольства казацкие – это обычная смута,
Сколько их нынче случается в нашей бурливой стране!
Мы поначалу Емельке смешное письмо сочинили:
Дескать, злодею присущему, коему бог – сатана...,
Только насмешки, мне кажется, больше его разозлили,
Он научил нас, что грамотка к люду другой быть должна,
Чтобы её обещанья затмили все лучшие сказки.
Вот, мол, даю вам свободу, богатство на веки веков.
И заблестят у читающей челяди хмурые глазки,
И заскорузлые души затеплятся у мужиков.
Ну, а для тех, кто попали по глупости в руки убийцы?
Тех, кто и смерти, и крови хлебнули уже через край?
Нет им важней ничего, чем прощение императрицы.
Вот и прощение им – только вживе бандита отдай.
Мы со своими над текстом всю ночь до зари просидели,
Увещеванья печатники за день размножили нам.
Вот и обставили мы самозванца. Теперь мы у цели.
Только доставить осталось отравленный клад мужикам.
Но пронести этот клад через сеть пугачёвских дозоров –
Это, пожалуй, и черту уже не по силам... Хотя,
К нашему счастью, в остроге Хлопуша. Разбойничий норов,
Наглость и сила позволят ему это сделать шутя.
Вводят Хлопушу, в цепях и колодках. Изуродованное лицо узник прикрывает грязной тряпкой.
ХЛОПУША
Здравствуй, начальник. Какое к разбойнику старому дело
Нынче тебя привело, ведь ещё и рассвет не отцвёл?
РЕЙНСДОРП
Думаю, сколько в цепях ни ходи, а душа бы хотела
Волюшки вольной, отмывшись от крови, обмана и зол.
ХЛОПУША
Ох, губернатор! Ты в самую-самую точку ударил.
Я бы сейчас что угодно заради тебя совершил.
Всю-то я жись свою прожил, как в винном, кабацком угаре,
Как бы теперь я, пускай хоть монахом, безгрешно пожил!
РЕЙНСДОРП
Нет, дорогой, на монашью обитель теперь не надейся.
Станешь посланником нашим в лихих пугачёвских рядах.
Будешь лечить день за днём изнутри бунтовское злодейство.
ХЛОПУША
Ну, а лекарство-то есть?
РЕЙНСДОРП
А лекарство – вот в этих листах.
ХЛОПУША
Вот как. Подмётные письма втихушку приспело Хлопуше
Братьям своим раздавать. Не большая ли это цена?
РЕЙНСДОРП
Ну а свобода? Прощенье грехов? Ведь они твою душу
Рвут днём и ночью.
ХЛОПУША
Ты прав. Я согласен. Работа ясна.
Сколько свободы мне ждать?
РЕЙНСДОРП
Подвезут манифесты сегодня.
Снимут железки с тебя. И гуляй с рюкзаком до орды.
Но не нарушь своё слово. Тогда уже воля Господня
(Я ничего не смогу) – доведёт тебя, брат, до беды.
Хлопуша в кибитке Пугачёва, под Оренбургом. Развязывает рюкзак. Бросает на стол атамана пачку манифестов.
ХЛОПУША
Вот тебе, царь-государь, от Рейнсдорпа немалый гостинец.
На, почитай.
ПУГАЧЁВ
Так заведомо, братец, я знаю, что тут.
(бросает печатные листки в горящую печурку, вынимает из кафтана полтинник)
Это тебе за труды. Не побрезгуй царёвой полтиной.
Жалую званьем полковника. Форму сейчас принесут.
Эти места предуральские знаешь ты – я так не знаю.
Шпарь по заводам, рабочих бунтуй, ну а мне посылай
Пушки и ядра. Я, брат, до Москвы дотянуться мечтаю.
Дай тебе Бог и здоровья и счастья казацкого дай.
