Глава 21

Предыдущая часть: https://poembook.ru/poem/2153481
______________________________________________________________________________
 
Погода вроде бы не подвела, и Сашку мы проводили на юга под ясным небом, хотя и ветерок с юго-запада тянул весьма свежий. Но не прошло и пары часов с того момента, как серебристый Катькин «ниссан» скрылся за поворотом дороги, как потянуло сильнее, безбрежная синь, словно море барашками, покрылось белыми и пока ещё лёгкими облачками, но было яснее ясного, что это всего лишь авангард. Наконец, из-за горизонта послышались всё набирающие силу громовые раскаты, а вскоре и день посерел, сделавшись ну очень уж похожим на вечер. Свинцовые тучи жуткими, сверкающими бело-голубыми, ослепительными сполохами молний, громадами выросли из-за окаймляющих посёлок сосен, за секунды захватив весь небосвод от края до края, свежий ветер сменился шквалистым, а когда всё стихло, на землю обрушился ливень, да такой, что вчерашнее ненастье вмиг показалось шутливым и невсамделишным.
 
Вообще, если честно, обожаю такую погоду, особенно если все мои домашние находятся дома и в ближайшее время, ну хотя бы до следующего утра, никто и никуда не собирается: а чего бы не поваляться с любимой книжкой и стоящей рядом с кроватью чашечкой горячего чайку с лимоном, когда на душе спокойно, и при этом сама погода загоняет тебя из огорода в дом и велит отдыхать? Чего бы не устроить себе такую раскайфовку, чередуя приятное чтение с небольшими прогулками в царство Морфея?
 
О, клянусь, я б точно так и сделала, да вот не вышло, увы, ибо нашлось дело поважнее. Вместо того, чтоб увидев и почуяв приближающийся грозовой фронт, поскорее скрыться у себя в комнате, нашарить под кроватью любимый синенький томик, заварить чай и кайфовать, пришлось мне сначала пулей лететь в сарай искать подходящий плотный целлофан, две рейки, молоток и гвозди, чтобы забить таки злосчастную дырку в стене (конечно, надо было бы Серёгу заставить, да у него, как я сумела понять, с той памятной ночи до сих пор в руках сношались мухи).
 
Когда, наконец, собрав весь возможный и невозможный мат, ибо непривычное дело спориться в моих руках никак не хотело, я кое-как справилась с задачей, дождик уже поливал вовсю. Подобрав то, что не пригодилось, я взлетела на крыльцо под козырёк, откуда ещё долго скептически рассматривала то, что у меня получилось. А получилось то, что наперекосяк прибитая криво-косая закрывалка-занавеска пользы приносила немного: только что от прямого попадания потоков воды предохраняла, а вот стена, похоже, мокла под ней ещё сильнее, чем без неё. В итоге, замучившись разглядывать своё «произведение» через плотную серую завесу дождя, я махнула рукой и пошла в дом, твёрдо решив проесть Серёге плешь, как только он придёт в себя, проесть — но заставить сделать всё по уму, пока ещё на дворе июнь, а не октябрь. А пока, пусть будет так: слава тебе, Господи, не в потолке у нас эта клятая дырка!
 
И только я уже хотела успокоиться, подсушиться и насладиться бездельем, как в голове словно щёлкнуло: Сашка! Я ж его проводила недавно, а тут такая жуть на небе! И жуть как раз с той стороны пришла, куда мой сынуля сейчас направляется.
 
Сцапав со стола телефон, накинув домашний утеплённый плащ, именуемый в обиходе «хламидой» и используемый для вот таких вылазок в ненастные дни или ночи, я снова выскочила под дождь. Как бы теперь ни лило мне на голову, как бы ни гремело и не сверкало где-то поблизости, как бы ни прятался капризный телефонный сигнал, позвонить было жизненно необходимо, иначе покоя будет мне не видать как своих ушей.
 
Санькин телефон не отвечал, и я набрала Катьку, в который раз благодаря Создателя и за то, что дозвониться, не смотря на такую грозу, всё же получается, и за свою феноменальную память на телефонные номера: если б не это, кусать бы мне сейчас локотки, ибо, разругавшись с сестрой, в ту же секунду удалила я все её контакты.
 
В отличие от Саши, Катя трубку схватила мгновенно.
 
