Набатом бью в колокола!-132
НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА!
Поэма покаяния
Я знаю
Истину —
и это...
МОНАСТЫРСКОЕ ПИСЬМО
(Эпилог романа в стихах
«Шинок Безмена Бизнесменова»)
* * *
Пишут мне, что мой шинок
Шибко накренился,
И на тот, понятно, бок,
Где когда-то погребок
С пивом находился.
Словно он от погребка
Захотел наверняка
Получить известье,
Сколько там еще пивка,
В том заветном месте.
А пивка там нет давно,
Бог лишь знает, где оно,
Там, где было пиво
Летом-осенью одно –
Лебеда-крапива.
А зимой такие там
Наметёт сугробы,
Что хоть в пору по бокам
Штампы-клейма ставить вам,
Знак присваивать снегам
Самой высшей пробы...
Много б я отдал, друзья,
Чтобы оказаться
В тех местах, где с вами я
Счастлив был спознаться...
Но нельзя, нельзя, нельзя
Чувствам предаваться...
Эх, нельзя!.. Но я — живой,
И перед глазами —
Скорбный холмик земляной,
Где зарыт приятель мой;
Он знаком был с вами.
Сколько раз ругал его
Я, Аршиныч, оттого,
Что себя же самого
Он хитрей казался.
Но без Васи моего
Я, как перст, остался.
А всего, друзья, больней
Из гурьбы мелькнувших дней
Было расставанье
С милой жёнушкой моей.
Горе-гореванье...
Ох, и плёточка была,
Вечно подгоняла,
Но —
душа моя —
слегла,
И уже не встала.
Белоснежною зимой
(Не припомню чище)
Многолюдною толпой
Распростились мы с тобой,
Маша, друг мой дорогой,
Проводили в мир иной,
В новое жилище.
И распалось вкривь и вкось
Всё на белом свете.
Сердце как оборвалось,
Стал я здесь ненужный гость,
На земле-планете.
В мой шинок во все углы
Набралось смертельной мглы
Столько, что уж еле
Лампочки горели.
Шли часы, недели.
И тогда мои котлы,
Те, что в подземелье,
И душа, что в теле,
Паутиной поросли,
Рыжей ржой истлели.
Вот и всё. Отпела жизнь.
Та, что путь венчает,
Уж стоит, встречает...
Но возьми да и приснись
Мне жена моя: «Очнись! —
Головой качает. —
Ты молись, дружок, молись,
Вот и полегчает».
* * *
Я не то чтоб никогда
Богу не молился,
Но, поскольку власть труда
Нас причалила тогда
У безверья пирса, —
Я почти что навсегда
С Богом разлучился.
Лишь когда судьба прижмёт,
Брал я свечку в храме
И стыдясь входил под свод,
Где река огней течёт
Перед образами.
Мне молитв не вспоминать,
Я их помню с детства.
Дед Андрей, отец и мать –
Это их наследство.
И лишь только помолюсь
У иконы Божьей,
Как уйдут куда-то грусть
И тоска острожья,
И ровней, немного пусть,
Станет бездорожье.
* * *
Я и в тот нежданный день
Стал молиться Спасу.
Прошлой жизни дребедень
Всю припомнил сразу.
Как из кожи лез, из жил,
С жизнью бился глухо,
Как пивной барыш копил,
Как жене сказать любил:
«На, бери, старуха!»,
Власть за жадность материл,
Рад был дать ей в ухо...
Так без Бога и прожил,
Без Святого Духа.
И не в этом ли вопрос:
Эдак или так ли,
Хоть теперь меня в отброс,
Хоть потом...
Набрякли,
Покатились капли слёз,
Как от свечек капли.
Ах, какая срамота!
Выходило, братцы, —
Впору с нового листа
Жизни начинаться.
Ладно... Мне не привыкать...
Грязь отмыв штрафбата,
Стал я стройку поднимать...
Край целинный обживать...
Пиво людям поставлять,
Знатное когда-то...
А ещё казалось мне,
Что привыкнув к болтовне —
Монологов роду,
Помогаю я стране,
Родине, народу.
Что “Шинок”1 мой почитав,
Способом чудесным,
Станет прав, — кто был неправ,
А бесчестный — честным.
Но и мой ударный труд,
И стихи тем паче —
Всё ушло в застойный пруд
Глупо, без отдачи.
То же в целом и народ.
