Деревенская жизнь Лёньки. Часть третья
Еду, еду не свищу,
А наеду - не спущу!
Справедливость всегда торжествует...
в трех случаях из семи.
Часть третья
Месть
Долгожданной Победой закончилась жестокая война. Жители подмосковной деревеньки Юрово возвращались к мирной жизни. Константин Никифоров или Коська после окончания Куркинской семилетней школы с осени 1941 года с четырнадцати лет трудился на 301 авиационном заводе в Химках.
Посоветовал устроить паренька на завод благородный директор 301-го завода Ю.Б. Эскин, семья которого снимала перед войной два года подряд дачу у председателя местного колхоза Никифорова Алексея Осиповича.
В начале века он трудился на Пресне на одном из заводов слесарем, принимал активное участие в забастовках. Участвовал в Первой мировой войне. Получил Георгиевский Крест. На Западном фронте был избран Председателем Совета солдатских депутатов. Раздавал направо и налево солдатам Справки об освобождении от воинской обязанности, имея печать и право. За превышение своих полномочий был арестован в начале 17-го года, но скрылся в подполье и вышел после революции 17 года.
За разумность в принятии решений и справедливость получил после войны деревенское прозвище - Рузвельт. Усадьба сорок соток земли самая ухоженная в деревне. Далеко смотревший в будущее Коськин дед и Лёнькин прадед подкидыш Осип, посадил вокруг усадьбы столько елей, чтобы потом построить из них добротный пятистенок для первого наследника. Единственная деревенская усадьба, окруженная мохнатыми елями, смотрелась экзотически.
В 1946 году завод перешёл на восьмичасовой рабочий день, и Константин всерьёз задумался о женитьбе. Стукнуло доброму молодцу восемнадцать лет и женилка не давала покоя ни днём, ни ночью. Вмешиваться, тем паче управлять делами матушки-природы бессмысленно, бесполезно и даже вредно.
В деревнях не принято жениться или выходить замуж за коренных жителей. Парни отправлялись искать судьбу в соседние близлежащие деревни Куркино, Машкино, Ивановское и другие населённые пункты. На "гулянках" молодежь лихо плясала под тальянку, пела озорные частушки и песни.
"А я, говорит, тебя, говорит, сынок, говорит, уважу! А я, говорит, тебе, говорит, гуляночку налажу!"
"Ах, товарищ, дорогой, как мне грустно без жены, ляжешь спать, а сердце бьется, сердце бьется об штаны!";
"Хорошо тому живется, у кого одна нога и портянок меньше рвётся и не надо сапога!";
То ли подходящих девчат по росту и темпераменту не оказалось в ближних деревнях для голубоглазого с примесью цыганской крови с чёрными, как смоль волнистыми волосами красавца Константина, то ли внутренний голос позвал в дальнее село Рождествено за шесть километров от Юрова. Охота - пуще неволи! Это потом через вереницу лет, за рюмкой чая, Константин будет сетовать Лёньке, что не помнит себя в этой жизни холостым, а родился сразу женатым и с двумя девками! Но это будет потом, потом, а сегодня хочу жениться! Имею право и женюсь!
Озабоченный основным инстинктом плодиться, размножаться Константин полгода по выходным дням при любой погоде месил грязь по российскому бездорожью в Рождествено, правда, обутый в шикарные сапоги гармошкой. Хромовые офицерские сапоги ему подарил свояк, бывший капитан Красной Армии, а ныне ответственный работник одного из министерств - Лёнькин батя.
В Рождествено Константину однажды и на всю жизнь приглянулась хорошенькая певунья и плясунья восемнадцатилетняя хохотушка Лидка. Молодые все красивые! Лидка младшая в большой деревенской семье, где сохранился домостроевский обычай обедать в просторной светёлке за огромным деревянным столом, причем "первое" принимали по очереди из одного большого чугуна, стоящего посредине стола добела отскребаемого острым ножом.
Позже Лёньке пришлось побывать в гостях в Лидкиной семье, но садиться за стол и принимать пищу из одного чугунка он осторожно отказался сославшись, что сыт по горло и болит живот, наверное, съел чего-нибудь немытого! Родители с подозрением посмотрели на Леньку, всегда хотевшего есть, но заставлять не стали. Матери жаловались родственницы-девчонки, что Лёнька мог пить из лужи и есть немытую морковь чуть потёртую о штанину.