— Алло! — раздался на другом конце её чистый, от природы низковатый голос, и у меня сразу отлегло от сердца: не стала б она так спокойно отвечать, случись что непредвиденное.
 
Как можно тише и незаметнее вздохнув с облегчением, я обрисовала сестре ситуацию, призналась, что беспокоюсь и попросила быть осторожнее.
 
— Да не беспокойся, мы уже далеко отъехали. Здесь очень ярко солнышко светит, никакой непогоды, — услышала я в ответ.
 
— А чего Сашка не ответил? — спросила я.
 
— Не знаю, вот он, на заднем сидении. Они там с Владиком разыгрались, заговорились, и он, наверное, просто не услышал. Не переживай, Надюш, всё у нас отлично! — заверила меня Катя.
 
Мы с ней ещё немного поболтали просто так, ни о чём, как порой это любят делать женщины. В продолжение этого разговора я отчётливо слышала и щебет семилетнего сына сестры, и Сашкин ломкий, порой срывающийся на фальцет басок: старший что-то деловито рассказывал младшему, а тот удивлялся, и я даже представила, как мелкий заглядывает «взрослому» в рот и увлечённо слушает.
 
Так или иначе, сердце моё успокоилось, и я, уже совершенно перестав обращать внимание на немного утихший дождик, побрела домой, намереваясь сейчас же принять горячий душ и прилечь отдохнуть, — что-то события последних двух-трёх дней совсем меня измотали.
 
Однако, оказавшись в доме, в душ я отчего-то сразу не пошла: вместо этого, налила в чайник свежей воды и уселась на кухне, глядя в окно на срывающиеся с крыши капли. Почти так же, как за окном, было и у меня в душе: ненастно, серо и, как это чаще всего случается после хоть и летних, но продолжительных дождей, сыро и холодновато. И вроде люблю такую погоду, а всё равно тянет спрятаться от неё под крышу. Да и с чего должно быть иначе? Сашка мой ехал, и это в первый раз — чтоб так далеко… Да и Катька… странная она какая-то, что бы там Стас про неё ни говорил!
 
Лёгок на помине, мой незванный, но тем не менее, ненаглядный, скрипнув входной дверью, появился на пороге. Огляделся по сторонам и, не увидев никого, кроме меня, склонился и поцеловал меня в губы, задев по щекам сыроватыми после прогулки под дождём волосами. Он, наверное, хотел позволить себе ещё чего-то в отношении меня, но знакомые звуки, означающие начало перебранки между моими отцом и братом, этому никак не способствовали.
 
А я снова уставилась в окно и задумалась. Не смотря на то, что в жизни моей происходили такие приятные события, не думать о сестре и её таком вот неожиданном поступке, в результате которого у нас завелись деньги, я не могла и всё искала и искала подвох. Последний никак не желал находиться, и я, махнув рукой, смирилась, хотя в то, что происходящее не закончится плохо, так и не поверила. Просто чуйка какая-то подсказывала: ну не бывает так, не бывает!
 
— Эх… да всё равно это бесполезно… — подумала я вслух.
 
— Не бесполезно, — возразил Стас, кажется, с набитым ртом.
 
Я удивлённо обернулась, ища его глазами и даже усмехнулась: прикрывшись дверью холодильника, он что-то хомячил.
 
— Что? — переспросила я.
 
— Не бесполезно, я говорю, — повторил он чётче, на миг выглянув из-за двери.
 
— Во-первых, достань то, что ты там ешь, положи на тарелку и сядь за стол, — угрюмо буркнула я, снова обращая взгляд на дождь. — А во-вторых, ты хоть знаешь, о чём я?
 
— Конечно, знаю, почему нет? — он закрыл, наконец, холодильник и уселся рядом со мной, что-то дожёвывая. — Ты думаешь, раз вы с сестрой столько лет не общались и всё такое, то и не стоит начинать, ибо ничего не забылось, а в будущем мало ли, чего от неё можно ждать, — всё та же песня, короче, — озвучил он мои переживания.
 
— Думаю… — согласилась я, — и думаю не беспричинно. Я уже говорила.
 
— Ты не права, — Стас покачал головой.
 
— Да ты ж с ней не знаком! Знаешь, какая?..
 
— Ну да, хитрей тебя в разы, своего не упустит, — подтвердил мужчина. — Но и таких жизнь здорово метелит, поверь, и у неё это как раз тот самый случай.
 
