Интертекст сумасшедшего сказочника (вариант 2)

В центре кошмара на шатком печальном пронзительном троне

сгорблен я. Сзади щетинятся плахи, секиры, гробы.

Я – словно бог, что играет в удушье, но есть, непреклонен,

тот, кто играет и ритмом моей неумолчной судьбы.

 

Звёздным укутавшись небом, кромешно-бессмысленно-синим,

я созидаю героев для книг, что не будет и нет,

тку паутину молитв нерождённым ненужным мессиям

и излучаю свой замысловатый незыблемый бред.

 

Хрупкий рассудок, укутанный в матово-блёсткий мицелий,

сотканный кем-то, под шёпот надменных взлетающих крыл

спит плотоядно. Я тоже приблизился к брезжащей цели.

Боги смиренно устали, а рай добровольно остыл.

 

Точатся где-то ножи, чтоб меня заключить в чёрной точке.

Не из булата они – серебра, и святою водой

окроплены они. Скрыта во множественных оболочках

из серебра же игла на дубу, что скорбит бородой.

 

Я, как паук, растопырив приветственно длинные лапы

в центре слепого кошмара, надломленно-вычурно жду

принцем фантасмагорическим мига, когда, процарапа-

ешь коготком своим светлым сгущённую ты немоту.

 

В платьице ты пробежишь через красные, чёрные клетки,

жадные синие космы святого пустого огня,

но защитит вопреки тебя, призрачно-тонкий и крепкий,

зонтик из яростных звёзд, что ругали зловонно меня.