ИСПЫТАНИЕ ЖИЗНЬЮ.

Часть 1-я.

УДАР

 

Он лежал на лётном поле и смотрел в голубое, необъятное небо. Он ни о чём не думал, ему не о чем было думать. Вернее ему было о чём думать, но он не хотел, не хотел возвращаться к той мысли, что теперь он журавль без крыльев, ненужный никому человек. ''Что ты можешь без своей машины, что значишь в жизни без самолёта?'' И сам же отвечал на свой вопрос: ''Ничего! Никогда!'' На душе было скверно, хотелось повеситься, но он понимал, что это будет очень легко, но не только легко, но и глупо.

..................................................................................................................................................................................................

Всё началось с того рокового воскресенья. После очередного ночного полёта в субботу, он решил отдохнуть в воскресение, отдохнуть, как следует. И, отдохнул.

С утра всё было нормально. Он встал, как всегда в 8 часов, сделал зарядку и сел завтракать. День выдался на редкость тёплый. Солнце ласково заглядывало в окно и манило на улицу. Он позавтракал и вышел из дома в отличном настроении. Гулять, бродить по улицам, было его любимым отдыхом. Но не просто бродить. Он, как всегда, зашёл в книжный магазин и начал просматривать книжные новинки. Ничего интересного не было. Он вышел из магазина и зашагал по мокрой мостовой, насвистывая потихоньку что-то весеннее. Красотища-то вокруг какая, думал он, почки уже лопнули и на свет божий показались, первые посланцы весны,

клейкие, зелёные листочки. Он был ''пьян'' от счастья. От того, что он любил Риту, а она любила его. От того, что

его сегодня вечером пригласил к себе Вадим, друг с работы, да просто от того, что на улице вовсю буйствовала весна. Побродив по улицам часа два, он направился на лётное поле, чтобы посмотреть, как занимаются парни из аэроклуба. Парни, молодые, загорелые парни, красавцы-парни. Когда-то он тоже был таким - красивым, сильным, ловким. Но прошли годы и время изменило его. Он не грустил. Нет. Он никогда не грустил в жизни, вернее, старался не грустить. И он уж не так стар. Тридцать пять для мужчины это не так уж много, но для лётчика-испытателя, а, впрочем, зачем портить себе настроение из-за всякой ерунды. К чёрту, решил он и зашагал по лётному полю, приятно пахнущему ранней весной. Потом он долго лежал на траве и наблюдал за тем, как ''ЯК-и'', серебрясь на солнце, выделывают разные мудрёные трюки в лазурной синеве неба. Так пролежал он до вечера. А вечером...

Вечером был день рождения Вадима. Смех, шутки, веселье, пляски, песни. Потом прогулка по ночному городку с Ритой. Страстный поцелуй и дорога домой...

Стой память! Погоди минутку. Тёмный переулок. Тишина. Разбитый фонарь. Пьяный голос: Здорово, глухарь! Поворачивай стопы! Острая боль в позвоночнике и между лопаток. Круги. Туман. Пустота.

..................................................................................................................................................................................................

Белая палата. ''Где я?'' Голос сверху: ''Спокойнее, больной.'' Чья-то холодная рука на лбу.

''Рита, это ты, милая?''

''Я,я. Лежи, не волнуйся.''

''Доктор, сколько я уже лежу?''

''Год.''

''А когда Вы меня выпишите, доктор? Скоро?''

''Сомнительно, но надеемся поскорее.''

''Доктор, а что у меня?''

''Повреждение центральной нервной системы.''

 

Так. Теперь спокойнее, спокойнее. Летать я, наверное, не смогу. Так. Жутковато, конечно. Что-то Рита давно не приходила. А, что, если и она узнает, что я не смогу летать? Бросит или нет? Да нет, придёт. Она умная. Я её безумно люблю.

..................................................................................................................................................................................................

Теперь домой. Пришёл. Тяжело без Риты, но ничего, переживали и не такое, переживём и это. Так. Вот она бумажка - ''В связи с повреждением важнейших узлов центральной нервной системы, от должности лётчика-испытателя освободить.'' Бумага. Писчая бумага, но она сильнее человека. Что я. Кто я? Никто! Самозванец. Смириться или повеситься?

Бороться!

 

 

Часть 2-я.

БОРЬБА.

 

Прошло полгода, но Николай был ещё в оцепенении после происшедшего с ним летом, полтора года назад. Всё это было, как страшный сон, как приведение. Один или два удара ножом в спину и человек уже вышел из строя, он не может заниматься любимым делом, не может отдавать всего себя любимой работе из-за какого-то пьяного бандюги, решившего поразвлечься. Как невероятно жестока жизнь. Она не щадит никого, не держит под крылышком. Она рубит с плеча. И выстоять могут только очень и очень сильные.

Он никогда не был трусом, но здесь он струсил, по-настоящему струсил. Он понял, что у него отняли самое дорогое в жизни - чувство полёта. Ночью он кричал, скатывался с кровати на пол и даже иногда бился головой об стену. Эти истерики продолжались примерно в течении полугода, потом всё это прошло и осталась пустота, пустота...