Я на это лишь глубоко вздохнула и отмахнулась.
 
— Может, оно и так, да горбатого порой только могила исправляет. Я, может, и сама мечтаю, чтоб иначе, но как?.. — я в упор уставилась на Стаса, ища ответа. Очень уж не хотелось мне, чтоб неприятный период жизни стартовал сызнова, и вовсе не новых материальных потерь я опасалась. Гораздо ужаснее рисовала я себе ещё одно горькое разочарование, ещё одни грабли, что ударяют в бестолковый лоб, ибо с тем, как это ощущается, знакома была не понаслышке. — Да и вообще… я, признаться, и не знаю, получиться ли снова жить дружно? Вряд ли, столько лет ведь прошло… поздно уже.
 
Но Стас снова покачал головой.
 
— Как бы там ни было, в жизни никогда не поздно начать всё сначала. Даже если эта жизнь уже подходит к своему логическому завершению — не поздно. А вы с ней ещё совсем молодые, столько лет впереди… Было бы о чём печалиться! — Я со вздохом отвела глаза, а Стас продолжал: — Никто не может видеть так далеко вперёд, чтоб застраховаться на всю жизнь, и я не дам тебе ответа на так беспокоящий тебя вопрос: я не знаю, разведёт ли вас судьба в дальнейшем, скажем, через десяток-другой лет или нет. Как тебе сейчас трудно, как ты ломаешь голову и никак не можешь ни к чему прийти, я понимаю, но утверждаю с уверенностью: если ты перестанешь вот так скрыто-недоверчиво относиться к сестре, то хорошего в вашей жизни может быть ещё очень и очень много.
 
— Может?..
 
— Может.
 
— И любовь тоже может прийти, когда тебе под сорокет? — не выдержала я.
 
— Сорокет тебе ещё не скоро, — серьёзно произнёс Стас, придвигаясь ближе и снова начиная склоняться надо мной.
 
В предвкушении поцелуя, я начала было проваливаться в долгожданную негу, уже непроизвольно прикрывая глаза и стремясь навстречу своему долгожданному всем телом и душой, но, как оказалось, оторвать этот крошечный кусочек рая мне в этот раз было не суждено. Саданув по стене, вдруг распахнулась дверь Серёгиной комнаты, и, повторяя на ходу: «Уди, батя, ради Бога! Отцепись!» — из помещения выскочил мой дорогой братец. Вполне твёрдой, но какой-то нервной и торопливой походкой Сергей направлялся прямо ко мне.
 
— Дай сто рублей! — потребовал он, остановившись передо мной и протянув руку ладонью вверх. По красноватым глазам его нетрудно было прочесть: настроен Серёга решительно.
 
— На что? — со скучающим вздохом, спросила я, хотя и дураку тут всё было ясно.
 
— Как это — на что? Выпить мне захотелось, — раздражённо заявил брат, притопнув ногой: ну что за дура безмозглая эта Надька? Таких простых вещей не понимает!
 
— Нет, — разумеется пожала я плечами и с расстановкой объяснила причину: — мы тебя только позавчера с того света вытаскивали, так что, хрен тебе теперь, а не выпивка.
 
— Я две тыщщи, кстати, на платную «скорую» потратил! — из-за Серёгиной спины сварливо подбрехнул отец.
 
— И это ещё мелочи жизни, — согласилась я, про себя припомнив, что было в тот вечер со Стасом, но так же и не забывая, что обещала никому о его возможностях не рассказывать.
 
— Да что вам, жалко что ли? У вас же теперь бабок, как у дурачка фантиков, а вы жмётесь! — Серёга несколько раз попеременно перевёл взгляд с меня на отца и обратно, но никто из нас «страдальца» жалеть не хотел. — Ах вы жлобы проклятые! — разорался он, размахивая руками, — понял, гад, наконец, что денег не дождётся! — Ну что ж, не дадите — я всё равно найду способ нажраться, так и знайте! И откопаю вашу заначку, всё равно откопаю и всю пропью! — пообещал брат. — Лучше дайте сотку, а то хуже будет! — поставил он ультиматум.
 