- Ходи голодный! Другим больше достанется!- легко согласилась мать.
Иногда тайком Коська брал трофейный парабеллум у свояка. "Para bellum" в переводе с латинского языка означает "Готовься к войне".
Путь-дорога к своему "ненаглядышу" не близка. Иногда балуют лихие, прошедшие окаянную войну люди. Местами дорога проходит густым лесом. Страшновато одному! Парабеллум Ленькин батя, оставлял дома "пряча" в шкафу для белья.
Этим парабеллумом играл и Лёнька до поры, до времени. Ему отлично известен "тайник".
От Лёньки прятать вещи - пустые хлопоты. Например, спички он находил легко, хотя их постоянно перепрятывали. Сера от спичек позарез необходима для "поджиги", самодельного устройства из согнутой стальной трубки с гвоздем и резинкой, которое производило подобие выстрела из пистолета. Трубки ребята выламывали или отпиливали трехгранным напильником от самолетов на аэродроме при 301 заводе. Сразу после войны туда свезли десятки немецких, американских и английских самолетов. Полтора года самолеты простояли без охраны и из ближайших деревень пацаны, народ простой, как и их родители, растаскивали всё, что можно открутить, откусить, отломать или отпилить.
Лёнька оказался человеком полезным. У хозяйственного деда солидная мастерская с набором почти всех встречающихся инструментов ещё со времен, когда он трудился на Пресненском заводе. Имелся в хозяйстве и набор напильников. Лёнька тайно брал трехгранный напильник с собой в поход на аэродром, где старшие ребята добывали нужные трубки. Пока старшие пилили, Лёньке нравилось сидеть в кабине в кресле пилота и управлять штурвалом или яростно нажимать на гашетку пулемета, мысленно уничтожая ненавистных немцев. Потом Лёнька так же тайно возвращал напильник на место. С рук сходило!
Знал, паршивец, что без спроса брать нельзя, а делал своё чёрное дело по науськиванию старших, чтобы заслужить ложное уважение! Вот оно откуда растёт, если нельзя, но очень хочется, то можно! Дать бы во время негоднику по рукам, и не ходила бы полдеревни пацанов с взрывоопасной игрушкой, которая могла легко оторвать палец на руке. Слава Богу, обошлось! Потом аэродром огородили колючей проволокой и поставили охрану. Криминальная поставка трубок прекратилась и забылась опасная игра. Вновь стали играть в "городки", "чижика", "отмернова" и другие детские безопасные игры.
"Секреты", которые устраивала сестра в саду, Лёнька находил с легкостью опытного охотника за сокровищами, но не разорял. Пусть сестра думает, что она на свете самая хитрая и умная! Лёнька точно знал, кто самый умный!
Играть с парабеллумом интересней всего. Лёнька выбирал момент, когда матери не было в комнате. Садился к окну. Брал тяжелый пистолет в две маленькие руки, укладывал их на подоконник, и "открывал огонь" сквозь окно по теням, мелькавшим на дороге.
- Я вам, гады, зенки повыбиваю, поразбиваю головы вдребезги,- приговаривал, нажимая на курок Лёнька, воображая себя героем последнего увиденного фильма о войне.
Тени это немцы, которые тяжело ранили его отца-комбата в бою под Тулой. Он мстил фрицам и гансам за раны, за потерянный отцом глаз, за то, что отец практически не разговаривал с Лёнькой. Лёнька уверен, что раны до сих пор болят и поэтому отцу не до разговоров и душевных бесед с сыном. Виноваты, конечно, гады-немцы и он всех будет бить, бить, бить, пока не уничтожит всех!
Парабеллум подарок отцовского брата Игоря полковника - танкиста, который штурмовал со своим полком Партканцелярию в Берлине, другим подарком был шикарный барометр, отделанный красным деревом и снятый со стены одного из кабинетов Партканцелярии лично боевым полковником.
Узнав, что Коська берёт тайком оружие на "гулянку" хозяин спрятал парабеллум так далеко, что больше Лёнька его не видел.
Лёнькин отец родился в Ижевске. Его отец, Ленькин дед работал на Ижевском оружейном заводе машинистом паровоза. До войны это самая престижная и высокооплачиваемая профессия. Вынести оружие через проходную практически не возможно, и передать через забор тоже. Чтобы поступить в институт, надо было потрудиться после окончания школы один год на производстве.
