И Крым и Рим...

Чайки — серые авгуры.

Ялта, скука жизни дачной.

Брег пустынный. Дмитрий Гуров

ищет девушку с собачкой.

 

Нет бы сразу застрелиться,

или выкрикнуть: "К барьеру!"

чтобы вмиг фон Дидерицу

жизнь испортить и карьеру...

 

Нынче волны с перехлёстом —

то ль Паланга, то ли Ялта,

то ли южный полуостров,

то ли вотчина прибалта,

 

где убогого чухонца

утлый чёлн в струе лазури,

что купил за два червонца

гражданин кантона Ури.

 

Пастернак дошёл до сути,

Мандельштам — с кремлёвским горцем

в шашки режется, а Сутин

стал великим царедворцем.

 

Шах наш изменил гарему —

одержим, как Калиостро:

дранг теперь на Саарему

(есть такой эстонский остров)

 

Как там Цезарь, милый Постум?

Спит ли он, как прежде, с Брутом?

Пусть закажет гроб по росту —

и запьёт вино цикутой.

 

Всё в дыму теперь и хламе —

снова мутят воду янки:

распрощались мы с хохлами

под "Прощание славянки".

 

От получки до получки

жизнь бессмысленно вертится,

нету дамы, нету случки,

даже нет фон Дидерица.

 

Выпьем с горя, милый Постум,

кружки дно не просыхает —

и налей гетерам по сто.

В синей дымке остров тает...