Я не успела ничего ответить на это заявление. Конечно, я знала, что такие разговоры обычно заканчивались громким выяснением отношений, а потом, умываясь слезами и соплями, я не выдерживала и сдавалась, и тогда моего непутёвого братца уносило в неизвестные дали, порой даже на несколько дней. Что ни стыда у него нет, ни совести, что давно всё пропито, было общеизвестно, и не собиралась я взывать к его проспиртованному разуму, — просто, повторяю, не успела ему ответить… Потому что Стас, сидящий за столом спиной к Серёге, вдруг поднялся во весь рост, повернулся и загородил ему дорогу. Встав напротив моего брата, он, как я поняла, с интересом вгляделся в него.
 
— Чего разорался-то? Громкость убавь, — вполне мирно попросил Стас.
 
— Уйди, — махнул рукой Серёга, как будто отгоняя от себя надоедливую муху. Досадное препятствие он обошёл бы в два шага через секунду, лишь бы снова явиться пред мои очи и продолжить толкать свою пламенную речь, но Стас не дал ему этого сделать, повернувшись и заступив путь снова.
 
Я прямо-таки порадовалась в душе: впервые кто-то вот так пришёл мне на помощь. И хотя как правило, если не считать позапрошлую ночь, наш дурачинушка не буянил и кроме ора ничего себе не позволял, почему-то было до ужаса приятно осознавать, что Стас здесь, рядом, и что на вид он и выше, и явно сильнее моего брата-алкаша. Думаю, при желании Стас мог бы скрутить тщедушного, пропитого Серёгу в бараний рог!.. Однако я быстро поняла и словно бы почувствовала: он не собирается этого делать. Он, кажется, знает какой-то другой способ на него повлиять.
 
— Ну и кому ты чего докажешь тем, что нажрёшься? — спокойно, склонив на бок голову, спросил Серёгу Стас.
 
— Да уйди, ты! — снова отмахнулся Серёга, — не с тобой разговариваю. Дай денег, Надька! Ты ж знаешь, что без них всё равно не уйду! — заявил он и всё же сумел заглянуть мне в глаза.
 
— Ты ей всё равно этим ничего не докажешь, — не пытаясь больше встать между мной и Серёгой, мрачно, негромко, но как-то уж очень веско и доходчиво проговорил Стас, не обращая ни малейшего внимания ни на какие высказывания. А я почему-то вдруг поняла: речь идёт не обо мне!.. — Думаешь, если будешь бухать, она возьмёт да и вернётся к тебе? Что ж до сих пор тогда этого не сделала?..
 
— Кто — она? — опешив, Сергей аж обернулся к Стасу сам.
 
— Она, — не мигая уставившись на брата, словно по написанному прочёл Стас, — любовь твоя единственная, Олеся. Как чудо, как песня.
 
— Да откуда?.. — попытался перебить брат.
 
-…та, которую ты с седьмого класса любил, а она, стерва этакая, шалава, из армии тебя не дождалась, — продолжал Стас, невероятно похоже изображая Серёгину речь, так, что меня аж холодом обдало: настолько это было и смешно, и жутковато одновременно.
 
Это прозвучало отчётливее, чем очередной громовой раскат где-то прямо над нашим домом, и на кухне повисла мёртвая тишина. Один лишь дождь за крохотным кухонным оконцем всё продолжал и продолжал петь свою нескончаемую песнь, но его-то уж точно никто теперь не слушал…
 
Серёгу сказанное, похоже, тоже пробрало до кишок: мгновенно позабыв о том, чего всего несколько секунд назад хотел во что бы то ни стало добиться от меня, и как будто бы даже о самом моём присутствии, он опустился на первую попавшуюся табуретку и уже сам безотрывно уставился на Стаса, разинув рот. Боковым зрением я видела, что и отец никуда не ушёл, застыв в дверном проёме и обратившись в слух… Но дальше я смотрела только на этих двоих, ибо ничего подобного раньше видеть и слышать в реальной жизни мне не приходилось.
 
— И чего?.. — трагическим шёпотом насмелился спросить Стаса Сергей.
 
— А ничего, — буднично, словно и не происходило здесь и не говорилось никаких необычных вещей, а всем присутствующим ведомо было всё то же, что и ему, заключил Стас.
 
— Где она теперь? — с надеждой пролепетал брат.
 
— Да всё там же. Ты знаешь, где.
 
