Пятьдесят поцелуев... ремешка
Перед вами – эротический фанфик с главными героями мюзикла «Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит».
Хорошая новость: содержание канона знать не обязательно. Просто мне приятно создавать работы, посвященные этой парочке, упоминать их имена, передавая некоторые полюбившиеся мне черты их образов.
Сюжет: Действие происходит в викторианской Англии 19 века. В процессе наказаний мм… по попке у двух тинейджеров необычайно обостряется сексуальная чувственность, и они на удивление искренне делятся друг с другом своими интимными переживаниями. Это забавная история, в которую влипли сразу две непослушные попки, рассказанная Нелли Ловетт от первого лица.
Я знаю, чего вы в тайне ждете от меня, а потому об ЭТОМ и пишу. Но, может, вы хотите чего-то большего? Ну, подождите, подождите!..
Посвящение: Маленькой непослушной попке, которая меня вдохновляет! (Ну, конечно же, Суини!)
P.S. Все работы на моей страничке исключительно эротического содержания.
Выбирайте любую: в стихах и прозе о прекрасном и запретном!
***************************************************************************************************************
ПЯТЬДЕСЯТ ПОЦЕЛУЕВ… РЕМЕШКА
ЭПИГРАФ:
Как весело вдвоем гоняться за опасным,
О сокровенном говорить начистоту!
Порочны те, что видят пошлое в прекрасном!
И безобразны, кто не верит в красоту!
(Авторские строки)
Глава 1. НЕПОСЛУШНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ПОПКА
Ремень!.. Отец любил меня сильнее всех на свете, но если мне случалось нашалить, он назначал мне сразу два строгих домашних наказания: стояние в углу и порку ремешком… по голой попке. Взяв меня за руку, он уводил меня к себе, а двери запирал на ключ, и если кто-то слышал доносившиеся из-за двери отрывистые звуки, то это были только хлесткие удары ремешка и никакого крика. Хотя порой бывало очень даже больно.
Не дожидаясь приглашения, я быстро поднимала свой подол и приспускала панталончики пониже, оголяя кругленькие ягодички (мои любимые!). Укладывалась к папе на колени и замирала… в ожидании первого горячего удара.
И вот сегодня снова мне «повезло»!
– Давай-ка, Нелли, проучу тебя по голой… – пояском, – сказал отец и приступил к серьезному семейно-воспитательному разговору.
– Ай!
Я, кажется, сказала, что обычно не кричу?.. Значит, я снова солгала! За это дело я как раз и получаю.
Первые удары длинного, узенького кожаного ремешка (отец купил его специально для меня, вернее для моей задиристой и непослушной попки!) с непривычки показались особенно болючими. Но это – первая ступенька к сокровенному! В то время, как я получала жгучие, жалящие поцелуйчики ниже спины, мое разгоряченное воображение в самых ярких красках рисовало мне смелые картинки. Я никогда и никому их не показывала. Хех, да и не покажу, хотя художница из меня отменная. Я представляла, что красивый, – обязательно темноволосый с большими темными и выразительными, умными глазами! – мужчина с крепкими округлостями (там, где надо!) спустив штаны, послушно укладывается мне на колени… и выгибается, отчаянно желая одного – ремня! Сперва – ремня!.. И я хлещу его так крепко, как он просит, шаловливо зажимая между бедер его растущее от возбуждения… хм… гм... вот, вспомнила, как это прилично называют в обществе – «достоинство»!
Ну, а пока что хлесткий ремешок еще гуляет по моей во всем виновной попке! Но я терплю. Не из упрямства, а лишь потому, что слишком увлечена своей фантазией! – и что-то сладостное, жаркое, вибрирующее неописуемо приятно щекочет между ног:
– Ах!
Шлепающие удары ремешка слышны через открытое окошко. Мне кажется, вся улица прислушивается, когда меня наказывают, сосредоточенно считая звонкие стежки и аккуратно отмечая их рядом с датой в розовых блокнотиках. И всем без лишних слов понятно, что секут меня по голой попе! Но я всегда послушно подставляю голенькую попку, как бы сурово папочка меня не драл. Очень надеюсь, что никто не догадался, в чем причина такого неоправданного послушания! Просто на самом деле, мне чертовски нравится, когда меня стегают, поучая! Можно, совсем без поучений – только отвлекают от сути дела.
– Прогнись! – Отец передвигает мою попку выше, и я сползаю чуть ли не до пола с его колен, с опаской заглядывая под кровать. Мне в детстве говорили, что там всегда сидят какие-то бабайки, которые следят за поведением распоясавшихся ребят. Ну, что ж, распоясался – давай штаны спускай!
– Так, выше попу и не хнычь!
Я подчиняюсь, в приступе судорожной дрожи продолжая изо всех сил мечтать о демонически обаятельном мужчине с горящими глазами и упругой непослушной попкой, непременно голой, отданном в полное мое распоряжение. Да, кстати, надо бы придумать ему имя? Как же его зовут?.. Ага, придумала: Суини! Что далеко ходить: иначе даже бить, ой, – быть не может. Правда, пока ему еще всего пятнадцать, как и мне, но время лечит: скоро мы непременно вырастем и, может, даже немножко поумнеем. Хи-хик, по крайней мере, он!
Несколько поучительных стежков по голым ляжкам, и папа неожиданно мягко поглаживает мои раскрасневшиеся половинки.
– Все! Первое наказание окончено. Вставай!
Так быстро?! Я разочарованно, дрожащими от возбуждения руками подтягиваю панталоны к пояснице.
– Я, кажется, не разрешал вам одевать штанишки, юная леди! – как можно строже говорит отец. – Немедля становитесь в угол. Да, и держите свой подол повыше! Подумайте о вашем недостойном поведении часок. Увижу, что не слушаешься – снова всыплю! – слегка «смягчается» он наконец, устало пересаживаясь в кресло.
Ремень сейчас лежит на стуле, свернутый клубочком, точно змейка. Иногда, за особо весомые достижения и заслуги, мне добавляют еще десяток – на закуску, чтобы урок заполнился получше. «Повторение – мать мучения!» – смеется отец, от души угощая меня «сладеньким». Эх, знал бы он, как на самом деле это сладко! Только безумно мало, хотя и чувствуется раза в два больнее, чем в начале порки.
Я стою, уткнувшись носом в угол, искоса поглядывая на ремень. Добавят или нет? Я точно заслужила: я старалась!
Но ровно через час отец похлопывает меня по остывшей попке и отпускает с миром:
– Иди-ка, Нелл, к себе: довольно на сегодня… Ну, ты хоть поумнела? – с надеждой спрашивает он.
– Нет, папочка! – честно признаюсь я, подтягивая панталончики.
Отец со вздохом отпирает дверь, и я проворно выбегаю в коридор.
Пробравшись в свою комнату, я запираю двери, сдергиваю панталоны, укладываюсь поудобнее кверху попой и начинаю «трезво» рассуждать на самые возвышенные темы.
По моему, ни с кем не согласованному, мнению: попка – второе лицо мужчины. Стыдно признаться, но у некоторых лицо – вторая попа! А такой красивой и задорной попки, как у Суини Тодда, сына соседского цирюльника, мне не сыскать во всей Викторианской Англии! Оно и к лучшему: мне хватит и одной.