Лёнькин отец отработал слесарем год на оружейном заводе. За это время он снабдил карабинами и охотничьими ружьями своих братьев и друзей по школе. Возможность была тайком вывести оружие и патроны с отцом-машинистом на паровозе. Маневровый паровоз охрана не проверяла и отец, похоже, не возражал против вывоза оружия.
"Тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь Хозяин, а не Гость!"
У Лёнькиного отца в Ижевске до сих пор лежат несколько карабинов и охотничьих ружей с сотнями патронов в заводской смазке и готовых к употреблению. Только вот место этого "секрета" потеряно со смертью отца. Любовь к оружию у отца с детства, и дядя Игорь зная, привез брату из Берлина ценный и модный подарок офицерский парабеллум.
В конце концов, Лидкины родители согласились отдать свою любимую красавицу - дочь за слесаря-жестянщика с 301-го завода младшего сына председателя колхоза.
Во время войны умерла мать Константина добрейшая и милейшая Александра Ивановна, или как её называл муж Сашенька. Сашеньку из деревни Коростово отдали замуж в пятнадцать лет, а в шестнадцать она родила Лёнькину мать. Лёнька совсем не помнил свою бабушку. Она умерла в пятьдесят три года, когда ему было три годика.
После кончины Александры Ивановны в передней трехкомнатной половине "пятистенка" поселилась семья Коськиной сестры Клавдии или Кланьки, как её звал отец. Каждый член семьи получил комнату. До этого все теснились в заднем доме, а Лёнька ютился на полатях. Однажды он с полатей "случайно" уронил утюг на голову, проходящей мимо сестры. Утюг оказался умнее Лёньки и проскользнул мимо. На первый раз поверили, что это была случайность.
Кроме Кланьки у Кости был старший брат Алексей, живущий в Сысерти, сестра Вера жила в Тушино и сестра Лариса, имела старенький домишко в деревне Жаворонки в Сходненском районе. Дети звали отца - папанька.
После Коськиной женитьбы отец - крепкий хозяин, твердо считавший, что всегда прав, решил поселить молодоженов в передней части дома, отобрав для начала комнату с окном, выходящим в сад у шестилетнего внука Леньки, сосланного в проходную комнату, а точнее в тёмный коридор.
Обозлённый горькой несправедливостью Лёнька сутки ревел, потом выл, когда силёнки закончились, скулил. Слёз не было. Лёнька никогда не ревел в три ручья и не путался в соплях, как жалкие девчонки. За общий стол садился, но ничего не брал в рот в знак протеста. Грозился помереть голодом, если не вернут комнату.
- Вот лягу на лавку под икону и помру. Тогда узнаете! - громко на весь дом жалел себя Лёнька.
- Можешь не есть, нам больше достанется,- отвечала спокойно Лёнькина мать,
- А коль помрёшь, похороним. На земле ещё никто не остался,- продолжала мать.
В переднем углу висела старинная закопчённая икона Владимирской Божьей матери, которую почитали в Юрове. Лёнькина бабка сутки лежала под иконой, пока с ней не простилась вся деревня. Жена председателя колхоза! Это вам не хухры-мухры! Лёнька прощаться у гроба категорически отказался. Он видел от двери, что там лежит не похожая на его милейшую бабку страшная старуха. Вырвался из рук матери и убежал вон. Это было самое первое Лёнькино горькое воспоминание о своем детстве, когда ему было три года. Первая безвозвратная потеря. Сколько их потом будет!?
Голод не тётка, пирожком не накормит. Лёнька таскал куски черного хлеба и заедал ранними яблоками "Белый налив" из сада, прерывая чавканьем знак протеста, а после проглатывания кусков, возобновляя вой с новой силой. Злило и выводило из себя то, что на Лёнькину персону не обращали внимания, будто он пустое место. Ноль внимания, фунт презрения!
Лёнька возненавидел доброжелательную, улыбчивую Лидку, которая нарушила устоявшийся счастливый послевоенный, хоть и полуголодный образ жизни. Выжили за счет мешка муки, который привезла Ленькина мать из Ижевска. Там Лёнькина сестра, Лёнька и сестра матери Лариса находились в эвакуации с ноября 1941 года по июнь 1942 года.
