Страшный здесь ветер...
Страшный здесь ветер – промозглый и гнилостный, гнет позвоночник в дугу,
Трезвый ли, пьяный ли, божией милостью – больше я так не могу.
Что там талдычат о чести, достоинстве? В пекло терновый венец!
Только дурак поступает по совести,
Я поумнел, наконец.
Можно махать и мечами, и кружками, меряться силой в бою,
Но прорастает железными стружками правда сквозь душу мою.
Видишь, мальчишка, наивный и бешеный, как умирают мечты?
В мире, где топят, сжигают и вешают – сказки предельно просты.
Серые сумерки, черные полночи,
Тьмы непроглядной печать.
Я не просил ни поддержки, ни помощи,
Я научился молчать.
Черные, серые, серые, черные, воздух, увязший в грязи,
Что ж вы молчите, земные ученые, ЭТО увидев вблизи?
Чистые, мудрые, все испытавшие… как вам такое кино?
Что же вы скажете, совесть проспавшие?
А ничего.
Все равно.
Мы же, земляне, из этого выросли, памяти нашей не тронь!
...Жгут грамотеев, которых не вывезли,
Книги подбросив в огонь.
«Хочешь отведать меча, деревенщина?»
«Пива мне, старый дурак!»
...Где-то на дыбе под пытками женщина…
Как ее звали?
Никак.
«Вы обольстительны...»
«За преступления...»
«Быстро, кольчугу, хамло!»
Не прекращает планета движения, всем проигравшим назло.
Можно уйти в бунтари и отшельники, можно податься во власть,
Все мы лгуны, хвастуны и мошенники – лишь бы в толпе не упасть.
Можно забыть про заботы и чаянья,
Спрятаться в темном углу...
...Только уже не услышит раскаянья мальчик на грязном полу.
Высятся крыши облезлого города, камни сочатся дождем.
Девочка, что же ты плачешь без повода – мы до рассвета уйдем.
Вместе прорвемся в большое и светлое… Даже названия нет….
… И прерывает стрела арбалетная девушки робкий ответ.
Где вы – наставники, боги, спасители, рыцари и короли?
Где вы – слепые, забитые жители этой проклятой земли?
Умер сопляк, простофиля заласканный с мерзостной дрожью в ногах…
Кто я?
Я – зверь,
Искалеченный сказками о всемогущих богах.
Понял, герой исторической хроники?
Спи, напивайся да жри!
...Только стоят, ожидая, покойники – судьи мои – у двери.
Смотрят, глазами пустыми и страшными, из ледяной черноты.
Словно я – город с разбитыми башнями,
Там, у последней черты.
Вот и двойник – подкупает, куражится, с подлой судьбой заодно...
Я же тебя ненавидел, мне кажется...
Или себя?
Все равно.
Сгинь же ты пропадом, боль запредельная –
Смерть зажигает огни...
...Над Арканаром звучит колыбельная.
Спи, дон Румата.
Усни.