Ну, как-нибудь я доберусь до этого неугомонного, вертящегося места, и ты получишь столько, сколько я решу! Держись, Суини – хоть за ножки стула! Только сначала приспусти штанишки!..
Глава 2. ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА
«Су-и-ни» аккуратно вывела я на листочке ровно десять раз, а над последним словом пририсовала крупную ромашку. Он всегда был противненьким, непослушным мальчишкой. И именно таким притягивал, как намагниченная бритва! Напрасно он изо всех сил старался выглядеть серьезным и не в меру деловым. Свой свояка видит издалека, а у меня-то зрение острее бритвы. И все равно, Суини – настоящий джентльмен…. удачи! А я – кудрявая, огненно-рыжая, красивая и своевольная, с лицом, по форме похожем на большое сердце, дружески открытое всем, кто смотрит на меня. Неряшливо, – зато оригинально! – наряженная кукла с румяными фарфоровыми щечками. Высунув язычок, я постаралась как следует, и рядом с нежной, хоть и однозвучной, лирикой скоро появилась иллюстрация, точь-в-точь похожая на меня. Стой, подожди, а где портрет Суини?..
– Нелл, что ты делаешь? Это же была твоя тетрадка! – раздался позади меня знакомый голос. Узнав эти насмешливые интонации, я просто обомлела, но тут же аккуратненько отрезала:
– Вот именно – «была»! Теперь – это дневник. Иди отсюда!
– Сама иди оттуда! – обиженно бросил мне Суини, дерзко вскидывая свой мальчишески точеный подбородок.
Усевшись на скамейку чуть поодаль от меня, он вытащил вдруг из портфеля большое яблоко:
– Хочешь? – подмигнул он хитро.
– Давай, – с готовностью отозвалась я.
– Не дам, я просто знать хотел: голодная ты или нет! – Суини откусил порядочный «кусочек» и улыбнулся.
Какой же он красивый!
– Фу, непослушная маленькая попка! – выпалила я и тут же с досадой прикрыла рот рукой. Ну почему я вечно веду себя, как глупая девчонка, когда в моей отчаянной, горячей голове уже давным-давно полно совсем недетских мыслей?!
Суини подарил мне еще одну вполне заслуженную дерзкую усмешку и отвернулся, дожевывая яблочко. Но не ушел. Тогда я сдуру совершила еще один причудливый поступок в своем духе. Придвинувшись к нему поближе сзади, я, не скрывая любопытства, вдруг спросила его в лоб:
– Скажи, а папа дома тебя еще наказывает… ремешком?
– Конечно. Но не ремешком, а тростью, – последовал ответ.
– А много достается? – не отставала я, почувствовав что «мистер Ти» уже короче дышит и даже перестал моргать.
– Самое большее – раз десять.
– Что?! – разочарованно выдохнула я. – Так мало?
– Не мало! – одернул меня Суини. – Ты просто трости никогда не пробовала. Три дня сидеть не сможешь: места живого не останется!
– Да прямо, у меня на попке уже к утру следов не остается, – доверительно призналась я и даже не покраснела.
– То – у тебя! – прищурившись, ответил мне через плечо Суини.
– Когда тебя в последний раз пороли? – спросила я то ли мечтательно, то ли игриво и нежно дернула его за ушко.
– Вчера, – угрюмо отозвался он.
От неожиданной идеи, промелькнувшей у меня в мозгу, я на секунду аж оторопела. И вдруг без всякого стеснения попросила:
– Покажи!..
Он с изумлением уставился на меня, а я, похлопав глазками, замерла от нетерпения.
На заднем школьном дворике мы были совсем одни. Но, если честно, мне сейчас было глубоко плевать, увидит кто-то наши «игры» или нет.
– Боишься? – подколола я Суини на всякий случай: вдруг откажется?
– Чего? – последовал риторический вопрос. Тодд нехотя поднялся и повернулся ко мне спиной, расстегивая пояс. Потом немного приспустил штаны (совсем немножко!) и приподнял рубашку. Едва лишь я успела заметить длинную красную с синеватым полосу, самую верхнюю из десяти горячих, он снова аккуратно все заправил и, слегка поморщившись, присел. Я чуть не плакала (конечно, от обиды!): он даже ягодицы не дал мне рассмотреть! Так, только самое начало изящной извилинки… Это не честно!
– Ты же сказал: «три дня сидеть не сможешь»? – спросила я, переводя дыханье.
– Не я, а ты не сможешь, – нахмурившись, уточнил Суини.
Тут громогласно прозвонил звонок, и мы, схватив портфели, бегом заторопились в класс. Ну почему нам постоянно кто-то или что-то мешает поговорить о важном деле?..
– Лондон — крупнейший город и столица Великобритании — насчитывает, по меньшей мере, 1820 лет непростой истории. Он был основан, как гласит легенда, Брутом Троянским и назван Troia Nova. Однако это старое предание не подтверждается археологическими раскопками, и потому считается, что Лондон основали римляне в сорок третьем году нашей эры… – Мистер Томсон, учитель истории, показал нам на карте какую-то мелкую круглую точку и на этом успокоился, явно считая, что исполнил свой профессиональный долг.
Да, так я и поверила! Рассказывает, будто только что придумал – бред какой-то. Век в Лондоне живешь, и вдруг оказывается, что это – Рим. Я с любопытством заглянула в тетрадь Суини, с которым уже месяц сидела за одной партой. Боже, он эту чушь еще и записал!
Я вынула свою тетрадку и снова раскрыла ее на самом интересном месте. Какая все-таки милая картинка получилась! А сейчас мы добавим то, что перед уроком собирались… Я старательно вывожу на бумаге классически четкий, аккуратненький профиль. Слегка надломленная бровь, ресницы, темная бусинка глаза… изогнутая линия, вот так, немного вниз, чуть-чуть закрасим… главное не испортить – ротик!
Воспользовавшись тем, что мистер Томсон отвернулся, я с осторожно толкаю Тодда локтем и шепчу ему:
– Смотри…
Суини отрывается от глупого и бестолкового занятия и с интересом принимает на проверку мою тетрадь. Я пристально слежу за ним и вижу, как выражение его лица меняется от вопросительного до крайне изумленного.
– Ты волосы забыла, – ошарашенно заявляет он, показывая мне пером, куда пририсовать его роскошную темную шевелюру. С остро-наточенного наконечника внезапно падает большая капля.
– Противный, ты закапал мне тетрадь! – шикнула я сквозь зубы.
– Ничего, теперь – это палитра, – сделав гримаску, отпарировал Суини.
– Вот я тебе задам! Так, все, где ушко? – И, растопырив пальцы, я запустила руку в самую гущу его растрепанных волос, не принимая во внимание чуть слышный угрожающий мне шепот:
– Не вздумай!
На самом деле мне хотелось только попугать, но этот пакостный мальчишка вдруг резко дернулся, и в следующую секунду его раскрытая чернильница, окончательно забрызгав все вокруг, торжественно выкатилась на середину класса.
– Козел! – звонко воскликнула Люси с передней парты и тут же в ужасе закрыла рот рукой. – Простите, я такого не говорила…
«Соседи», как подкинутые скрытыми пружинами, повскакали с мест.
– Что, сдурел! – раздались возмущенные возгласы. На забрызганных лицах мгновенно отразились обида и гнев, а на тех, что, по счастью, избежали чернила – озорные улыбки.
