кровать
я видел, как без сцен и ссор
шёл напряжённый разговор
в молчанье.
минута. десять. полчаса.
но вот их встретились глаза
и закричали.
глаза кричали о любви,
глаза кричали: «не убий!»
и осторожно
спросил он тихо: «где была?»
«дела, – ответила, – дела,
всё тоже…» –
и улыбнулась грустно – мне.
повисли грузно в тишине
вопросы.
на них ответов не найти.
процесс уже необратим.
поздно.
вы обнимались для меня,
как будто не хватало дня
(и ночи).
мелькнуло счастье, но, увы:
на фотографии, где вы
и дочка.
ты лучше всех играла роль
в спектакле, где узнает боль
подушка,
где шутят только для гостей
и обнимаются сильней:
«задушишь!»
и было душно, как в судьбе,
в жакете, что она тебе связала.
но приходило время спать.
вы уходили, а кровать
всё знала.
шёл напряжённый разговор
в молчанье.
минута. десять. полчаса.
но вот их встретились глаза
и закричали.
глаза кричали о любви,
глаза кричали: «не убий!»
и осторожно
спросил он тихо: «где была?»
«дела, – ответила, – дела,
всё тоже…» –
и улыбнулась грустно – мне.
повисли грузно в тишине
вопросы.
на них ответов не найти.
процесс уже необратим.
поздно.
вы обнимались для меня,
как будто не хватало дня
(и ночи).
мелькнуло счастье, но, увы:
на фотографии, где вы
и дочка.
ты лучше всех играла роль
в спектакле, где узнает боль
подушка,
где шутят только для гостей
и обнимаются сильней:
«задушишь!»
и было душно, как в судьбе,
в жакете, что она тебе связала.
но приходило время спать.
вы уходили, а кровать
всё знала.