В то время Лёнькин дед по отцу работал директором подсобного хозяйства Ижевского оружейного завода, который кормил тысячи рабочих завода. Крутая Лёнькина мать не поладила со свёкром. Не захотела жить в доме, где "чаша была полная" и все, кроме Ларисы вернулись в Юрово. Потом отца выписали из госпиталя, и Военком города Москвы направил капитана с высшим экономическим образованием бывшего работника Госплана СССР на министерскую работу. В то время большинство работников министерств и Госплан находились в Куйбышеве.
В деревне матери предлагали рубленый дом за этот мешок муки, но мать отказалась в пользу Большой семьи. От приличного дома отказалась, а сами потом ютились по углам у чужих людей, когда, по сути, дед их семью выкинул на улицу. Выжили! Спасибо не сказали и благополучно забыли, что Лёнькина мать ещё помогала семье другого брата, которая жила в Сысерти на Урале с двумя детьми, отправляя каждый месяц посылки с продуктами, отрывая от своих детей. Вот она справедливость и благодарность в отдельно взятой благополучной семье!
Особенностью морального облика Константина было полное отсутствие в его разговорной речи ненормативной лексики. И это в деревне, где матом не ругались, а разговаривали даже малые ребята! Самыми крепкими словами у Константина были: ёксель-моксель; етитороский нос; японский Бог, китайский Император. Тем же отличием от русского национального характера обладали дед и отец Лёньки.
Лёнька в этом плане оказался не в мать, не в отца, а в проезжего молодца. Лёнька не считал унылую и пресную речь достоинством мужика, но и к недостаткам, а тем более грехам тоже не относил. Относился, как к брюнету, блондину или рыжему. Такими уродились. Любимая песня у Коськи Есенинская "Ты жива еще моя старушка" и еще "Степь да степь кругом..."
В жизни любого парня находились авторитеты, кроме отца, которым, как попугаи интуитивно подражали в манере говорить, одеваться, носить прическу, относились к окружающим, повторяли любимые словечки и даже походку. Припомните, поворошите и обязательно найдётся такой герой вашего детства, с которого невольно брали пример.
Коська стал для Лёньки авторитетом, старшим братом. Лёнька всегда мог припугнуть на деревне пацанов постарше, если бы его задирали: "Скажу Коське, он вам покажет Кузькину мать и заодно, где зимуют раки".
На самом деле Лёньку не трогали, а даже наоборот принимали играть в свои игры старшие ребята. Внук председателя колхоза и сын боевого офицера Лёнька рос крепким и шустрым пацаном, никогда не болел, мог пить воду даже из лужи, что очень удивляло ребят, но повторить никто не решался. Катался на санках с самых крутых гор и мог забраться на макушку любого дерева.
- Зачем, зачем она нужна такая серая однообразная жизнь? - размышлял Лёнька, которого выучила мать в пять лет читать по книге Дефо "Робинзон Крузо" и, который выучил эту замечательную книгу наизусть, поправляя мать, когда она сбивалась на самодеятельность, чтобы пропустить кусок текста при чтении.
С женитьбой дядьки всё рухнуло в одночасье. Жизнь потеряла свои былые яркие краски. Оставить как есть Лёнька не мог. У него чесались шаловливые ручонки. Он постоянно думал, и пытался понять, за какие грехи у него отобрали комнату? В заднем доме тоже три комнаты, правда, поменьше и русская печь. После смерти бабки дед жил в одной комнате, а Коська в другой. Была еще одна свободная комната. Почему отобрали комнату у Лёньки после женитьбы Коськи? Чем он не угодил? Лёнька сразу понять не мог, и это его бесило еще больше! Лёньку "непонятное" раздражает, заставляет думать и не даёт покоя.
В свои шесть лет он беспрекословно делал по дому и в огороде всё, что поручали ему мать и дед. Лёнька не ждал похвалы, но и ругать было не за что. Уходил на деревню гулять лишь тогда, когда выполнял обязательное дневное задание, порученное ему, обязательно предупредив мать, что ушёл гулять.
Лёнька начал строить планы, как отомстить ненавистной Лидке, которая свалилась, как снег на его стриженную "под Котовского" голову и разрушила устоявшийся быт.
Продолжение следует