– Всем сесть! – перекрывая гул, воскликнул мистер Томсон, яростно стуча указкой по столу. Ну совсем как судья – молотком по трибуне!
Ему пришлось с минуту подождать, пока не воцарилась тишина.
– Кто это сделал? – прозвучал над классом суровый вопрос «судьи».
– Суини! – пропищала Люси.
– Но он нечаянно! – вскричала я.
– И Нелли! – добавила тихоня.
Поднявшись с места, Суини вытер забрызганную щеку носовым платком.
– Нелли просто испугалась таракана, – произнес он с хмурым видом.
– Да! – подключилась я. – Он был такой огромный!
– И выполз у него из головы? – съязвила Люси, указав на Тодда.
– Неправда! Они болтали, дергались туда-сюда и подрались! – приоткрыл свою «коробочку» сидевший сзади Мэттью Бэмфорд.
Предатель – задница, иначе не назовешь!
– Все ясно! – мистер Томсон со вздохом оглядел притихшую аудиторию, на глаз оценивая причиненный ей ущерб. – Урок еще не кончился, но пострадавшие могут потихоньку привести себя в порядок. А Нелли Ловетт и Суини Тодд останутся после урока для наказания, – грозно прибавил он.
Понятно, что история сегодня уже не шла мне в голову. Щеки мои горели: кровь буквально начинала закипать во мне при мысли о примерном наказании, которое мы оба должны были неизбежно получить. Это предчувствие безумно опьяняло, и казалось, будто пылающие крошечные угольки, каким-то образом попавшие мне в кровь из печки, перекатываются по венам. Дрожа от страха и гоня подальше глупое смущение, я лихорадочно мечтала в глубине души, чтобы нас выпороли друг при друге хоть разок по голым ягодицам! Я искоса поглядывала на Суини. Вот интересно, а о чем он думает? Его лицо, всегда такое бледное, серьезно, точно он собрался лекцию читать. Записывать уже нет смысла, да и некуда. Ну почему я до сих пор не научилась угадывать чужие мысли! Изящный рот Суини меланхолически сложился бантиком, а брови сдвинулись. Мне кажется, он хочет повернуться и заговорить со мной, но опасается, как бы учитель не заметил. А что терять? «Два раза голову не отрубят!» – как сказал один приговоренный.
– Вонючки, новые штаны мне перепачкали, – шипит Уильям Торпин, а его соседка Люси сокрушенно кивает головой и вежливо выдерживает паузу.
А мне смеяться хочется: такой у этой вылизанной златовласки унылый вид. Принцесса… на бобах! И рюшечки-то у нее отглажены, рукавчики-фонарики-то накрахмалены. А в голове – сплошная требуха. Чистюля лицемерная!
Раздался оглушительный звонок. Я подскочила, как на пружине – и тут же села. Куда!? Суини аккуратно сложил испорченные книги и тетрадки в свой портфель, и начал медленно расстегивать пуговицы куртки…
Когда все остальные вышли, наконец, из класса, учитель снова смерил нас обоих суровым взглядом и без запинки зачитал свой приговор:
– Десять раз через одежду, ниже спины. Каждому!
– Но… – попытался возразить Суини. Он явно собирался заступиться за меня, однако мистер Томсон строго оборвал его.
– Молчите: спорить совершенно бесполезно! – И хотя в его голосе не было гнева, было ясно, что он не изменит решения. Мистеру Томсону отнюдь не доставляло радости наказывать озорников, однако же, в отличие от нас, он превосходно справлялся с тем, что ему не нравилось.
Учитель повернулся к нам спиной, приоткрывая дверцу шкафа.
«Что он там ищет?» – Я настороженно заглядываю внутрь: стопки книжек, рулоны карт… Ой! Мистер Томсон вынул длинную ротанговую трость и, проведя по ней рукой, отер осевшую за время пыль.
– Я редко пользуюсь этим инструментом, но ваше поведение заставило меня его достать.
Теоретическая часть была закончена, теперь нас ожидала практика.
– Но девочек обычно наказывают ремешком! – проговорила я, непроизвольно поправляя перепачканный чернилами передник.
В классе на стене действительно видел двойной ремень, ужасно жесткий, почти негнущийся – специально для порки в одежде. Особо непослушных и строптивых мальчиков порою заставляли приспускать штанишки, оставляя на месте тонкую рубашку, а сильно умных девочек воспитывали через панталоны.
– Вот именно – обычно, – уточнил учитель. – Вы оба слишком часто нарушаете порядок. – Всего десяток взмахов такой волшебной палочкой, и все пустые глупости вместе с тараканами надолго вылетят у вас из головы! – С этими словами мистер Томсон выдвинул свой стул на середину класса и, пробуя на гибкость ротанговую трость, со свистом взмахнул ею перед носом Суини:
– Прошу!
А ведь его только вчера пороли, как он вытерпит? Меня вдруг осенила наивная надежда: только бы эта гадостная «палочка» попала между тех полосок, что остались у него на попе! Оцепенев, я, широко раскрыв глаза, слежу, как Тодд без возражений перегибается через спинку стула, упираясь в ножки носками башмаков, и у меня невольно захватывает дух… Вместо горячего сочувствия, которое я только что испытывала, во мне неуправляемо начинает бунтовать воображение.
– Считайте, сколько вы получили. – Мистер Томсон отступает на шаг назад и высоко заносит палку.
«О, Боже, он собирается бить со всего размаха!» – успеваю мысленно пискнуть я, а в следующую секунду трость со свистом опускается. Суини вздрагивает и еще сильнее сжимает сиденье стула.
– Один, – коротко и отчетливо произносит он, точно наказывают вовсе не его.
Мистер Томсон тихо опускает палку на ягодицы Тодда и слегка похлопывает ею по месту следующего удара, чуть пониже первого.
– Два, три! – Суини еле успевает перевести дыханье, но держится, как истинный спартанец. Я поражаюсь его мужеству – вернее просто не могу поверить, что такое происходит наяву. И моя собственная попа непроизвольно сжимается в предчувствии такого же сурового внушения.
Учитель снова высоко заносит трость, а я зажмуриваюсь, чтобы не дрожать. И тут какой-то незнакомый тонкий голосочек, – неужели мой?! – внезапно заявляет:
– Вы порете его, точно преступника на каторге! А, между прочим, он невиновен.
Похоже, от испуга я попой думаю!
– А кто виновен? – вопрошает мистер Томсон.
– Я! – быстро отвечает за меня Суини.
– У вас еще остались вопросы к «подсудимому»? – строго обращается ко мне учитель. – Похвально, что вы оба защищаете друг друга, но за свои проступки надо отвечать. – И снова палочка с размаху шлепает Суини по нижней части ягодиц – пять раз! Размеренные крепкие удары гулким эхом отдаются под потолком. Наверняка это безумно больно. И все из-за меня!..
Осталось два удара. Учитель делает небольшую передышку, а мы с Суини напряженно ждем.
Раз!.. Раз! – Трость резко опускается, как будто выбивая запылившийся ковер, и в воздухе кружатся мелкие пылинки. Все…
– Десять! – слышу я и отступаю к стеночке.
– Вставайте! Ваше дисциплинарное взыскание окончено, – уже не очень строго произносит мистер Томсон. А я изо всех сил сжимаю руками смятый фартук… и бедра – мой черед!