Он сидел и курил. Раздался звонок в дверь. Николай встал и открыл дверь - принесли письмо. Вернувшись в комнату он распечатал его и быстро прочитал: ''Коля! Прости за всё. Но к тебе я вернуться не смогу. Твоя Рита. P. S. Я тебя всё так же люблю. Ещё раз прости!'' Николай выругался и, положив скомканное письмо в пепельницу, сжёг его. Всем на меня наплевать, всем, всем, всем, то и дело проносились бешеные мысли у него в мозгу. На поле он больше не ходил. Только душу бередить лишний раз. Лучше уж дома сидеть.

Прошло ещё два года...

Как-то, скитаясь по Кавказу, решил развеяться и поехал путешествовать, он попал под обвал. Спасся чудом. Еле живой, весь оборванный, в крови, доплёлся до какого-то горного аула и постучался в первый попавшийся дом. Ему открыла миловидная девушка лет восемнадцати. Он только сказал: ''Пить'' и потерял сознание. Через три дня он уже сидел за столом и завтракал вместе с девушкой. Николай уже знал, что зовут её Агнесса, что отец её на пастбище, а мать умерла, когда Агнессе не было шести лет. Они подружились. По утрам Николай уходил в горы, обтирался снегом, плескался в горном ручье и возвращался к завтраку. Потом они вместе обрабатывали маленький огород.

Через две недели Николай уехал. Когда они прощались на вокзале, он притянул её к себе и поцеловал в лоб. После этого знакомства Николай как будто заново начал жизнь. Всё, за что бы он ни брался, спорилось в его руках. Так продолжалось до тех пор пока он ни пошёл на лётное поле. Как только он увидел высокое голубое небо, яркое солнце и ''ястребки'', всё было забыто - и Агнесса, и горы Кавказа. Опять на сердце тяжёлым камнем легло настоящее. Опять дни стали годами, а месяцы - столетиями. Он много думал о людях, о земле, о звёздах, о жизни и смерти. О том, что лучше - жить обузой или ''умереть на радость людям''... За эти глупые мысли он сердился на себя, но ничего не мог поделать.

Однажды, стоя на мосту, он посмотрел вниз. Там бурлила и пенилась река. Вот сейчас стоит перегнуться через перила, думал он и всё - конец. Как предельно просто, как невероятно пошло. Как ничтожен человек, особенно, если он сломлен, как молодая рябина, осенним злым ветром. Но, то - дерево, а я - человек. Человек! Человек, чёрт побери! Он заплакал. Да, впервые нервы сделали своё дело. Это было тяжёлое мужское рыдание, которое прорвалось, как результат всего пережитого им за последние два года. Слёзы текли по впалым щекам, стекая к губам. Они были солоны также, как и теперешняя жизнь Николая.

После пережитого на мосту, он стал как-то мягче. Горе, прорвавшееся тогда наружу, казалось, стало не таким огромным, как прежде. Нет, надо бороться. Бороться и ещё раз бороться.

Он начал с азов. Набрав в библиотеке учебников по подготовке лётчика-испытателя, он просиживал над ними с утра до ночи. Дни теперь летели незаметно. Что-то не выходило, но он возвращался к непонятному ещё и ещё раз, и всё-таки добивался предельной ясности в понимании того, что он читает.

Так прошло два года. На своё 39-летие он не пригласил никого, кроме Вадима. Они сидели друг против друга и каждый из них думал об одном - будет ли Николай летать? Изрядно выпив, они разговорились. Вадим рассказал о работе, о друзьях лётчиках. Николай больше молчал. Ему не о чем было рассказывать. Вадим вскоре ушёл. На прощание он сказал Николаю: ''Иди в клуб к инструктору и с ''ножом к горлу'' приставай к нему. Говори, что не можешь без самолёта. В общем, говори, что хочешь, но поубедительней.''

На следующий день Николай отправился к инструктору. Тот принял его холодно. ''Ну, что ты мытаришься. Сказано тебе нельзя и точка. Точка.'' ''Бездушный Вы человек'', сказал Николай уходя. Через два дня инструктор сам зашёл к Николаю. Разговор был коротким. Николаю предоставлялась возможность вновь обрести чувство полёта. Надо было испробовать только что полученный с базы для клуба ''ЯК-18.'' Николай чуть не лишился дара речи от неожиданности. Он стоял бледный, как ''смерть'' и молчал. ''Ну, что же ты молчишь'', спросил инструктор,'' согласен что ли?'' ''Ну, что Вы спрашиваете. Конечно согласен!'' Вырвалось у Николая.

На следующее утро он уже сидел в кабине новенького, поблёскивающего краской ''ЯК-18'' и улыбался тихой, детской улыбкой. В наушниках раздалось: ''Я - ястреб, я- ястреб. Коршун, вы меня слышите? Перехожу на приём.'' И эти, такие привычные слова, показались Николаю необыкновенной музыкой. Музыкой любви и жизни.

Он жил! Он победил!

( Ориентировочно 1968-69 г.)