Будет мороз...

Будет мороз...
Небо затянуто серым холстом, солнце украдено,
Завтра, наверное, будет мороз – обещали по радио.
Гришка на кухне сидит за столом, обложившись тетрадями,
Пишет и курит, уже перевёл листов пятьдесят:
дело срочное.
Танька его опять на сносях,
В третий раз за пять лет – ну, не квочка ли?
Что уж теперь, виноват и сам. Может, оно и к лучшему,
Вдруг, наконец, родится пацан – радость и гордость любого отца – не всё же возиться с клушами!
Жили б в деревне, откуда родом, – дом, огород, конюшня,
Только вот Танька: в город, ей в город, «детям там будет лучше»…
Век куковать теперь в коммуналке, спать за китайской ширмой,
Ждать, пока девки уснут. А Галку не уложить без крика и палки,
Да и Наталка… Противная стала, бойкой растет, настырной.
Гришка думает о соседках: о Наде, но больше о Кире.
Сварки бывали порой (но редко!). Чаще гуртом курили.
Бабы они ничего, нормальные, дело не в них (не в ней!),
Если и грызлись когда по пьянке (чего не взбредет только в голову Таньке!) – дело забытых дней…
Просто Гришке через неделю исполнится тридцать пять,
Таньке – ударнице пятилетки – скоро опять рожать.
Танька всегда была редкой дурой – какой с бестолковой спрос?
Гришка курит. Пишет и курит.
Гришка пишет донос.
Не потому, что бесится с жиру,
Просто жилищный вопрос.
Гришке и Таньке нужна квартира,
чтобы ребенок в тепле и мире, чтобы в достатке рос.
Конверт запечатан. И поделом: всё-таки Кирка сука –
Не раз называла вождя козлом, усатым и сухоруким…
И Гришке однажды крепко досталось – заехала сходу в морду.
За что? Всего-то пощупал малость – подумаешь, слишком гордая!
Жизнь проходит, как сон наяву, – и никакого просвета:
В пятнадцати метрах жить, как в хлеву, – жизнь ли вообще всё это?
Водки бы выпить, пойти вразнос /сердце заныло, гадина.../,
Крепкого нет, осталось вино – и то не свое, а Надино.
Ладно – пора. Вставать в пять утра.
Гришка устал и замерз.
Дрожь пробирает.
Сбылся прогноз.
Завтра, наверное, будет мороз –
не врёт же советское радио…
 
*Фото из интернета