Суини отрывает от сиденья стула покрасневшие ладони – в них прямо впечаталось дерево! И мне становится его немного жалко, совсем чуть-чуть. Я никогда бы не порола его так сильно. Но после взбучки он, пожалуй, даже симпатичней!.. Мы переглядываемся – тайком, как двое маленьких детишек... Не-ет, скорее, точно пара взрослых заговорщиков. Уверена, что мы сейчас подумали об одном и том же! Добавьте мне покрепче, если вру! Растрепанный, с блестящими глазами и пылающим румянцем на щеках, Суини занимает мое место у стены, а я, собрав остатки храбрости, которая стремительно несется прочь из класса, перегибаюсь через спинку стула, туго натянув руками юбочку. Десять ударов гибкой тростью через платье и шелковые панталоны… Насколько это больнее, чем ремнем? Я представляю свою кругленькую попку, с которой папочка не торопясь спускает нижнее белье, чтобы отщелкать тонким пояском, и страх куда-то исчезает, уступая место восторженному лихорадочному интересу. Мне никогда еще не доставалось тростью, а Тодду это не в первой – несправедливо!
Ай!.. «Волшебная» палочка мягко ложится мне на попку, я невольно слегка подаюсь к ней навстречу и – раз! Боль обжигающей искрой стреляет мне в мозг и… растекается. Не сильно!
– Один! – с гордостью проговариваю я.
Расслабленные ягодицы тихо ноют… ожидая продолжения «волшебства». Похоже, все «горячие ватрушки» достались непослушному Суини. А мне придется наслаждаться лишь отголосками настоящей порки.
– Два!..
О Боже, кто-то говорил о наслаждении? Тогда не отвлекайся – вот оно, сама просила. Палочка со свистом опустилась на полдюйма ниже, и сразу оба следа, новый и предыдущий, мгновенно вспыхнули огнем, как будто я присела на жаровню. И – три, и – четыре!..
– Ай! – От боли мне ужасно хочется вскочить и убежать, – вдогонку за своей отвагой, – но я прикрикиваю на себя: «Нельзя: за это добавляют!», а вслух отсчитываю: – Пять!
– Стоп, не путайте, – тут же поправляет меня мистер Томсон.
– Четыре. – Я буквально цепенею, ухватившись за ножки стула, и сердце вдруг, отчаянно пульсируя, перемещается куда-то вниз – под попку.
– Ай! Пять, шесть, семь!.. – Гибкая тросточка трижды, свистя, стегает в меня в этом самом месте – под ягодицами… Зажмурившись изо всех сил, я представляю себе стройного брюнета, брыкающегося на моих коленях в попытке увильнуть от сложенного вдвое ремешка, и ТАМ становится так тесно и щекотно, что хочется смеяться и стонать… Снаружи все пылает, а внутри что-то неистово сжимается – само собой, подталкивая вверх горячую волну. Как сильно! И еще, еще!.. Я в жизни не испытывала ничего подобного!
– А-а-а! Восемь, девять…
О, только бы не выдать себя голосом!
Последние удары гораздо ниже попы – самые жгучие – уже не вызвали во мне ни страха, ни особой боли. Можно сказать, я просто пропустила их.
– Десять! – Я осторожно поднимаюсь, прерывисто дыша. Все кружится вокруг меня, а сердце, – уже на прежнем месте, – продолжает ликовать. Кажется, слезы катятся у меня из глаз, а я готова петь от радости! Господи, только бы никто не понял, от чего!
Я с виноватым видом опускаю голову, пытаясь утаить свое волнение, и отхожу подальше от стула.
– Ну что, молчите? – спрашивает нас учитель. – Поумнели?
– Да, сэр! – поспешно заверяю я. По-видимому, палочка действительно волшебная!
– А вы? – учитель наклоняется к Суини.
– Я тоже, – так же твердо подтверждает он, сжимая мою руку.
– Тогда – свободны.
Мистер Томсон неожиданно по-отцовски мягко гладит меня по голове; точно подбадривая, треплет волосы Суини и выпускает нас из класса.
– Не вздумайте сбежать со следующего урока! – доносится нам вслед.
Вечером я пробралась на задний дворик возле школы. Суини ждал меня там, опираясь одним коленом о скамейку. Я подошла и положила рядом свой портфель. Садиться что-то не хотелось.
– Ты мужественный! Я тобою восхищаюсь… – начала я. Серьезный разговор не получался. Ох, не люблю я говорить серьезно! Мне так хотелось, чтоб Суини улыбнулся, тогда я снова стану рядом с ним собой. Ладно, вперед!
– Прости меня, я больше так не буду, – говорю я, одним ударом разбивая все барьеры.
– Друзья! – Встряхнув растрепанными волосами, Суини Тодд протягивает мне свою ладонь. – Я на тебя не обижаюсь.
А я пока не верю в эту быструю капитуляцию…
Он хитро улыбается. Ну, наконец-то!
– Считаешь меня глупой? – спрашиваю я.
– Нет, просто ты сначала делаешь, а думаешь потом, – невероятно точно подмечает он.
И тут я задаю дурацкий, но давно волнующий меня вопрос, лишь подтверждая его умозаключение:
– Скажи, о чем ты думал во время порки?
Суини явно не готов признаться честно.
– Не скажу! – коротко обрезает он, поскольку не умеет врать.
– И не надо: я знаю! Я теперь научилась читать твои мысли – по глазам.
– И что же ты там вычитала? – застигнутый врасплох, Суини быстро оглядывается по сторонам.
– Ты ЭТО чувствовал? – вместо ответа шепчу я ему на ухо и тут же поясняю: – Я не о боли.
Молчание… Мне кажется, что я бесповоротно села в лужу. И вдруг две следующие за этим фразы обнаруживают сразу двух безумцев (или маньяков?):
– Я с трудом удержался.
– А я – нет!
У Суини глаза округляются, точно блюдца. А я прыскаю со смеху.
Вот это да: мы вместе думали об одном и том же. И поняли друг друга без лишних слов, которые не так-то просто подобрать, рассказывая, как ты взрослеешь. А, может, это только мы такие? Надо пойти и почитать об этом… Нет, не в глазах Суини, а в умной книжке. Самая лучшая библиотека в городе – у Вилли Торпина. Вот горе – мы как раз его обрызгали сегодня! А завтра… Завтра будет воскресенье!
– Суини, погуляем завтра по Гайд-парку? – воспрянув духом, спрашиваю я.
– Давай! – подхватывает он с азартом. – Что дома зря сидеть?
Нам предстояло еще долго познавать друг друга… и самих себя. Но это уже новая история…
Глава 3. ПОИСТИНЕ МУЖСКОЙ ЦВЕТ – КРАСНЫЙ!
Ну вот, прошел буквально год – и, то о чем все неустанно чуть ли не каждый день предупреждали, наставляя и грозя, случилось: мне, наконец, исполнилось шестнадцать лет! Как странно и… забавно! Кстати, Суини тоже, как ни умничал, а все равно не отвертелся: мы с ним по-прежнему ровесники.
