ОБРЫВ
"Где это я читал, как один приговорённый к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, - а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, - и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, - то лучше так жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, - только жить!..»"
Достоевский
Непроглядная память каких-то туманных дорог…
Ощутимая осень, когда заступаешь за тридцать…
Как же скудно мы платим за данный нам шанс возродиться.
Как же поздно находим в себе затонувший восток. И на то нам телячье (кому повезло) «дотерпеть»,
И за то нам - решётка, за то нам - война и блокада.
Всё, что будет… что есть – всё с собой и привет, Баден-Баден!
Мы всё время в долгу… и вчера, и сегодня, и впредь. А потом натюрморт: табурет на боку и петля…
Так управил не Тот, кто умыл духотворные руки.
Так управился тот, кто платил за предсмертные муки,
За посмертные муки с него не возьмут ни рубля. И приступочек тот на отвесной огромной скале
Почему-то не всякий берёт, хоть всегда он задаром.
Почему-то нам видится жизнь недостойной и старой,
Если воли в ней нет. И гораздо вольнее – в петле. Всем хотелось с нуля, потому подвязались собой.
Подвязались, как честным Господним нерушимым словом.
Говорил? Говорил! И давал нам и Ветхим, и Новым
Языком это Слово… и алой распухшей губой. То ли мы научились у времени камни кидать,
То ль оно подглядело у нас и так злостно бросает,
Чтоб потом полюбить, как хотелось вершине Синая…
Как за все наши камни любовь – запоздалая мзда.
Достоевский
Непроглядная память каких-то туманных дорог…
Ощутимая осень, когда заступаешь за тридцать…
Как же скудно мы платим за данный нам шанс возродиться.
Как же поздно находим в себе затонувший восток. И на то нам телячье (кому повезло) «дотерпеть»,
И за то нам - решётка, за то нам - война и блокада.
Всё, что будет… что есть – всё с собой и привет, Баден-Баден!
Мы всё время в долгу… и вчера, и сегодня, и впредь. А потом натюрморт: табурет на боку и петля…
Так управил не Тот, кто умыл духотворные руки.
Так управился тот, кто платил за предсмертные муки,
За посмертные муки с него не возьмут ни рубля. И приступочек тот на отвесной огромной скале
Почему-то не всякий берёт, хоть всегда он задаром.
Почему-то нам видится жизнь недостойной и старой,
Если воли в ней нет. И гораздо вольнее – в петле. Всем хотелось с нуля, потому подвязались собой.
Подвязались, как честным Господним нерушимым словом.
Говорил? Говорил! И давал нам и Ветхим, и Новым
Языком это Слово… и алой распухшей губой. То ли мы научились у времени камни кидать,
То ль оно подглядело у нас и так злостно бросает,
Чтоб потом полюбить, как хотелось вершине Синая…
Как за все наши камни любовь – запоздалая мзда.