Д. Керуаку
Глотая дорожную пыль, я мчался за своей несбыточной мечтой - за тобой.
Колеся по дорогам Америки, являющимися её сосудами жизнеобеспечения, я пытался угнаться за твоей жаждой жизни.
Ты горел сейчас, в этот момент, звездой, что решила покинуть небо, чтобы какой-нибудь дурак с большой дороги загадал под неё пинту виски.
Заставил меня выйти из зоны комфорта и умчаться в неизвестность, чтобы почувствовать вкус того, на что я никогда не решался.
Я почувствовал вкус свободного ветра, треплющего мои волосы, пока я выжимал последние силы из чёрной импалы, чтобы проехать несколько лишних километров.
Я почувствовал вкус испепеляющего солнца, на котором жарился, как яичница на сковороде, когда мне приходилось идти в разгар знойного дня.
Я почувствовал вкус объятий холодных ночей, пока спал под дырявым клетчатым пледом у дороги жизни в ожидании попутки.
Что я почувствовал? Свободу. От материальной зависимости мира, в которой погрязла вся Америка.
Ты не жил в этой свободе. Ты нырял в неё с головой, не думая о последствиях, будто завтра вовсе не существовало, будто завтра являлось бредом уличного безумца, пророчащего каждый день Конец Света.
Но, брат, была ли эта свобода твоим счастьем? И что она оставила тебе в наследство, кроме мимолётного пьяного угара и одиночества?
Задумайся, брат.
Тебе оттуда виднее.
Колеся по дорогам Америки, являющимися её сосудами жизнеобеспечения, я пытался угнаться за твоей жаждой жизни.
Ты горел сейчас, в этот момент, звездой, что решила покинуть небо, чтобы какой-нибудь дурак с большой дороги загадал под неё пинту виски.
Заставил меня выйти из зоны комфорта и умчаться в неизвестность, чтобы почувствовать вкус того, на что я никогда не решался.
Я почувствовал вкус свободного ветра, треплющего мои волосы, пока я выжимал последние силы из чёрной импалы, чтобы проехать несколько лишних километров.
Я почувствовал вкус испепеляющего солнца, на котором жарился, как яичница на сковороде, когда мне приходилось идти в разгар знойного дня.
Я почувствовал вкус объятий холодных ночей, пока спал под дырявым клетчатым пледом у дороги жизни в ожидании попутки.
Что я почувствовал? Свободу. От материальной зависимости мира, в которой погрязла вся Америка.
Ты не жил в этой свободе. Ты нырял в неё с головой, не думая о последствиях, будто завтра вовсе не существовало, будто завтра являлось бредом уличного безумца, пророчащего каждый день Конец Света.
Но, брат, была ли эта свобода твоим счастьем? И что она оставила тебе в наследство, кроме мимолётного пьяного угара и одиночества?
Задумайся, брат.
Тебе оттуда виднее.