Мои наивные воспоминания из детства постепенно вытесняла разбушевавшаяся юность. Сейчас я видела Суини Тодда совсем другим – чувственным, мужественным, характерным и мысленно уже звала его своим Прекрасным Демоном – самым симпатичным в преисподней! Да, непременно, Демоном: я в тайне обожаю мрачное, готическое и запретное! Гмм… ну, рога, копыта – это, безусловно – перебор, несовместимый с красотой. Их мы отбросим. Я представляю за его спиной распахнутые крылья цвета ночи… И, кажется, Суини уже начал бриться. Да, с такой практикой он непременно скоро станет наилучшим цирюльником в огромном славном Лондоне, как и его отец! А я открою магазинчик и буду продавать там самые аппетитные мясные пироги на свете! Вот так!
Пару дней назад, в день моего рождения, отец торжественно свернул и спрятал ремешок для воспитания моей неугомонной попки в небольшую деревянную шкатулку.
– Теперь, надеюсь, он нам больше не понадобится! – сказал он, ласково пошлепав меня пониже поясницы.
– Подари это мне! А хочу сохранить его! – неожиданно попросила я.
– Зачем?
Папочка удивленно поднял одну бровь, но я мгновенно сориентировалась:
– Так, пригодится… На память!
– Ну, бери. – Усмехнувшись, отец передал мне коробочку.
– Спасибо! – поблагодарила я шутливо и… кажется, едва заметно покраснела.
На самом деле у меня была одна секретная задумка, от которой я не отказалась бы ни за что на свете: испробовать однажды этот самый ремешок на моем обожаемом Суини! Попка у него покрепче моей и явно не такая мягкая. Интересно, какой же получится звук, если шлепнуть по ней сгоряча… без одежды? Сейчас, когда в шестнадцать лет, мне все без исключения разрешено, самое время претворить в реальность эту сокровенную фантазию – ведь неспроста же я так долго брежу ею! Или грежу всерьез?.. А-а, не важно! По коже пробегает сладостная дрожь, как будто я вдруг скинула одежду, а сердцу становится тесно в корсете. О, Боже, вот опять ОНО – дразнит, пощипывает и покалывает!..
Должно быть, я неисправимая чудачка! Все девушки мечтают, чтобы их возлюбленные оказались у их ног, – как старомодно, глупо и нелепо! – а я… ночами сплю и вижу, как любимый укладывается мне на коленки, послушно подставляя попку. Да что там – наяву в моем воображении мелькали пестрые картинки куда похлеще!
Отец мне часто объяснял:
– Нелли, ремнем наказывают вовсе не для того, чтобы просто сделать больно попе. К сожалению, без ремешка вещи совершенно очевидные почему-то остаются непонятыми. Потом проходит время, и появляются дурные привычки. Ты должна сама осознать свою вину и принять заслуженное наказание.
По-своему он прав, но разве можно сразу взять и поумнеть, когда и думаешь и чувствуешь разгоряченной попкой?
Вечером после небольшого семейного банкета, я, как обычно, заперлась на ключик в спальне… и с разбегу бросилась на мягкую кровать.
Само собою разумеется, заветная шкатулка лежала тут же, передо мной, с раскрытой крышкой. Зажмурившись, я с замираньем сердца в самых ярких красках вспоминала те грозные и… вопреки всему отчаянно желанные моменты, когда эта длинная, тонкая, гибкая змейка со свистящим шипением быстро жалила меня – по несколько раз сряду – в каждую голую ягодичку. Да так, что после попка еще долго ныла, когда садишься! А папочка за ерзанье и визги, чересчур уж громкие, порою вдруг защемит мне отхлестанную дольку двумя пальцами и, приоткрыв мою шальную попку, со звучным треском как стегнет по сжавшемуся междупопию – упругим кончиком… Ах-ах!.. Но, к сожалению, как ни ерзай и не вырывайся, такое удовольствие выпадало крайне редко… Я об этом подзабыла и давно уже перестала дергаться во время порки, даже для виду. А сейчас мне просто хочется кричать – неудержимо, чуть ли не со слезами! – неужели больше это никогда не повторится?
Я по-кошачьи мягко пробежалась к двери, настороженно прислушалась – в доме тишина. Для верности задвинула еще засов и, вприпрыжку подбежав к своей кровати, смелым движением обеими руками закинула подол на плечи и нетерпеливо сдернула свои розовые панталончики, как и полагается для примерной порки – до коленок! А затем бросилась на пышную подушку. Ах да, вот самый главный штрих!.. Я закинула сложенную вдвое черненькую змейку ремешка между голых ягодиц и, снова изо всех сил зажмурившись, точно от звонкого стежка, сжала свои пылающие «кругляшки»! Изящная серебряная пряжечка маленькой твердой льдинкой приятно обожгла меня: ой… ах!
В голове у меня, ярче полосы ремня на голой попке, вспыхнула безумная идея: «А ведь правда, истинно мужской цвет – красный!..» И все чарующие удовольствия и дерзкие решения, логично вытекающие из этой аксиомы, вихрем заплясали джигу в моем воображении, словно в калейдоскопе, постепенно обретая форму и ослепительные краски огромной – во всю стену! – авторской эротической картины… «Ну что ж, вкусняшка-Суини, – шепнула я во тьму с озорной улыбкой, – проверим, идет ли тебе красный! Да, нет – я даже и не сомневаюсь, что идет! Все его оттенки!.. Главное не перестараться и не перейти на синий! Ой!..»
Этой ночью я сладко заснула… не вынимая из расслабившейся попки ремешка.
Как это опьяняет – без капельки вина! – хозяйничать на кухне вдвоем с любимым, в каждом движении упорно пряча и… легко угадывая все тайные капризы до единого. Сегодня, мистер Тодд, я зорко вижу тебя насквозь – как этот персиковый сок через прозрачное стекло граненого стакана! Я ничего не упущу… и не СПУЩУ, кроме кое-чего – но это чуть попозже. Я озорно подмигиваю и улыбаюсь ему с видом заговорщика.
Отец уехал из столицы на пару дней, вполне серьезно поручив мне поддерживать порядок в доме. Нашел, кому довериться! Ах, папочка, за эту детскую доверчивость я горячо люблю тебя! А мы с Суини вот – пытаемся исполнить твое задание. Уверена, у нас получился. По крайней мере, у меня!
– Как жарко! – Мистер Ти, как я привыкла называть любимого, откинув непослушные волосы со лба, отбрасывает в сторону жилет.
В тонкой рубашке с парочкой расстегнутых пуговок на вороте, даже без шейного платка, с одной подтяжкой, соскользнувшей с сильного плеча, он так похож на дерзкого мальчишку, удравшего с уроков. Похож? Я разве так сказала? Да он такой и есть!
– Неужто так необходимо топить на кухне баню, чтобы испечь какие-то штук десять пирогов? – Шутя изображая недовольство, Суини повертел в руках еще сырую заготовку так, что из нее чуть не вытекла начинка.
– Ах ты, непослушная маленькая попка! – по привычке выкрикнула я и, подскочив к нему, с размаху шлепнула через штаны по пятой точке.
– Она не маленькая! – возмутился Тодд, нарочито сурово сдвинув брови и грозно наступая на меня. Казалось, кроме этого неловкого эпитета его ничто ни капли не задело.
– Тогда какая же?! – не унималась я.
– Она… – Суини вдруг остановился. – Она… Обыкновенная! – скромно отрекомендовался он и, успокоенный своим сравнением, направился к столу.
