Ассимиляция любви

Ассимиляция любви
ПРИЗВАНИЕ В ЛЮБВИ (2008 - книга)
 
 
х х х
 
Что, явившись, познать и взрастить
На прожжённой земле?
Звука б отзвуком не извратить
Как берёзу – в золе,
Света – отсветом, жизнью – судьбы,
Жизни – смертью шута.
Хоть свистулька, хоть пафос трубы,
Лишь бы – нота чиста.
Да не застил бы свет бытия
Быт румяных калек...
Я – беспутная совесть твоя,
Мой безнравственный век! –
Где двухглавы осёл и орёл
На единой шкале;
Где над Зоей петля – ореол,
Над Мариной – колье.
Где над миской поднять головы
Косяки не велят;
Где последний музей синевы –
Новорожденный взгляд.
Девальвация Бога и спрос
На копеечный рай,
И под окнами – хрюканье роз...
(Только знай, удобряй).
Я не знаю, какой холодок
Под лопатку скользит...
Страшно только, что небо – глоток,
И что тело – транзит.
Чем такую судьбу выражать:
Реактивным мелком?
Мельком? И на крутых виражах
Стоном под языком?
Кисло-сладко дорогу бранить,
Не меняя билет...
Обрывается лайнера нить
Или ангела след?
Век мой сизый, тебя не виню.
Клюй с панели, как все.
В переулках и на авеню
Небо в звёздной росе!
Я сегодня такое смогу –
Океан переплыть!
Рвётся вена –
к бумаге –
в строку
Синеву перелить...
 
 
х х х
 
Расширяются щёлки глаз...
Мир подробней... Слабее жженье...
Будто заново родилась,
Перевёрнуто отраженье.
Всё навырост, наоборот,
В крыльях мошки – размах событий...
Было модно ходить в народ –
Стало вдруг из народа выйти...
Дрожь либидо в объятиях драк,
Парят сауна и саванна,
В Соломона – Иван-дурак,
Соломон – в дурачка Ивана –
Все играем, и все – живём.
И не вижу я, где граница:
Над посевом и над жнивьём
Одинаково наклониться.
И склоняюсь лицом к лицу,
Не померкшему ни на йоту
К беспросветному мудрецу –
Одиозному Идиоту.
Наши вспышки, и мрак, и боль –
Замыканье по схеме Феба.
Вертикальна, увы, любовь,
Но зато и субстатом в небо!
Бьётся зеркальце – быть беде...
Бьётся сердце – должно быть, к чуду...
Но откуда мы знаем, где
Упадём и взойдём – откуда!
Перекошенный криком рот –
Поворот родовой улыбки.
Продолжать человечий род,
Размножая свои ошибки...
 
 
х х х
 
Это мне леса накуковали
Или же цыганка сочинила:
Осенью уместные едва ли
Звонкие
зелёные
чернила!
Так ли уж набаловалась всеми,
Чтобы как молитву – опечатку,
Или незамеченное время
Бросило кленовую перчатку?
Метрикой от Понтия Пилата,
Выдержав и взгляды, и каленье,
Я перед иконкой циферблата
В жизни не вставала на колени.
Часиков сервизные тарелки –
В брызги, чтобы в космос или к Данту !
Их самоуверенные стрелки
Сводятся к тоске по секунданту...
Вскинься над секундною и ржавой,
Солнечная встречная рапира!
Скованы квартирой и державой,
Дома – от пещеры до ампира,
Времени всё – жалуемся – нету,
Всё не успеваем, что хотели...
Нет его!
Закутали планету
Тополя июльские метели!
 
 
х х х
 
Какая роскошь в наши дни:
Без дела как без тела
Брести на дальние огни,
Куда душа глядела,
Куда внутри себя идём,
Когда пути не гладки,
В прошитой ветром и дождём
Клеёнчатой крылатке.
И будь что будет впереди,
И мерять расстоянья
Созвучьям всюду и в груди
Осеннего сиянья.
По городам ли, по годам
С пометкой «прибыл – выбыл»...
Спасибо, деревце-Адам,
За рёбрышки на выбор,
Но я – уже, но я сама
Законченность скелета!
И все дымы - мои дома,
И с плеч стекает Лета.
Который век меняю вид,
Захлёбываясь небом –
И ничего не удивит
В столетии нелепом:
Ни ограниченность реки
Помпезностью гранита,
Ни вдоль гранита дураки,
Как будто кто хранит их;
Ни даже тот, кого люблю,
Наивно искушая...
Эпоха сводится к нулю,
Когда судьба большая,
Когда сплетаются в крови
Тельца из миллионов:
Ассимиляция любви –
Борьба хамелеонов
За жизнь бессмертную свою
Во цвете поколений.
Который век вот так стою
Под знаком бакалеи...
И водку пить, и как-нибудь
До хаты добираться...
Ты, верно, помнишь этот путь,
Беспутный брат Гораций?
Взводить будильник на рассвет –
Замедленная мина...
Мы с Вами, кажется, в родстве,
Камея у камина –
Заслонка медная в печи
И в памяти чеканка...
И взрыв! И вспыхнула в ночи
Подорванная танка...
Японский бог, пора вставать,
За труд сизифов браться.
Скрипит прокрустова кровать,
Изложенная вкратце...
Пора, и силюсь, и могу,
Запрыгивая в джинсы,
На сером невском берегу
В косяк джинсовых вжиться,
И, как сограждане хотят
В печатях голубиных,
Стихи – непрошенных котят
Топить в своих глубинах,
И, как сама того хочу,
Не взвиться и не топать –
Скользить по узкому лучу,
Неузнанная в толпах.
Но веной скрытая любовь –
Не памятью в пожитках.
Клочок её – листок любой
В трепещущих прожилках.
 