— Да вот нет, дудки, Стасян! Не живёт она больше в том доме! Я ж искал, я ж знаю! — Серёга подскочил и картинно, словно ища того, кого всё равно не найти, стал оглядываться по сторонам и разводить руками.
 
— Хорош скакать, усядься, — повелел Стас, и Серёга беспрекословно уселся обратно на табуретку, едва ли не положив ручки на коленочки как в детском садике. — Там она, в том самом доме. Только квартирой поменялась с соседями из другого подъезда. И фамилия у неё теперь другая, она ж замужем, вот и не найдёшь никак. — Стас взглядом удава смотрел прямо на Серёгу, и во взгляде этом, который и от меня не укрылся, буквально читалось: «Сам виноват, придурок, сам во всём виноват!» — А прячется она не просто так, — изрёк мой красавец.
 
— А нафига? — не выдержал Сергей.
 
— Ты не догадался? Ей просто есть, что скрывать от тебя.
 
— В смы-ы-ысле?
 
— Дитё у неё растёт. Твоё, — словно на мгновенье заглянув в нечто невидимое простому глазу, разъяснил Стас. — Эс… не пойму, то ли Софья, то ли Светлана звать. Ты перед самым уходом в армейку памятку о себе девушке оставил, так что, почти двенадцать лет твоей дочери.
 
— Стасян…
 
— А ждать тебя она не стала, потому что ты уже тогда здорово квасил и вёл себя как мразь последняя, — с отвращением ответил Стас, не дожидаясь вопроса.
 
— Точно от меня дитё? — замер на месте брат.
 
Стас молчал, глядя на братца практически как на опарыша или другую какую мерзкую тварь. Да уж, может, ненависти к этому человеку у него и не было, но общение явно удовольствия не доставляло. И ради чего это всё говорится? Неужто ради того, чтоб меня порадовать?..
 
Хм. Ответом мне был быстрый и очень хитрый взгляд светлых глаз.
 
— Да скажи ты!.. — не унимался тем временем Серёга.
 
— От тебя, точно, — обратив взор снова на Серёгу, кивнул Стас, — Только прячут её и не хотят, чтоб знала, что за урод у неё, а не отец. А похожа она на тебя так — слепой поймёт, чья дочь.
 
Серёга, как мне показалась, силился не разрыдаться — во всяком случае, лицо руками закрыл надолго. А когда совладал с собой, то спросил:
 
— Вот откуда ты всё знаешь, а? Ты этот, да?.. Как его?! Ну, которые на ТНТ…
 
— Экстрасенс, — сформулировал Стас.
 
— Ну да, да! Так ты — это самое и есть?
 
— Совершенно верно.
 
— И всё знаешь?
 
— Всё только Господь Бог знает, — прозвучало в ответ. — Мне до него куда как далеко. Но кое-что знаю, некоторым, в порядке особого исключения, могу поведать. Например, знаю то, что ты, если не прекратишь бухать, через месяц гарантированно сдохнешь: либо вот как на днях, с бодуна сердце не выдержит, либо полезешь в чужой дом, чтоб спереть чего-нибудь на пропой, а тебя там по неосторожности завалят. — Стас умолк, снова прожигая потрясённого Серёгу глазами.
 
— А если не буду? Если того… закодируюсь? — пролепетал брат.
 
— Ну тогда, жить будешь точно, но только если с этих самых пор — ни грамма.
 
— А Олеська?.. — Сергей непроизвольно приложил руку к груди, и я впервые в жизни увидела на лице брата такую искреннюю печаль, давнюю, застарелую мечту и всё ещё живую… надежду. Долго же тогда она, эта надежда, не умирает, ох как долго!..
 
— Ну если ты ей на глаза в человеческом виде появишься, то… — начал Стас.
 
— Что?! — перебил Сергей.
 
— То будет шанс поговорить с ней и всё выяснить.
 
— Да ну, — с усталым видом осев на табуретку, отмахнулся Сергей, — она меня и забыла давно. Слушать не станет… эх…
 
— Не забыла, — покачал головой Стас, — она любила долго, потому и от дитя не избавилась, родила. Да и сейчас ещё помнит. Просто с алкашом связываться кто ж захочет?
 
— Так я такой и есть! — словно ставя на себе клеймо, с нажимом сознался брат, — алкаш, ханурик, пропащий! Кому я нужен?
 
