Последняя исповедь дона Хуана
«За мной пришли. Спасибо за вниманье.
Сейчас, должно быть, будут убивать!»*
Я жил стремглав – смущал, вселял надежду,
И, если получалось, совращал,
В укромных складках моего плаща
Хранятся ароматы тайны нежной;
Но боже упаси, чтоб я хоть раз
Не угодил пастушке или даме –
Они так хороши, когда в пижаме,
А без неё прекраснее стократ.
Бесчисленного сонма рогоносцев
Я личный враг, и тем премного горд.
От жарких дюн до скандинавских гор
Боготворю блудниц при свете солнца,
А ночью в наступившей тишине,
Будь я в Севилье или в странах дальних,
Нет-нет да слышу томный вздох из спальни
Красавицы, что помнит обо мне.
Так вот, о чём бишь я… о счётах давних,
О чреслах и обманутых мужьях.
Лишь веселит давно забытый страх,
Что раньше в дрожь бросал от скрипа ставни.
Мне женщины – земная благодать,
Я их раскрепощал из состраданья.
«За мной пришли. Спасибо за вниманье.
Сейчас, должно быть, будут убивать».
Сейчас, должно быть, будут убивать!»*
Я жил стремглав – смущал, вселял надежду,
И, если получалось, совращал,
В укромных складках моего плаща
Хранятся ароматы тайны нежной;
Но боже упаси, чтоб я хоть раз
Не угодил пастушке или даме –
Они так хороши, когда в пижаме,
А без неё прекраснее стократ.
Бесчисленного сонма рогоносцев
Я личный враг, и тем премного горд.
От жарких дюн до скандинавских гор
Боготворю блудниц при свете солнца,
А ночью в наступившей тишине,
Будь я в Севилье или в странах дальних,
Нет-нет да слышу томный вздох из спальни
Красавицы, что помнит обо мне.
Так вот, о чём бишь я… о счётах давних,
О чреслах и обманутых мужьях.
Лишь веселит давно забытый страх,
Что раньше в дрожь бросал от скрипа ставни.
Мне женщины – земная благодать,
Я их раскрепощал из состраданья.
«За мной пришли. Спасибо за вниманье.
Сейчас, должно быть, будут убивать».