– Но она непослушная! – продолжала настаивать я, догоняя его.
Суини на секунду показался мне снова загнанным в тупик. Ага! Но тут его глаза насмешливо сверкнули, и он внезапно поставил вопрос ребром:
– А тебе какая нравится?
– Ну… – Я смущенно развела руками, чуть ли не до локтей покрытыми мукой. Да ладно, так и быть признаюсь, к тому же – смущение мне не к лицу!
– Как у тебя! – с вызовом выдохнула я. – Ой, ты весь белый, дай-ка отряхну! – И что есть силы принялась ладонью выбивать его штаны.
– Вот так ты чистишь новую одежду?! – Пытаясь увернуться, Суини опрокинул табурет, и мы в забавном, игривом танце закружились вдоль стола.
Все закончилось удачно пущенной мне на передник порцией варенья.
– Квиты! – довольно подытожил мистер Ти, усаживаясь на свою порядком «напудренную» попу.
«Это ты так себе решил!» – мысленно усмехнулась я, слизывая с фартука сладкую розовую кляксу.
– Хорошо, сейчас попробую вести себя, как настоящая хозяйка, – заявила я и, отправив пироги в большую печь, подошла к одному из шкафчиков.
«Боже, если папочка узнает, непременно отберет у меня ремень!.. Или купит новый крепче прежнего! – промелькнуло у меня где-то под прической. – Ну да ладно!» Я решительно протянула руку и достала из укромного угла… бутылку джина!
Отец по вечерам, не очень часто, но заглядывал сюда и становился удивительно веселым, даже тихонько напевал себе под нос. Потом, отчаянно жестикулируя, рассказывал мне сказку о головорезе-великане и маленькой принцессе, которая в него влюблялась… и, так и не закончив, отправлял меня в кровать. Ах, папочка, ты все поперепутал: принцессы не влюбляются в таких, а я давно уже не маленькая девочка, которой не заснуть без сказки! Зато – я это ясно видела – он чувствовал себя как никогда счастливым и довольным. А утром я украдкой проверяла содержимое бутылочки: оно все время уменьшалось на стаканчик. Вот, значит, где он прячет чудеса и приключения. Ну-ну! Осталось ровно на два раза или… разочек на двоих.
– О, посетитель! Добро пожаловать в мой магазинчик! – радостно воскликнула я, обернувшись, как будто только что заметила Суини.
Он догадался: началась игра! И подмигнул мне.
– Иду, иду! Присаживайтесь поудобнее! – Я суетливо откупорила бутылку, приготовила свои любимые граненые стаканы и жестом истинной, неподражаемой актрисы наполнила их золотистой жидкостью. – Извольте, промочите горло, пока пекутся пироги – самые вкусные в столице!
– Неужели? – Суини с уморительно серьезным видом пододвигает к себе стакан. Интересно, он действительно мастерски играет свою роль или и впрямь не видит ничего запретного в моей идее?!
– Только после вас, – коварно улыбаясь, кланяется он.
Ах ты!.. Не может быть – боишься?!
– Ничего я не боюсь! – дерзко вскидывая голову, заявил Суини.
Да он же в наглую читает мои мысли!
Ну, была не была! Сжав стакан покрепче, подношу его ко рту… нюхаю, вздрагиваю – ах!.. перестаю дышать – назад дороги нет!
– Вместе! – командую я и мужественно, в три порывистых глотка, вливаю себе в горло огненную жидкость.
Секунды через две мы дружно и с огромным облечением кладем на место опустевшие стаканы… Как жарко и – как хорошо! Мы смеемся друг другу в лицо, покрываясь румянцем, как от быстрого бега. Сердце скачет, обезумев от восторга.
– А сейчас… – Покачнувшись, я ласково и одновременно строго приподнимаю Тодда за ушко с его места. – Сейчас я накажу тебя как следует!
– За что? – Суини изумленно смотрит на меня. Как знать – возможно, он по-прежнему подыгрывает мне?.. Тем лучше!
– За то, что пьешь! – бескомпромиссно отвечаю я и тут же, не сдержавшись, поглаживаю пальцем нежную впадинку между его ноздрей. Изящные, овальные – они похожи на семена акации… О, я, вероятно, окончательно сошла с ума!
– Ты же сама мне налила! – возмущенно восклицает он, по-мальчишески сжимая кулаки.
– А ты и рад стараться! Так, ну-ка живо идем со мной.
Слегка пошатываясь от волнения и нарастающего торжества, я аккуратненько повесила на спинку стула заляпанный передник, прополоскала руки и, снова ухватившись за то же маленькое ушко, повела Суини за собой.
– Если опасаешься споткнуться, лучше обопрись на мое плечо, – подкалывает меня Тодд.
– Замолчи: ты наказан!
До чего же забавно кого-то отчитывать, когда язык во рту готов свернуться, словно котенок на теплом подоконнике! Ну, наконец-то: вот и моя комнатка. С вишневыми обоями, залитая вечерним светом, она похожа на уютную морскую раковинку, в которой прячется не то моллюск, не то… чертенок.
Я поудобнее расположилась на кровати, легонько ударила себя по коленкам и строго поманила пальчиком Суини.
– Ну-ка иди сюда!.. Вернее – загляни в шкатулку на моем комоде и принеси мне то, что там лежит. Быстренько!
Суини нехотя поплелся выполнять приказ. А все-таки он мне подыгрывает, как ни крути! Я чуть не прыснула от смеха, когда он с ошарашенным лицом вытягивал за хвостик мою черненькую змейку…
– Что это – поводок… или уздечка? Ты будешь на веревочке меня водить?!
– Нет, успокойся, дорогуша, никуда мы не пойдем. Неси, неси сюда скорее… – торопила я его, постукивая туфелькой по полу.
Суини с недоверчивым видом подал мне вещицу и, не дожидаясь приглашения, уселся рядом.
– Ку-уда?! Вставай. Сейчас я буду разговаривать серьезно! Но не с тобой, а… с твоей попкой! – выпалила я без предисловий и сдернула с его плеча подтяжку. Пара нравоучительных шлепков – по каждой половинке, неуловимый поворот одной запретной пуговички, легкий ободряющий толчок – и все в одно мгновенье оказалось на нужном месте: темные брюки в тонкую полосочку – почти на самых бедрах непослушно брыкающегося мальчишки, а его дерзкая приподнятая попка – прямо под моей рукой! Как я и замышляла!
– Ах ты, противная девчонка! Обещала накормить пирогами, а вместо этого… – негодовал Суини, раскачивая мою мягкую кровать, как лодку в океане.
– Пироги не готовы, – отчеканила я строго, перекрывая голос бури. – А пока испечем-ка румяные, аппетитные… «булочки»!
Все… кажется, затихло. Или коварно затаилось перед очередным броском?
Осталось только приподнять рубашку. Я с трудом перевожу дыхание, пристально следя за каждым движением Суини. Медленно, дрожащими от нетерпения руками разворачиваю, как подарок… И вот мои ладошки уже обхватывают напряженные выпуклые мускулы, которые упрямо сжимаются еще сильнее. А по бокам обозначаются отчетливые впадинки… Я нежно пробегаю по ним кончиками пальцев, и тут… внезапная волна, вибрируя, прокатывается сквозь меня, шипя и пенясь… Еще, еще... И, наконец, захлестывает с головой – я каждое свое прикосновение буквально ощущаю его телом, не упуская ни единой ноты! Свершилось, мистер Ти! Я окончательно пьяна – зато, как никогда, трезво угадываю все твои желания!
