***
Я знаю, что вовсе
не нужно это:
Во мне нет призвания слыть
поэтом,
И прозу пишу тоже
так и сяк,
И рифмы в строфе —
просто полный мрак.
Но сердце вопит:
«Это должное,
И дело совсем не сложное —
Писать под диктовку свыше.
Ведь разноголосие слышишь,
И душа ему внемлет в такт».
Так начнём же, скорей,
этот акт.
Однако, не свыше нам
был подан печальный знак,
как ни гадали бы:
Не игры то злой судьбы,
Не омрачение разума, не упадок,
Хоть он как запретный плод —
сочен да сладок,
Что хотелось бы
вкушать
вечно.
Прошу, будь до конца рядом,
Как над главою моей
яркий Путь Млечный.
Хоть время стремительно,
скоротечно,
Поверь мне:
Тебя дождусь.
И буду мечом
в честь твою
сражаться,
Из пепла войны вернусь,
устав рубить головы вечной Гидры.
Ведь смерть —
то совсем не титры,
а запуск игры сначала.
О, знали бы,
как кричала
в истерике я ночами,
когда она
возвращалась
вновь
И мстила крайне жестоко
за пролитую свою кровь.
Сколько уровней мне пройти осталось?
Взяв сталь меча в руки,
Я чувствую
удар током.
А Гидра, зевая от адской скуки
просит скорей начать.
Однажды назвавшись богом
Обреклась вечность молчать.
И душит себя слезами
напролёт сутки,
Ведь не может теперь
о божественности своей
миру вокруг кричать:
И это совсем не шутка.
Гидра стонет, рыдает, рвётся,
Лишившись очередной главы.
У неё же их,
правда,
сотни.
И всё не стихнут никак молвы
О бесконечном сраженьи
моём
с собою.
Где я — сама для себя герой,
Где я — победитель
и побеждённый.
И стон, плач и порыв томный —
От меня, надо мной, ко мне.
Моя жизнь
как в бредовом сне,
Где я — бог
и тиран
вероломный,
Тот же самый парнишка бездомный,
Та старушка с рукой протянутой.
Моя жизнь как петля
затянута,
Я пытаюсь срубить свою голову,
И помочь прежде всех — себе.
В клетке рёбер
пригрелась
Гидра.
Её оттуда никак не вытравить,
Не изгнать латынью,
Не вырвать.
«Лишь убив себя», — вторит тихо
моё сознание.
«Ах, да знаю я», — в ответ хладно ему бросаю.
«Сей совет оставь при себе».
«Я пытаюсь помочь тебе
Вытащить из-под сердца монстра,
Что к разуму строит мост свой».
«Я совсем не нуждаюсь в этом,
Пущай будет моим ответом
Отвержение
мной
тебя».
Я ведь знала: вершу ошибку,
Но подумала, что не шибко
Влияющую
на жизнь.
И лишь вторю в бреду:
«Держись!»,
Ведь меня окружили бесы.
Даже Гидра внутри дрожит
И кусает прямо за сердце,
что щемит.
Так больно, так мерзко,
Но уговор один:
«Молча терпи, скули,
Но принимай как есть всё,
Иначе собьёшься с пути
И будет вдвойне паршиво».
Я не знала, куда идти.
Куда мне бежать от монстра,
От себя, от любви;
Как сойти с полотна картины,
Что в тронном зале
У Смерти самой висит?
Я прошу богов: «Дайте волю,
Заплачу вам
своею
кровью.
Лишь позвольте вы мне уйти
И покой навсегда обрести
Там, где солнце не льнёт к ногам,
И луна не сияет там,
путь в ночи освещая».
«В этом мире склок —
шум да гам.
Ну а там...
Ну а что же там?
То же самое, да наоборот.
Пробыла я там ровно год,
Сбросила чешую,
оставила голову.
Окропила мёртвую землю
своею живою
кровию.
И ушла, распрощавшись
с тем жутким
миром.
В этом, в этом вся моя сила!
А покой тот того не стоит».
«Что же тогда смерти стоит?
Верно, собственно, жизнь».
Шепчет Гидра вновь:
«Стой, держись».
Чтоб её...
А я снова срубаю голову
Тем мечом, что обагрен
кровию,
но теперь уж — моей.
И ползу к ней, совсем издыхая,
От боли хрипя и плача,
За собою таща груз
окровавленного
меча.
Доползаю. К каскаду света
тянусь
рукой.
Улыбаюсь ей.
Умираю.
«Ты — сама для себя герой,
Подошедший
так близко
к краю.
И стон, плач и порыв томный —
От тебя, над тобой, к тебе.
Ты не бог, а вот я — вполне:
Мне известна
дорога
к Раю.
Ты искала не там.
Он был здесь.
На Земле».
XIV / III / MMXIX