Как ни сеет, как ни жнёт,
Как мечтой ни бредит,
Как по-спринтерски ни жмёт
К цели и победе, –
Никуда-то не идёт,
Никуда не едет...
* * *
Бред!
Абсурд!
Галиматья!
Как же нам из Леты
Выйти в щедрые края? –
У Святых Отцов, друзья,
Я нашел ответы.
А до этого — авось,
Метод мысли задней,
Словом, голову пришлось
Крепко поломать мне...
Главный кризис мой, тупик,
Вот в чём проявился.
Всем известно, большевик —
Тип, к которому привык
Странный русский наш мужик,
Свыкся с ним, сроднился.
Это он — бунтарь, борец,
Ухарь и громила,
Созидатель и творец,
И бессильных сила.
И, понятно, вкруг него,
Ясновидца своего,
Наш народ сплотился,
И гранита самого
Крепче стал, и ничего,
Понаслушавшись всего,
К раю устремился.
* * *
К раю, ясно, на земле,
Но к такому раю,
Чтоб в довольстве и тепле
Жизнь текла на тыщи лет
Без конца и краю.
И почти что каждый был
В это рад поверить,
Так как рай в мечтаньях свил,
Где икра, похлёбки пыл
И в заливке стерлядь.
* * *
И крепила веру ту
Чудная Система,
Что и в высь и в широту
Расширяли на лету
Те, кто в адском том году
Указали сад в цвету,
Сад земной Эдема.
При железной воле их,
При уме марксистском,
Все дела и всякий стих,
Что для целей для благих, —
На пути российском
Было всё должно в своих
Лучших свойствах основных
В жизнь входить рысисто.
Да и всё входило так
Ряд десятилетий,
Только вдруг кудесник, маг
Совершил неверный шаг
Или вдруг заснул в аншлаг, —
И пошёл в Системе брак,
Как в речах словесный шлак,
Вроде междометий!
Не спасли ни воли всплеск
И ни мысли сила,
Гас и гас Системы блеск,
Вера уходила.
И, как старый Вавилон,
Рухнула Система,
На развалинах времён
Оказались все мы...
* * *
Тут, пожалуй, со страной
Та же приключилась,
Как со всеми и со мной,
Божия немилость.
Позабывши о Творце,
В нашей славной были
Мы о цели и венце,
Обо всём забыли.
А не помнящий родства
Для себя, — заметьте, —
И француз, и татарва,
И капкан, и сети.
Всё сплошная трын-трава
Для него на свете.
И в итоге веры нет
Ни в себя, ни в Бога,
И сошёлся белый свет
Клином у порога...
* * *
А теперь к Святым Отцам
Перейду, ребята,
Обещался выше вам —
Обещанье свято.
Бог — такое Существо,
В Книгах говорится,
Что без воли без Его
Никогда и ничего
В свете не случится.
Даже мир весь захоти,
Дело выйдет боком,
Если вдруг не по пути
Миру будет с Богом.
И хоть мир весь против будь,
Так, а не иначе —
Миру тот лишь выйдет путь,
Что Господь назначит.
И выходит — жить верней,
Если мыслить строго,
Не по воле по своей,
А по воле Бога.
А по этой воле жить,
Первая примета —
Не нарушить, не забыть
С Господом Завета.
А Завет, Он в том, друзья,
Чтоб, не знаясь с ложью,
Исполняли вы и я
Заповеди Божьи.
(А нарушили бы их —
Это грех извечный! —
Так в молитвах бы своих
Каялись сердечно).
И чтоб долг свой исполнять,
В Духе быть и силе,
Мы б смиренно благодать
У Небес просили...
• • •
И когда бы верить нам,
Как по этим вот словам,
Многие бы глыбы
Разгребли по сторонам,
Многое смогли бы.
Из громил и бунтарей
(Бунты, склоки, войны!)
Превратились бы в людей
Добрых и спокойных.
Всяк одно хотел бы знать —
Как из сердца грех изгнать,
Вырвать корневища,
Чтоб пред Господом предстать
Горной речки чище.
Бога, ближних возлюбя,
Он уже не стал бы
Посылать в меня, в тебя
Поучений залпы.
Да и я уже, и ты
В целях достиженья
Самоочищенья
Отошли б от маяты
Бредоощущенья
Общего спасенья...