Ах, эти завораживающе «волшебные» моменты, когда ты каждой клеточкой улавливаешь, как неотвратимо соскальзывают вниз штанишки, попке становится прохладно с непривычки, а щеки ярко наливаются румянцем!
– За… за неподобающее… поведение в гостях… – Мой голос прерывается не то от смеха, не то от нарастающего возбуждения. Тогда я крепче обнимаю твердый, гибкий торс и громко оглашаю приговор: – Мистер Суини… Тодд, вы заслужили наказание ремнем, сложенным вдвое. Пятьдесят ударов!
Где-то внизу гулко насмешливо хихикнули под кровать. Ах ты, проказник, ну держись!
Я решительно сжала кончики ремня и, хорошенько замахнувшись, щелкнула его по самой серединке правой ягодицы.
– Р-раз!
– Ай, щекотно! – тихонько засмеялся Суини и, качнувшись, едва не заехал мне в глаз каблуком.
Начало неплохое, учитывая, что я ловко увернулась!
– Так, это еще что такое?! – прикрикнула я на него. – Смирно лежи… и терпи!
Слегка погладив покрасневшую полосочку, я со свистом энергично начала стегать его, двигаясь поочередно сверху вниз по каждой половинке:
– Вот так… воспитывают… непослушных мальчиков… за мелкие провинности…
– Но это ведь не про меня? – шутливо запротестовал Суини, выглядывая у меня из-под руки.
– Конечно, нет! Сейчас я выдеру тебя за крупные проделки!
Я прекрасно знала, что ему не терпится получить гораздо крепче и больнее, но хотела наказать его еще немножко… ожиданием. Счастливчик! Я сама не отказалась бы от парочки десятков молниеносно жгучих поцелуйчиков ремня… прямо под кругляшками – там, где уже неистово пульсирует и временами трепетно сжимается самое дерзкое и своевольное мое местечко! А у Суини?.. Я слегка подергала коленками под пышным платьем… Ага! Да, явно кровообращение разыгралось у него не только в попе!
Вот он – пленительный, заветный миг, когда приятное покалывание перерастает в непреодолимое стремление к восторгу эйфории! А в зеркале напротив ясно отражается одна из тех миниатюр, что я так часто рисовала в своем воображении. Забавно – именно теперь, когда впервые в жизни мне нет нужды мечтать украдкой, и все запретное становится невероятно близким и доступным, я жадно представляю, как по МОЕЙ строптивой попке с треском гуляет ремешок! Чего же я, в конце концов, хочу на самом деле?!
– Нелл, если ты уже устала шлепать, я отправляюсь в угол! – раздался вдруг наигранно недовольный голос, и меня нетерпеливо дернули за юбку.
– Вот я тебе всыплю, разбойник!..
Суини мягко обнимает рукой мою лодыжку, и мне безумно хочется летать и петь!
Тонкая черная веревочка еще резвее замелькала в воздухе, электризуя самые чувствительные зоны, которых, может быть, еще ни разу не касались ни ремешок, ни розга, ни даже материнская ладонь. И я внезапно ловлю себя на мысли, что порка – это изящная и… мелодичная игра на самом необычном инструменте, любовно созданном изобретательной природой, а не руками человека!
– А теперь – за дерзость! – Я намотала ремешок на руку, и кончиком коротенького хвостика пощекотала приоткрывшуюся под моими пальцами ложбинку между ягодиц.
– Ты что задумала?! – вскричал Суини, изо всех сил пытаясь освободиться.
Рубашка соскользнула ему почти до самой шеи, волосы разметались в беспорядке, а темные глаза не в меру озорно блестели. Хмм… если бы ты и впрямь хотел удрать, давно бы уже вырвался!
– А ну-ка! – Я схватила Суини в охапку и поспешно уложила обратно. – Вот, получай, негодник: раз, раз, раз!..
Хвостик проворно скачет, звонко щелкая тот самый уязвимый темный уголок, о котором почему-то часто забывают воспитатели… Ой, ах! – от одного лишь этого шального отрывистого звука я готова завизжать, словно хлещут не Суини, а меня!
– Нет, только не туда!.. Там очень больно! Ай!.. Сильнее!
Еще ударчик – и мы оба с воплями в обнимку скатимся с кровати…
– Достаточно. – Закончив эту восхитительную порку, я нежно потираю раскрасневшуюся попку своего «воспитанника».
– Как, уже все пятьдесят? – изумленно выдохнул Суини, выпуская мое платье.
– А… А я… не считала! – в замешательстве вымолвила я.
Несколько секунд в тишине укромной комнатки слышно только, как ритмично тикают часы…
– Обманула! – возмущенно констатировал Суини, признавая собственное поражение – и мы расхохотались.
– Да, баловство ни к чему… хорошему… не приводит! – Я трижды с расстановкой мягко шлепнула его ладошкой по каждой ягодице. – Вставай!
– Приводит! – заявил он дерзко, выбравшись из моих объятий.
Я полностью была согласна с ним. Но разве можно так легко признаться ему в этом вслух?
– А тебе… чертовски идет красный! – Я озорно хихикнула.
Суини с любопытством попытался заглянуть себе через плечо.
– Тоже мне еще «воспитательница», – упрямо вскинув голову, отмахнулся он.
– А ну-ка, ну-ка!.. – пригрозила я, нарочито повысив голос. – Поди сюда!
Суини не спеша приблизился, всем своим видом изображая хулиганистого школьника. Боже, какой он симпатичный после порки!..
– А теперь твоя очередь! – горячо прошептал он мне на ушко.
– Что?! – Признаться честно, я была застигнута врасплох такой возможностью.
– Да, – убежденно настаивал Суини, – ты же ведь тоже выпила!
«Ну уж нет!» – испуганно пискнуло что-то глубоко внутри меня.
«Как это «нет»?! – вскричал «рассудок» прямо из-под попки.
– Мне… укладываться к тебе на коленки? – растеряно пролепетала я, потупив глазки. Интересно, как я выгляжу со стороны в роли нерешительной, робкой девочки? Нет, пожалуй, надо поскорее поменять репертуар… пока меня не забросали увесистыми жменьками варенья!
– Нет! – с лукавой улыбкой прошептал мистер Ти, отобрав у меня ремешок. – Просто… приспускай панталончики и садись.
Заинтригованная необычными приготовлениями, я медленно приподнимаю платьице и потихоньку оголяю попку… Тихо присаживаюсь на простынку, приятно ощущая под собой каждую складочку, да что там – каждую ниточку на шелке.
Тонкие пальцы Суини щекотно скользят под моей поясницей, мягко пробегают вдоль по бедрам, пробуждая тысячи мурашек…
Он с нетерпением дергает ленточку на моих панталонах:
– Можно мне снять их… совсем?
И я быстро киваю, совершенно забыв, что умею говорить.
Мы с любимым как будто оказались в укромном, заповедном уголке, таком непостижимо крошечном… и одновременно бесконечном, а наши мысли бурно мечутся, играя радужными всполохами света. «Свои не смею передать словами… Но какие головокружительно-манящие твои!..» – Мне хочется смеяться и кричать!
