Где ты, Муза?
Сижу и жду прихода Музы
я вечерами: где же ты?
Ведь без тебя стихи кургузы –
в них нет ни капли красоты…
Вот раньше Муза приходила,
чтоб в горестях моих помочь.
Ко мне она благоволила…
Как только наступала ночь,
она входила в дверь без стука.
И если видит: плачу я,
заплачет горько и без звука
подруга милая моя…
Мы плакали о бывшем счастье –
ведь я умел писать стихи…
Теперь же на душе ненастье –
стихи бездарны и плохи…
Грустили с Музою мы вместе
о том, что стар годами я,
что поздно думать о фиесте,
что в никуда ушли друзья,
что близкой смерти чую холод,
лелею тихую печаль.
Хотя душой открыт и молод,
мне прошлого немного жаль…
Она пришла.
И вновь без стука.
На вид решительной была.
На лист взглянула близоруко
и говорит:
– Что за дела?
Мне слёз рифмованных не надо!
Забудь про свой дурацкий сплин!
Унынья грех достоин ада!
Ты лучше сбегай в магазин
и мы под водочку поправим
твои унылые стишки.
Другие в них словечки вставим…
Не боги ж делают горшки!?
И ещё:
Сидел, писал стихи о лете,
не торопясь и не спеша.
Хотел сначала о балете,
но не позволила душа.
При чём балет, когда погода
стоит такая на дворе?
Как сыч, нахохлилась природа,
как будто в стылом ноябре.
И ветер северный буянит,
гоняя в небе стаи туч,
и солнце горизонт багрянит,
и дождик ночью неминуч.
Не получается про лето…
Наверно, надо про любовь
загнуть в порядке культпросвета,
чтоб понеслась по венам кровь?
А тут и Муза появилась:
- О чём задумался, поэт!?
И вдохновенье пробудилось!
Я с Музы снял её жакет
и блузку с юбкой, и колготки,
и кое-что другое снял…
Потом мы выпили с ней водки,
и я её слегка обнял…
И мы, забыв про сочиненье
стишков дурацких про любовь,
друг к другу чувствуя влеченье,
пошли гонять по жилам кровь…