У меня сердце сжалось. А Стас совершенно спокойно выдал простейшую, но доселе невозможную для Сергея истину:
 
— Ты можешь перестать им быть в любой момент. Даже прямо сейчас, — Стас нахмурился. — Разумеется, это тяжело, особенно — тяжело начать. Но есть один неплохой способ.
 
— Да какой?! — едва ли не блажил Серёга.
 
— Твой отец знает, — Стас резко обернулся и в самом деле встретился глазами с моим отцом. — Послушаешь его — выживешь, я обещаю, — снова обратился он к Сергею, — и жена у тебя тогда со временем будет, и дочь, и ещё дети, и бухать больше сам не захочешь — не за чем станет. Не послушаешь — можешь уже сейчас могилу себе рыть. Месяц я тебе даю, и то от силы. И поверь, убиваться по тебе мало кто будет, да и то недолго. Вот потому и подумай прямо сейчас, выбери, чего хочешь: жизнь нормальную или смерть собачью в луже собственного ссанья?
 
Серёга поднялся, в раздумьях сделал по кухне круг, затем со вздохом присел на стул возле окна. Стас уселся напротив за стол и всё так же, не отрываясь, смотрел на моего брата. Уж не знаю, в самом ли деле он умел гипнотизировать или просто трудно никак не реагировать на взгляд того, кто видит тебя насквозь, но Серёга всё старался избежать этого взгляда, иногда так похожего на удар плетью, всё ёрзал, уворачивался, но никак не мог найти себе места.
 
О чём вообще шла речь, в чём заключается способ исцеления Серёги от пьянства по мнению отца, я давно и хорошо знала, ибо не раз слышала не раз и не два, как папа пытался затащить Серёгу в Задонск, чтобы пожить там немного в монастыре. Могло это помочь или нет, я, не обладая такой уж сильной и беззаветной верой, не задумывалась, но знала точно: в Задонском монастыре хорошо! Мне несколько раз приходилось бывать там на экскурсии, правда, давно, ещё в школьные годы, и я ещё тогда ощутила, что это особенное место. И дело тут было вовсе не в его красоте, великолепной архитектуре или чудотворных старинных иконах — дело было в благодати, которой от всего этого веяло и, возможно, то как раз и была великая, целительная сила. Да и вообще, подышать этим напоённым благостью воздухом, искупаться в купели со святой водой, подумать о совершённых деяниях и, возможно, раскаяться в некоторых из них, я считаю, никому и никогда вредно, — сама б не отказалась, если б не работа!..
 
Да вот только упёртый братец мой ни в какую не хотел посещать чудесное и святое место: веселье и пьянство там ведь вряд ли предвиделось, вот и не тянуло туда Серёжу ни разу. Ну и сейчас, осознав, куда его зазывают, он снова попытался отмазаться.
 
— Да я, Стасян, того… и молиться-то не умею! Отродясь в церкви не бывал.
 
— Что ж ты врёшь? Нас мама водила, — встряла было я, но Стас быстро зыркнул в мою сторону, и я поняла, что следует всё же молчать.
 
— А, да это ж сто лет назад было! — возразил Серёга.
 
— Что за бред? При чём здесь «умею — не умею»? — рявкнул Стас. — Жить ты хочешь или нет?
 
Серёга молчал, хлопая глазами.
 
— Так не хочешь? — задал Стас свой вопрос иначе.
 
— Да конечно, хочу…
 
— Тогда езжай с отцом! — велел мой красавец. — И чем скорее, тем лучше.
 
— Можно хоть с ребятами сегодня попрощаться? — робко проблеял Серёга.
 
— Знаю я такие прощания, — фыркнул Стас, — опять нажрёшься аки боров, а завтра издохнешь! Нет.
 
— Не нажру-у-усь!
 
— Я сказал: нет! — Стас нахмурил брови. — Или сейчас едешь и делаешь, что говорят тебе, или…
 
— Что?
 
— Я уже сказал: или п***ц тебе.
 
Отец перебежками да мелкими шажками тем временем оказался за спиной Стаса и теперь выглядывал из-за его плеча на своего непутёвого сыночка.
 
— Станислав ведь дело говорит, — вклинился он в разговор, настойчиво, но при этом как можно елейнее. — И если б ты согласился, мы б туда поехали прямо завтра.
 
— Сегодня, — поправил Стас.
 