Я никогда еще не видела Суини таким… волнующим и чувственным!
Стоя на коленях у моей кровати, он бережно снимает с меня туфельки, затем, словно очнувшись, на одном дыхании сдергивает панталоны – и долго-долго, нестерпимо сладко целует меня… ТУДА!
– А-ах!..
Я больше не принадлежу себе! Между ног пробегают горячие волны, настойчиво требуя чуда.
Мистер Ти проворно распускает ленточки на платье, и по моей груди пробегает теплый ветерок его дыхания, будоража новые фантазии и неведомые прежде ощущения. Не оставляя мне ни мига передышки, губы Суини влажно и прерывисто касаются попеременно каждого сосочка.
– Подними-ка руки… – осмелев, шепнула я и... зажмурившись, освободила от рубашки его стройный, гладкий торс.
О Боже, мистер Ти! Какая сила пряталась в тебе и… сколько красоты! Все мои самые безумные фантазии – просто детские проказы перед этим зрелищем, от которого у меня захватило дух. И я, как зачарованный ребенок, обеими руками потянулась к МОЕЙ новой, восхитительной игрушке, не сомневаясь ни секунды, что передо мною – настоящее произведение искусства. Даже у античных статуй не было и нет ничего подобного! Безукоризненно продолговатый, с легким волнующим изгибом… Я осторожно обхватила ЕГО ладошкой, затем еще одной – повыше и ощутила частое упругое биенье пульса. Какие аккуратные упругие яички! Я ласково пощекотала их мизинцем…
Суини засмеялся и тихонько застонал.
– Больно? – испуганно спросила я. О, сколько же очаровательных вещичек, попадая в мои руки, необъяснимым образом ломались!..
– Не-ет! – бархатно-глубоким шепотом отозвался мистер Ти.
Его обычно звучный голос изменился до неузнаваемости: казалось, он вибрирует внутри меня… Моя пылающая голова кружилась от бесчисленного множества вопросов. Как мало я задумывалась прежде о том, что у мужчины спереди!.. Зачем это причудливое украшение на самом кончике того, что так и хочется назвать изящной флейтой… или пестиком весеннего тюльпана? Как Суини удается выходить настолько за пределы самого себя? До чего же мы различны – даже наши попки! И что мне дальше делать с этим… чудом? Как назло, ни одной подсказки свыше – я с досадой ударяю кулачками по подушке.
– Боишься? – удивленно спрашивает мистер Ти.
– Не-ет… – отвечаю я как можно тверже, сгорая от любопытства.
Суини потихоньку разводит мне коленки, поглаживая бедра изнутри… ласкает и слегка подразнивает мой бутончик, высвобождая розовые лепестки… мокрые, словно после дождя.
Мы все ближе тянемся друг к другу и…
Ай!.. Он вошел глубоко и упруго, как бьется сердце – так смело и легко, что все мое напрягшееся тело вдруг приятно ослабело, а вслед за этим задрожало от восторга!.. Уже совсем не больно – я инстинктивно раскрываюсь ему навстречу и тут же зажимаю, как будто опасаясь, что он внезапно выскользнет, и все закончится! Слышу в ответ учащенное, словно в танце, дыхание, тихие стоны… короткий смешок – и озорно норовлю дотянуться руками до кругленькой попки, еще румяной после недавней взбучки… Боже, как просто и… неописуемо чудесно!
Я словно очутилась на пиратском – непременно пиратском! – корабле, который неистово раскачивает буря! Но мы оба нашли идеальную точку опоры – балансируя в невесомости упоения, ни о чем на задумываясь ни на миг, как во сне. Еще, еще!.. Сильнее, глубже, ближе к сердцу!
Необычайно сладостное ощущение пышным букетом расцветает внутри меня, пронизывая тело молниями света… Сейчас! ОНО вот-вот нагонит нас и яростно взорвется, сметая все преграды на своем пути!..
Свершилось! – И Суини с отчаянными стонами восторга, успешно обрывает розовые занавески на моей кровати: сразу видно, что в доме появился мужчина! Конечно, краем попки я заранее предчувствовала, что нам не обойтись без разрушений, но разве праздники не завершаются грандиозным фейерверком?!
Обессилев, словно моряки после кораблекрушения, но вконец ошалевшие от счастья, мы со смехом падаем на мягкие подушки. Как хорошо – просто лежать вот так вдвоем, бездумно глядя, как в солнечном луче кружатся золотистые пылинки. Минутку, две… Слезы текут по щекам, как от изрядной порции джина, а сердце ликует!
Приподнявшись на локте, Суини впервые целует меня в губы. Игриво пробегает кончиком языка по небу, жадно вдыхая мой ответный возглас наслаждения, и внезапно выдает самое оригинальное признание в любви, о котором до сих пор не упоминалось ни в одном романе:
– Я хочу жениться… на твоей задорной, шаловливой попке, засыпать и просыпаться рядом с ней!
– В смысле? – недоуменно переспрашиваю я, широко раскрыв глаза.
– Нелл, я искренне предлагаю тебе ПОПКУ И СЕРДЦЕ! Ты согласна?
Мистер Ти изо всех сил старается выглядеть серьезным, а в его глазах весело кивают рожками маленькие чертики. О, мой Демон, как же ты непредсказуем!
– Клянусь тебе, любимый, ты не пожалеешь! Я буду самой замечательной хозяйкой в мире! – растроганно шепчу я прямо ему в ушко.
И в этот самый миг, как будто, чтобы опровергнуть мои пылкие слова, из кухни явственно доносится тревожно-едкий запах пригоревших пирогов!
– Не расстраивайся: это только первые! – Суини хитро подмигнул мне и, ущипнув за ягодичку, героически прибавил: – Ты думаешь, меня это пугает?
«Что-то за это будет моей попке, когда вернется папа? – стреляет у меня в мозгу. – А может, и гораздо раньше…» Но времени гадать не остается!
Наскоро набросив на себя одежду, мы бегом бросились на кухню…
Эпилог
«Мелкие неурядицы ничего не значат, если двое без остатка растворяются друг в друге, забывая обо всем на свете!» Эту фразу мы с Суини записали в свой дневник ровно через год, осознав истинную цену счастья. Нам незачем пытаться измениться и стать послушнее, скромнее или мягче: ведь только две шероховатые поверхности при трении неизменно высекают искры для костра! А без него так холодно и неуютно… И еще, если хочешь быть по-настоящему счастливым, не забывай прислушиваться к своему чувствительному, и… пожалуй, самому мудрому местечку, на котором в чопорном благопристойном обществе прозаически принято сидеть.
Порою наши страстные забавы заканчиваются интимным ужином… дотла сгоревшим в пламени печи, и муж немедля задает мне яростную порку… звонкими поцелуями по голой попке! Ах!.. Но это – еще одна песня с припевами. Да, кстати, тот волшебный ремешочек мы тоже частенько вынимаем из шкатулки – то для меня, то для Суини.
А напоследок искренне доверю вам, друзья, самый сокровенный мой секретик: только дерзкие смелее всех на свете, и одни безумцы – всех умней!
Ваша Нелли… Тодд!
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА:
Кстати, сообщу вам по секрету интересный факт: финальная глава родилась на свет больше, чем через полгода после первых двух. Я насчитала ровно девять месяцев – забавно!
