Мазутный Кролик
На дым, идущий из глубин,
Могу смотреть я целый день...
А мир былинный, в тромбонах в тех, в труде, и пыль,
Смиренно выдыхая не виталь, а нервный грозный пых как зуд,
Отхаркивает кровушку рабочего, тягучий мрак-мазут.
Да драк без показух! Не склонен этот люд…
грейпфрут перемежать! Он горек, прыскает туманом…
жеманным быть нельзя, съедят здесь на межи коблу,
на кладбище, объятом лунным светом режут лапку рьяно.
И дух, идущий из могил,
склоняет появляться на обшарпанных газетах,
на стенах пожелтевших улочек в насадку метод -
пейсов, ловко сбритых с Питерского гетто.
Грабёж безветрен, мэтров метит ромб,
И жмуриков ваяют, покуда
в жмурки с дымом пляшешь, и машешь серебром.
Из нор выманивали их, огнём священным, ужасом архаики,
Нахальников всегда берут измором Каина.
пока ты видишь свет в шахтёрах, до тех пор и живёшь!
Помрёшь под деревом, считай, потеряны итакские часы,
Секреты долголетия у прусаков проси!
Как красный дым начнёт в хибару протекать – беги, скорей!
Беги, подлец! Не выживешь! Наляг!
Космический болид. Как гоночный русак!
Несётся размазывая мир вокруг себя, подобно щуплом осьминога,
везде туман, не лиц, лишь очертания, один несётся окунь…
Средь манекенов не живых!
И мать уже не видит сына,
Он столь стремительно бежит, его лицо увязло в кисти,
Направо, влево, вверх, и вниз, и вновь без линий,
Весь жизни путь - протёкшие чернила.
Лишь на полях ногтями фразы:
Быстрей, я не успею!
Скорей, ничтожество, беги!
Пощёчина себе
А в записи, в норе инстинктов, похрустывая кнопкой пуска,
Глядят на паузе в его глаза, наполненные грустью….
Приблизили, слеза, но, верно, скажет пот!
Листаем вниз, не глажена рубашка,
И галстук-то свернулся в колобок…
сверкает ляжка, в кармане слипшийся ирис,
ведь с жёнушку его, они не ужились.
Толпа идёт, опущенные головы, и сгорблен тела их язык,
Скорбят, и реквием поют свободе, панихида.
И хило смотрят на ноги, в ботинках – Хестмана массив
Песком из смен сотрётся, и в асфальт, и в битум.
Кругом не глядя, не ища,
еретики нашедшее себя в растопке дыма,
Что отравляет их, и ведьмой губит каждый день из тыла,
их отчуждённый труд, по роду из хвощей,
Автопортрет природы размывает, плюётся в колыбель.
И мажет лица в камуфляж,
за мрак души нисколько не жалея,
лишь портупея-глаз как Бога зеркала…
А как поднимут взор повыше, в тумане лошадь разглядев,
А та стоит-то на лугу, не видит ничего, лишь кустику кивает…
Копыта – холка – вот язык
Листок на нём – кустарник – деревце – плоды
Сорвать бы - к небесам прорваться –
Но увы… о ржавую эпоху мне, и в дымку той двери.
и искренне, лишь на секунду, по-мужски пустить слезу,
прекрасна так природа! А по губе мазут…
В чём дело, Док? Глаза слезятся от красот?
Соринка, друг, соринка в глаз попала,
Закрыл, протёр, открыл, закрыл, забыл.
Моргая жизнь всю, её не замечая,
Лишь тень её, плевок, лишь заводской отход,
Отныне в той норе сидит беляк с багряными глазами,
а грязь вокруг него клубится, крутится, вот чахлая богиня,
И он в обнимку с ней, чего-то мямлил,
сокрывшись ото всех за занавеской дыма…
Жива природа, её мы чуем, под духотой скелетом притаясь!
И жив курилка!
Но явно не для нас…