— Да нет, сегодня никак: автобус только с утра, в девять идёт с автовокзала, — возразил папа.
 
— Ничего. Я прямо до места доставлю, — бросив на папеньку взгляд через плечо, пообещал Стас.
 
Пауза повисла на целых три минуты: Серёга думал.
 
— Ну как? Согласен? — нажимал Стас.
 
Сергей глубоко вздохнул… и кивнул!
 
— А, согласен, — махнул он рукой.
 
— Тогда собирайся, нечего тянуть. Вы тоже, Аристарх Владиленович. А я пойду машину выгонять.
 
— Туда в один конец часа два ехать, — слабо возразил отец.
 
— Я же говорю: никакой проблемы нет. Просто собирайтесь поскорее.
 
Отец просиял. Не смотря, наверное, ни на какие доводы здравого смысла, он был безумно рад тому, что уже так отчётливо замаячило перед ним, рад до того, что буквально не верил в своё счастье: он давно хотел в Задонск! Хотел туда сам, просто так, потому что много слышал о чудесном монастыре, но никогда, никогда там не бывал. А ещё… ещё он мечтал вылечить единственного сына и, не смотря ни на что, до сих пор не терял надежды.
 
После этого разговора мне вдруг стало как-то необъяснимо радостно, хотя… в то же время и стыдно: ну почему я, взрослая и самостоятельная женщина, на которой в этом доме держится абсолютно всё, сама не могла вот так, как Стас, давно просто взять да садануть кулаком по столу, призвав Серёгу к порядку? И почему ещё в те времена, когда моя машина вполне живенько бегала, не нашла времени свозить отца в заветный и желанный для него монастырь? Ведь на самом-то деле, старику для счастья нужно так немного! И он не раз меня просил, а я… я только отмахивалась, не желая услышать и понять одно-единственное, но такое чистое желание этого непростого человека, давшего мне жизнь… А по итогу, всё-таки как же замечательно, что всё так сложилось! Пусть едут, доброго им пути.
 
Отец и Серёга ушли собираться, а я, выглянув в окно, отметила, что дождевые потоки почти сошли на нет — только с крыши ещё немного капало, но в серая хмарь в небе поредела, а в одно месте даже зиял голубизной просвет, и на душе у меня стало ещё радостнее.
 
Стас тем временем тоже поднялся и, словно и не замечая меня, молча вышел на веранду. Я не собиралась ничего ему говорить, хотя, если честно, меня такое отношение несколько задело, но это оказалось трудно. Следовало хоть пару слов сказать с ним перед отъездом. Отчаянно соображая, что сказать ему и как, я таки вспомнила об одной важной вещи и тут же выскочила за ним следом.
 
— Стас, подожди… — проговорила я, и он, остановившись, обернулся. — А как же… тебе самому это не опасно?
 
— Всё под контролем, — отрешённо, видимо, задумавшись о своём, заверил он и снова сделал попытку уйти.
 
— Ехать очень далеко, ещё и дождь, — напомнила я.
 
— Отсюда — не очень, я бывал там, — удивил меня Стас. — А дождь почти закончился.
 
— Может, правда, лучше завтра утром, а то… вдруг чего?..
 
— Сейчас только половина третьего. Часам к восьми вечера я вполне успею вернуться, — возразил Стас моим бурлящим и протестующим мыслям, а может, и эмоциям, и я поняла, что отговорить его от этой поездки у меня как, ни верти, не выйдет, и лучше смириться.
 
— Будь осторожен! — всё, что могла я сказать ему на прощание. Если честно, на меня напало некое отчаяние: он что, не понимает, как я переживаю?.. Но ответ однозначно меня порадовал:
 
Остановившись и долгим взглядом посмотрев мне прямо в глаза Стас загадочно и, как мне показалось, с нежностью, улыбнулся.
 
— Конечно, — проговорил он. — Я буду осторожнее, чем когда-либо в жизни. А ты жди, — и, подмигнув мне, спустился с крыльца.
 
Меня вмиг обдало жаром, а к лицу буквально прилипла счастливейшая, но, я уверена, глупейшая из улыбок, с которой ну никакими силами не получалось справиться. О да, я буду ждать! Ждать, как, наверное, никогда и никого не ждала.
_______________________________________________________________________
Следующая часть: https://poembook.ru/poem/2157822