Интертекст сумасшедшего сказочника (вариант 2)
В центре кошмара на шатком печальном пронзительном троне
сгорблен я. Сзади щетинятся плахи, секиры, гробы.
Я – словно бог, что играет в удушье, но есть, непреклонен,
тот, кто играет и ритмом моей неумолчной судьбы.
Звёздным укутавшись небом, кромешно-бессмысленно-синим,
я созидаю героев для книг, что не будет и нет,
тку паутину молитв нерождённым ненужным мессиям
и излучаю свой замысловатый незыблемый бред.
Хрупкий рассудок, укутанный в матово-блёсткий мицелий,
сотканный кем-то, под шёпот надменных взлетающих крыл
спит плотоядно. Я тоже приблизился к брезжащей цели.
Боги смиренно устали, а рай добровольно остыл.
Точатся где-то ножи, чтоб меня заключить в чёрной точке.
Не из булата они – серебра, и святою водой
окроплены они. Скрыта во множественных оболочках
из серебра же игла на дубу, что скорбит бородой.
Я, как паук, растопырив приветственно длинные лапы
в центре слепого кошмара, надломленно-вычурно жду
принцем фантасмагорическим мига, когда, процарапа-
ешь коготком своим светлым сгущённую ты немоту.
В платьице ты пробежишь через красные, чёрные клетки,
жадные синие космы святого пустого огня,
но защитит вопреки тебя, призрачно-тонкий и крепкий,
зонтик из яростных звёзд, что ругали зловонно меня.