* * *
И, не друг мне и не враг,
Может, кто-то скажет так:
В чём же тут хитринка?
Ты ушёл в себя, чудак,
И остался тощ и наг,
Власть возьмёт тебя в кулак,
В новый, нынешний ГУЛаг,
И расплющит, как пятак,
По законам рынка.
Да! — расплющит и сотрёт,
Если прежний мы народ
И, как встарь, дорога
В пекло от порога,
Если в душу не войдёт
Имя, Слово Бога.
А когда войдёт Оно,
Слово Неземное,
Будет свыше нам дано
Бытие иное...
* * *
В понимании моём,
Едком и дремучем,
Ни умом, ни кулаком,
Ни вином шипучим
Эту власть мы не возьмём
И не переучим.
Лишь тогда и победим
Властные отроги,
Если будем,
как один,
В Духе мы и в Боге.
И тогда-то власть сама
Ни с испуга, ни с ума,
Из дурной, острожьей,
Скажем больше — из дерьма
Станет властью Божьей.
Потому как, разумей,
Не чинуша серый, –
Божьи люди будут в ней,
С нашей общей верой.
* * *
Ну-у, до этого идти, —
Скажут, — долговато.
Не утопию ли ты
Вывел простовато?
Да и что там, впереди?
Может, как когда-то
Снова брат на брата?..
Снова...
Господи, прости!
Вера наша свята.
А другого-то пути,
Нет его, ребята!
Или — или. Или жить,
Значит, в Бога верить,
Или голову сложить —
За икру и стерлядь...
* * *
И когда я так решил,
После долгий чтений,
Радостей, смятений,
Взлётов и падений, —
Монастырь я посетил
В тихий день осенний.
Редко колокол звенел,
Ровно над рекою
Медный гул его летел,
Словно всех призвать хотел
К миру и покою.
Ну так что ж! –
вся жизнь моя
К этому стремилась,
И к причалу, понял я,
Может, и прибилась.
Все тропинки исходил
У реки журчащей.
Снова колокол забил,
Я вернулся чащей.
К настоятелю2 пришёл,
Всё поведал вкратце.
— Отче! как тут хорошо!.. —
И заплакал, братцы.
— Что ж ты, старче? — Я молчу.
— Ладно, принимаю... —
И похлопал по плечу
И добавил: — Знаю...
* * *
Вот послушником3 служу,
Но про послушанье
Вам пока что не скажу,
Пусть побудет в тайне.
А о чём сказать не прочь,
В чём моя отрада, —
Что молюсь я день и ночь,
Сколько сердцу надо.
За прощение молюсь,
Что в большой гордыне
Захотел исправить Русь,
В чём и каюсь ныне.
Сколько горя и потерь
Было в том стремленье!
День и ночь молюсь теперь
О моём смиренье
(Этим нынче, брат, и мерь
Духа исправленье...).
Как я Господа молю
За рассеянность мою,
За безволья море. —
Машу я любил, люблю,
А ведь столько,
говорю,
Я принёс ей горя...
За отца молюсь и мать –
Высшее начальство
От земного царства.
Должен с горечью признать:
Я их тоже, так сказать,
Сыну блудному под стать,
Не учился почитать,
Радовал не часто.
И за вас молюсь, друзья,
Чтобы дал вам Боже
Осознанье бытия;
Чтоб вам выдалась стезя
К Богу. Без Него нельзя.
Жизни Он дороже.
Горячо молюсь о том,
Чтобы наш российский дом
Был любим народом,
Чтобы мир да счастье в нём,
Чтоб Христос в углу святом,
Била вера бы ключом
Жгучей с каждый годом.
И, почти не помня зла,
Я молюсь в старанье,
Чтобы властные дела
Жизнь отмыла добела,
Чтоб и власть, добра, мила,
Неуклонно к Богу шла, —
И в награду нам была,
А не в наказанье...
* * *
Так живу и не грущу,
Утешение ищу
У иконостаса...
Вас я вряд ли навещу,
Ну, а случай допущу —
Путь вам ляжет часом,
Заходите, угощу
Монастырским квасом.
1 «Шинок Безмена Бизнесменова» — ироническая поэма, публиковавшаяся в своё время в екатеринбургских газетах «Деловой вестник», «Торгъ» и «Искра уральская».
2 Настоятель — руководитель монастыря.
3 Послушник — прислужник в монастыре, готовящийся стать монахом.