Блокнот
Открой блокнот, открой посередине.
Открыть сначала - так, быть может,
тебе на ум придет важнее нечто,
То, што заслуживает быть вначале,
То, што гнездиться будет под
заглавьем,
То, што приятным почерком коснется
мелованной бумаги после
стакана вермута и сигареты,
не за столом за письменным, в припадке
застигшего за пьянством вдохновенья
воспоминаньем затерзавшем душу
(о том, што мелко и не стоит думать)
а где-то в поезде, в метро, во время встречи,
какой-то встречи с кем-то для чего-то;
и обязательно - штоб неудобно было,
штоб авторучка надвое ломалась,
штоб карандаш не найден был в
сугробах
(верней, карманах, нет, верней - в сугробах)
того, что кем-то рюкзаком зовётся,
тобой зовётся - в одночасье домом,
подушкой в доме, книжным шкафом, лавкой,
женой и другом, бессловесным братом,
привыкшем отдавать што ни попросишь,
в сугробах коего ты роешься не веря.
Чему не веря? просто так, чему-то;
тому, што карандаш всё ж будет найден,
тому, што утром выпустят с ментовки,
тому, што в сквере станет малолюдно,
а вермут будет вкусен и полезен,
а нет - так пусть хотя бы просто будет;
Хотя бы кое-как, хотя б на грани,
огрызки глаз твоих пусть рассмеются,
на грани полного провала и триумфа;
пускай блокнот найдется, карандаш и
вермут,
пускай вернется вспять прошедший вечер,
и в сквере будет всё же малолюдно,
и будут лавки, лето, встречи с кем-то.
Застигнутый прощаньем чьим-то,
пускай ты сядешь или встанешь
где-то,
пойдёшь по городу слоняться праздно,
к примеру, вон из сквера для начала,
конешно - вон, конешно - для начала,
подумывая, может, о блокноте,
о том, как здорово всё начинать
сначала,
о том, как горестно сначала всё
коверкать.
Гонимый страстью выйдешь
всё туда же,
чрез сквер шагая, где предельно
людно.
Штоб лишним не казаться в этом
месте,
ты встанешь с четверенек,
отряхнешься;
а если и забудешь отряхнуться,
то сквер простит тебя за это,
простит рюкзак тебе, простит
ментовку,
блокнот простит и найденную ручку,
простит тебе триумфы и триумфы,
плохие сигареты, вермут, крики
быть осторожней пресекая трассу
предельно чуждому тебе из
человеков;
лишь четверенек не простит, запомни,
хотя тебе к лицу такая поза,
ты в ней и горд и тих, и безобразен,
вернее, добр в принудительном порядке.
Возможно, што никто на свете
тебе такого не простит.
***
Итак, блокнот. Открой его посередине.
Открой как хочешь, только не в
начале.
Открой во время встречи нужной,
Посередине встречи серединой взгляда
уткнись туда - там в середине пусто.
Сравни со встречей, убедись в чём
хочешь.
Застигнутый прощаньем ранним
открой блокнот, а вместе с ним и вермут.
Была ли встреча? Не запомни это.
Запомни лучше сигареты запах,
плохой и едкой сигареты запах.
С ним сладить проще, чем с любым из встречных.
Поэтому запомни это.
Запомни только то, што в твою пользу.
Отсюда - то, што ты достал в сугробах
(верней, карманах, нет, верней -
в сугробах):
блокнот и ручка, вермут и ментовка.
В ментовке польза тоже есть, ты это
помнишь, -
там не в пример теплей досуг свой
ладить,
чем ночью в сквере хоть на двух
ногах.
Открой блокнот, открой посередине.
В моём призыве ты найдешь лишь пользу,
в моих словах ты упоенье встретишь,
какого не видал до сих.
***
Когда талант молчать округой чтится -
пренебреги. И говори без смолку.
А очутившись на трибуне шумной
будь безучастен к склокам самым
важным.
На похоронной оказавшись сцене,
в путь провожая родственника, брата,
среди таких же провожатых в черном,
займи средину в плачущем болотце;
не делай вид, што утомился жизнью,
не облачайся в черное ни в коем,
не смей уродовать свою слезу щекою,
а вместо этого порадуйся за брата,
за того самого, што почивает тут же,
за того самого, што сам себя хоронит,
ведь если присмотреться к трупу...
Попробуй присмотреться к трупу,
и ты увидишь - он смущен толпою,
и ждет как все начнут плясать.
Напрасно ждёт: сильнее этикета
нет ничего. Напрасно ждёт он смеха.
А вот и нет, а вот и не напрасно.
Вот твоя грудь колышется от ржанья,
от лошадиного от хоть какого ржанья,
и вот болотце нрав переменяет,
уже не плачет - гневно осуждает,
и, справедливым омерзением объято,
подобно морю Красному когда-то
перед тобою дно освобождает.
И ты идёшь, спокойно беспокойно,
затем лишь штоб обнять живого брата,
всех остальных ты точно не
запомнишь,
всё потому что цвет их одинаков.
В калейдоскопе твоего вниманья
узор их скушен скушен скушен скушен
как будто нет его и вовсе.
А если нет его и вовсе,
то што мешает подойти поближе,
поближе к трупу, нет, уже не трупу,
за руку взять, а может, просто
встретить,
не брать за руку, а на расстояньи
встретить,
штоб крепче в память встречу
записать;
***
очнуться после в том же самом
сквере,
на четвереньках, но не в одиночку,
вернее - как бы в одиночку,
но с вечной памятью о Настоящей
встрече.
Так где же брат? подумаешь в
припадке
застигшего за пьянством вдохновенья
воспоминаньем затерзавшем душу. Ужель остался на том самом месте?
в том самом сквере, но в другой
ментовке?
Ужель блокнот и вправду нужен,
а вместе с ним и карандаш и вермут.
Аранжируя сигаретным дымом,
огрызком глаза дирижируя што будет,
ты в середине всё начнёшь сначала,
начнёшь коверкать почерком приятным, -
о той единственной непостижимой
встрече,
пренебрегая сквером,
где так людно,
где быть нельзя иначе
чем на двух ногах