 
х х х
 
На мизинце атланта –
Пилигрима сума.
Не доливший таланта,
Не давал бы ума,
Обозначенный Богом,
Чтобы в небо пенять,
Чтобы вымычать слогом,
Всё, чего не понять;
Чтобы звать, не надеясь;
Кто-нибудь! (кем - ни будь...)
Так пустышку младенец
Принимает за грудь.
Губы ширятся в «мама»
И пространство сосут...
Так - векам телеграмма:
Папирус – в сосуд...
Слепо тыкаясь в небо
(Оттого и на «ты»),
Не ропщу я, что нету
В пустоте – полноты.
Упиваюсь послушно
Изверженьем строки.
До рассвета подушка
Не погасит щеки.
Славься, с буквы высокой
Прописная любовь!
Но толчками висок мой
Насилует кровь.
И припухшую гланду
Потирая, - пойму:
Полуумность – таланту,
Бесталанность – уму.
Упаси меня, Боже,
От назойливых просьб.
Мне бы меньше – не больше,
Отбери, а не сбрось...
Под стеной Эрмитажа
Притаившись, как мышь, -
Не гармонии даже,
Соразмерности лишь...
 
 
х х х
 
Чем бесплодность раздумий
И бесплотность объятий –
Лучше глобус, раздутый
До размытости пятен...
 
Открывать континенты
Разноцветной печали –
Не вторичность аренды,
А Колумбом причаля!
 
Наша жизнь монотонна,
Как любовь по сонету,
Но ушибом Ньютона
Потрясает планету!
 
Притяжение хлеба,
Но едва надкусила –
Бросит в сторону неба
Центробежная сила.
 
Оттого-то по сути
Остаёмся на месте.
Эпохальные судьбы –
Как досужие вести.
 
Не пожарные каски
Фрески новенькой парты –
Колупание краски,
Реставрация Спарты.
 
Не слои мармелада
Под кристаллами снега –
Черепками Эллада
И погибель Олега.
 
Лебединые торсы...
Лебединые песни...
И к зелёному ворсу
Не прижмёшься: воскресни...
 
Не помняшеть, а сиречь
Осязаются снова
И Библейская горечь,
И горячее Слово.
 
Чтобы гибелью славной
Отчеканились оба,
Коченеть Ярославной
На стене небоскрёба.
 
Через тел полигоны –
Перекрёстные спектры:
Антипод Антигоны
Или отблеск Электры?
 
Из пастушки - в Джульетту,
Из царицы – рабою
Кочевать и при этом
Оставаться собою.
 
В саркофаге квартиры,
В колеснице трамвая,
Золотые пунктиры
Пальтецом прикрывая...
 
 
х х х
 
Превосходство донкихотства,
И блаженство донжуанства...
Гордый почерк пешеходства –
И удобство дилижанства...
 
Суверенный свет разлуки –
Сувенирный глянец встречи.
В пустоту густые звуки –
В гулкий зал пустые речи...
 
Разве хочется в герои...
Что мне мудрость вековая!
Полыхнёт над пеплом Трои
Гребнем третья Мировая.
 
Память копит, сердце тратит:
Жизнь – за миг, века – за годы.
В бесконечном результате –
Ветер нищенской свободы!
 
О, бродяги и поэты
Без гроша и вне закона,
Ваши первые портреты –
Византийская икона.
 
Солнцем высмуглены лица
Человеческого детства...
Легче издали молиться,
Чем воистину вглядеться:
 
Проступает – не сдержаться –
Неожиданное сходство:
В донкихотстве – донжуанство,
В преклоненьи – превосходство.
 
Справедливость Моисея:
Всем по крошке от ковриги.
Равновесью фарисея –
Наши крылья и вериги.
 
Из России – иудеи,
А сюда сумел добраться
Сквозь века – клочок идеи
Галактического братства.
 
Палестины снятся странно:
Вижу, как в цветном осколке,
На песках Туркменистана
Гвалд одесской барахолки...
 
И равно кричать со Спасской
Или Эйфелевой башни,
Что зачёркнут свежей краской
Лист опавший, день вчерашний...
 
В люстрах метрополитена –
Крон сентябрьских напряженье.
В камне – родине Родена –
Мысли вечное движенье...
 
Проживу по номиналу,
Предпочту, покой лелея,
Цицерона – люминалу,
Аполлону – Апулея;
 
Речи сладкие над ухом –
Слову чёрному в конверте.
И земля мне будет пухом
В полужизни-полусмерти...
 
Но кольнёт в груди, что не был
Голос в горестной отчизне...
И земля мне станет небом
В полусмерти-полужизни...
 
Фото Алексея Кузнецова