Нил Гилевич Сказ о Лысой Горе (часть первая "Дележ")

С Белорусского
 
Наш век довольно многолюдный,
И с этим свыклись мы давно:
Футбол и бокс, да джаз приблудный,
Плюс пьянки с сексом заодно.
 
Но вот такого крика - мата,
Перевернувших все верх дном,
Не прекратил бы гауляйтор,
Не то, что минский управдом
 
Сначала тихо между люда
Глухие слухи поползли,
Что под сады и огороды
Наделы выделят земли.
 
Потом, призывом до атаки,
Как звон набатный, вечевой
Раздался клич: - "На сход, писаки!"
"На сход писаки, кто живой!"
 
"Так значит правда, братцы? Делят?"
И вот, разбуженный народ,
Бежали авторы и челядь
К Дому Писателей, на сход.
 
Летели жены, дочки, тещи,
Зятья, свекрови, свояки.
И сердце слушая наощупь,
Совсем больные старики.
 
Всем верилось, кто в этой куче
Придет на финиш впереди -
Кусок отхватит самый лучший
И сможет славу обрести.
 
В глубинах сердца зов растущий
Скрывал одну надежду всех,
Что обрезать начнут имущих -
Урвать удастся и у тех.
 
Вдруг посчастливится - не пустошь
Уже готовый огород,
Где хрен готовый, где капуста,
И даже сливы на компот.
 
Шамякин, правда, был спокоен:
Ему успели подсказать -
Оттуда, с гор: "У вас нисколько
Мы не позволим обрезать! "
 
Но кое-кто был озадачен:-
"А что, как эта голыдьба
Начнет тащить и наши дачи,
В борьбе за равные права?"
 
Но зря хозяева фольварков
Дрожали в страхе за нутро:
Никто не думал бить по шапке,
И посягать на их добро.
 
Гудел полнющий дом, как улей
А нетерпение - росло
Пока не скушали пилюлю
Святую правду "вещих" слов.
 
Открыл профорг Шушкевич вече: -
- "Друзья! А знаете ли , что?
Тут у Заславля, недалече,
Участков дали ровно сто!
 
-Друзья! Возник непобедимый -
Уже почти двухсотый год
Идейный слоган: "Должен каждый
Копать себе свой огород""
 
Тогда вскипел поэт народный:
-"Мне срам, потомку Кузнецов:
Какие же это огороды,
Коль без готовых огурцов ?! "
 
Но приступили все же к торгу,
Оставив споры за чертой,
Тут Волосевич на профорга
Поднялся гордо с кочергой:
 
-" Ядрена мать, ты парень честный,
Но если будешь мухлевать
Тебя по черепу, как тресну,
Отдашь концы, ядрена мать"
 
Шушкевич, глянув на укоры,
Порядок объявил такой:
-"Сейчас ведем переговоры,
А после - тянем жребий свой."
 
Решил Антон Белевич первым,
Моргая часто, слова взять
И на несчастного профорга
Рукой махнул и крикнул - Сядь!
 
Я не Шамякин и не Бровка
не нужен мне ваш огород
пока на свете есть Дубровка -
ее Песняр из года в год.
 
И так вмахнул рукою бурно
И крутанулся так Антон,
Что по инерции с трибуны
Пошел на публику винтом.
 
Да в тот же миг поднялся Ставер
(что значит Ста-рый Верши-плет)
Он как протез ногу отставил
и дал фантазии полет.
 
- В любом районе мои гряды,
в деревне каждой - свой народ,
куда приеду - там и рады,
приводит каждый в огород.
 
Там редьку с хреном ем от пуза,
Турнепс зубами скрежещу
А как налопается Муза -
До ночи рифмами трещу!
 
Я в борозде ночую часом
и снится разная херня
то скрипка вместе с переплясом
то вместе с Чацким беготня.
 
Здесь Деружинского заело:
- Я первый в песенном строю
И болтовня мне надоела -
Я лучше пламенно спою! ..
 
В лице сменился тут же Витко,
и нервно стеклышки протер,
Картина была так противна,
что вышел тихо в коридор.
 
Подумал, опуская плечи,
про страсти, что сейчас текли:
Всегда бы творческие речи
с такой активностью вели!
 
И Лупсяков, кого за ручку
жена приволокла на сход
и тот, почувствовав текучку,
взял, сиганул сквозь черный ход.
 
И с хворой скорбью на обличии
пытал прохожих: - Слушай, брат,
меня тут психопатом кличут,
а где и кто тут - психопат?
 
Там в гуще зала, где-то сзади
Сидел известный корифей,
Понятно было в его взгляде,
что думал тут он про людей.
 
"Что расшумелись, как на свадьбе
Весь этот крик - одна камедь
Такого хутора-усадьбы,
Как мой - вам точно не иметь! .. "
 
Да вот поднялся Хведарович -
Седоволосый аксакал -
И пессимистам нездоровым
Революционный дал запал:
 
- Прошу, товарищи, поверить,
наш коллектив - единый путь,
Когда пойду вам гряды мерить
Одену красный бант на грудь!
 
Мечтал я в тундре , как о чуде,
придет вот этакий денек.
А тут - такая закусь будет!
Своя цыбуля! Свой чеснок! ...
 
Как раньше, с места. Бородулин
перекричался мыслью с ним:
Для честнока и для цыбули
Там будет рядом магазин.
 
Да эту реплику поэта
Не слышал гордый Гаврусев:
- Мой огород - моя планета!
А гряды - глупость это все!
 
Ну, если взять себе школяров -
тогда бы я отвел душу.
А так - пока гряды вскопаю,
Так лучше повесть напишу! ..
 
Макаль с Вертинским полагали:
"Прекрасный вообщем-то район!
И мы бы переночевали
когда откроют пансион ... "
 
Тогда собрав в себе всю желочь,
сжимая скинутый сафьян,
поднялся гордо Нил Гилевич
Большой ученый всех славян.
 
- Меня, друзья, волнует это
Почти как Ставера стишок,
Хоть для семьи в любое лето
Снимаю в Купе чердачок.
 
Так там же Нарочь нас купает,
Как мама в детстве голышом,
Да и компания какая:
Сам Танк, Линьков и Кулешов!
 
Я там на озере и в мыльне
по голым классикам хожу,
Там на Олимп мою фамилию
доставят, если попрошу.
 
А тут, в среде коллективизма
меня зачистят и затрут,
И как же будет с коммунизмом
когда все гряды разберут?
 
Шушкевич глянул на будильник
сказал:" -Орать наперебой
не будем! Можно по-мобильней -
разделим гряды и домой!"
 
И вот толкая в разговоре
один другого под бока
творцы вперед рванулись вскоре
тянуть на счастье номера.
 
Творцы тянули и не знали,
толкая в зад однополчан,
что все шедевры затолкали
организаторы в карман.
 
Как был насквозь амбициозен
журнал советский "Беларусь"
Шавна, Шилович, Гроднев, Досин
"польщенный" творческий союз.
 
Потом, до середины ночи,
где местность - Лысая Гора,
писаки, среди пней и кочек
свои сверяли номера.
 
О, этот поиск над горою!
Так драматурги в наши дни,
искали бы себе героя!
К каким высотам бы взошли!